Шарф

Максимилиан фон Хорвак
На обрывке струны, в мертвом свете луны,
Через стены из тонкого льда,
Разбивая мосты из ночной темноты
На мгновения или года,
По обломку ножа, в тишине дребезжа,
Может в Альпы, а может быть в Мов,
Преломив каравай едет черный трамвай
В черный Город из черных домов.

А в трамвае ларцы, а в ларцах мертвецы,
Что глядят в полутьме, в полутон.
На огни мостовых, на условно живых,
На угрюмый и черный бетон.
Черных улиц узлы из угля и золы
Перекрыты на целую треть,
"Можно жить до зари" помнил каждый внутри,
И при этом хотел умереть.

А над Городом тьма, полумесяц, зима,
И ступени до самых небес,
Где серебряный стерх призывает наверх,
В мир пока невозможных чудес.
Старых лестниц ряды у стоячей воды
Подпирают собой облака.
Можно встать в полный рост, дотянуться до звёзд,
И на Город глядеть свысока.

Остановка у льдин. Я в трамвае один.
Менестрель нерожденной весны.
Контроллер на тот свет проверяет билет,
Документы и вещие сны.
Белый вереск у ног и случайный звонок
Обращаться с улыбкой на "вы".
Нет, весна не для вас, фото только в анфас
И обратно нет рейсов, увы.

А на площади мрак, и в ночи кое-как
Видно небо в осколках стекла.
Она ждёт впереди, и цветы на груди
Расцветают, сгорая до тла.
Пусть зима, но зато есть и шарф, и пальто,
И больные метанья в бреду.
Никогда или днесь, она ждёт меня здесь,
На почти расступившемся льду.

Она любит меня. В полымя из огня
Тянет всякого, кто одержим.
Кто объят пустотой под могильной плитой,
Соблюдает постельный режим.
Закрывает волна. Эта нежность больна,
И за шагом ещё один шаг.
По закону искусств бутафорию чувств
Принимать поутру натощак.

Жизнь в витках проводов, на Байкал или Дов,
До конца, и почти визави.
Полумрак и постель, черный Город, метель,
В гигабайтах бесцельной любви.
Мы друг другу никто. Виски. Дважды по сто
Сигарета и вычурный стих.
И по лестнице ввысь. Подожди, не сорвись,
Как срывались десятки других.

Выше линия льда, и в огне города,
И распятое пламя свечи.
"Может" - это кристалл. "Может" режет металл,
Поднимайся наверх и молчи.
Затянувшийся бой, рваный кашель с собой,
Дайте водки, зачем Божоле?
Дальше пепел веков, тихий стук каблуков,
И перчатка на пыльном столе

Рвутся тонкие швы от "прощай" и "увы"
И наружу торчит крепдешин.
Полусвет-полутень, за ступенью ступень,
Через терни до самых вершин.
Застывает январь, и песчинкой в янтарь
Впаян в небо массив хрусталя.
А во тьме кладовых безвозвратно живых
Разгрызает сырая земля.

Ни вперёд, ни назад, но ладони скользят,
И метель расплела кружева.
На бумаге печать. Да, я буду скучать.
Расстояние - просто слова.
Белый свет колеёй и затянут петлёй
Старый шарф. И повсюду пурга.
Как удачно стою - под удавку мою
Полумесяц подставил рога.

Шуберт, Вагнер и Бах. Поцелуй на губах
Время замерло, еле течет.
Тьма сомкнулась над ним. Сгинул Ершалаим.
Для повтора пополните счет.
...Площадь. Парки. Причал. Черный Город молчал,
А по улицам, тихо звеня,
отправлением в май, едет черный трамвай.

Но обратно, уже без меня.