Про рог в своём отечестве

ПРО РОГ В СВОЁМ ОТЕЧЕСТВЕ
Сказка для взрослых детей

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Молнии и раскаты грома. На фоне грозового неба на краю скалы с замком на дальнем плане стоит фигура в развевающемся плаще и с длинным клювом, которая руками будто бы дирижирует грозой.
Внизу под скалой раскинулся средневековый город. Там на площадях и улицах под ливнем молча в благоговении, задрав лица кверху, стоят люди, которые протягивают руки то ли к небу, то ли к фигуре на скале, и умываются потоками дождевой воды. У людей из лбов торчат рога, - по одному, но разного размера, - у кого побольше, у кого поменьше. Среди них – супружеская пара, тоже с рогами на лбу. Мужчина воздевает на руках к небу ребенка лет семи, у того рога нет.
Ливень стихает. Люди расходятся по домам. Заходят в свой дом и мужчина с женщиной и ребенок.

СЦЕНА ВТОРАЯ
В доме супружеской пары.
Отец ощупывает лоб ребенка.
Мать:
- Ну, как?
Отец:
- Кажется что-то есть.
Ребенок:
- Это шишка. Я сегодня с яблони упал.
Мать:
- Ладно, утро вечера мудренее. Завтра ещё посмотрим. А сейчас – поцелуй на ночь – и спать.
Ребенок:
- А сказку?
Отец (целуя сына):
- Я же сказал, больше никаких сказок.
Мать:
- Тем более, что ты уже совсем взрослый.
Ребенок вздыхает. Уходит в свою комнату.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Ребенок в своей комнате лежит в постели.
Ребенок:
- Ну и ладно. Ну и пожалуйста. Мне есть, кому сказку рассказать.
Достает какую-то коробочку вроде спичечной из прикроватной тумбочки. Стучит по коробочке пальцем.
Скипуче-писклявый заспанный голос из коробки:
- Кто там?
Ребенок:
- Это я, Питер. Время вечерней сказки пришло.
Он приоткрывает коробку и ставит на тумбочку, из коробки льется слабый свет.
Голос из коробки, подавляя зевок:
- Ну, ладно. Слушай. Было когда-то на свете двадцать пять оловянных солдатиков, все братья, потому что родились от старой оловянной ложки…
Ребенок устраивается поудобнее и закрывает глаза.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Кабинет врача. Питер натягивает одежду после осмотра, его мать и доктор разговаривают в полголоса.
Мать Питера:
- И никакой надежды, доктор?
Врач в пенсне и с рогом, торчащим сквозь дырку в белой шапочке:
- Боюсь, порадовать нечем. Под Ливень Единства выходите регулярно?
Мать:
- Конечно. Ни одного не пропускаем.
Доктор:
- Значит, наследственность. Иностранцы в родне были?
Мать:
- Кажется, у мужа с прапрабабкой что-то было не так…
Доктор:
- А у мужа рог есть?
Мать:
- Есть. Но мог бы быть и побольше. Скажите, а это может быть связано со сказками?
Доктор:
- С какими сказками?
Мать:
- Ну, муж, когда Питер был совсем маленький, читал ему сказки из старых книг. А там на картинках люди ещё уродливые, без рогов.
Доктор (понижая голос до шепота):
- Вряд ли сказки виноваты. Хотя хранить такие книги от души не советую. Вы же знаете…
Мать:
- Знаю, знаю. Но муж любитель старины, библиофил, долго не мог с ними расстаться. Это уж потом я настояла, и он уже давным-давно закопал эти книжки в саду под яблоней. Они уж и сгнили все небось без следа. Так что же нам делать, доктор? Может, какую-нибудь мазь втирать? Или уколы?
Питер:
- Не хочу уколы!
Доктор:
- Боюсь, отечественная медицина тут бессильна. Пока, разумеется. Но можно, знаете, искусственный рог заказать. Их сейчас научились делать – от настоящего не отличишь. Ну, или (снова переходит на шёпот) или придется уехать к уродам. Безрогим тут, боюсь, скоро делать станет совсем нечего.
Мать (оглядываясь на стены):
- Что это вы такое говорите?! Не боитесь, что я на вас донесу?
Доктор:
- Не боюсь. Потому что я тогда донесу, что вы хранили уродские книги. За это наказание тяжелее.
Мать (уводя Питера за руку):
- Желаю здравствовать, доктор!
Доктор:
- И вам не хворать. Закройте дверь! У меня перерыв 10 минут, - кричит он в дверь появившемуся там следующему пациенту. Запирает дверь на ключ. Вздыхает. Снимает шапочку с рогом, кладет на стол, потирает совершенно гладкий лоб и включает электрочайник.


СЦЕНА ПЯТАЯ
Прошло десять лет.
Чайник, уже другой, стоит рядом с чаем в стакане на журнальном столике в доме родителей Питера. Постаревший отец сидит в кресле перед телевизором, рядом стоит мать с мокрой тарелкой и полотенцем.
Рогатый диктор завывает из телевизора:
- Наши уродские соседи только о том и думают, чтобы на нас напасть, поэтому мы нападём на них первыми! Наш великий властитель объявляет войну! Вставай на борьбу, народ-рогоносец! Завтра на рассвете всем мужчинам нашего славного города следует явиться на главную площадь. При себе (диктор резко переходит на деловитый тон) иметь каски вот такого образца, - он достает кастрюлю с дыркой. – с прорезью для нашей национальной гордости. Сделать такую под силу каждому. А теперь о погоде…
Мать, выключая телевизор:
- Что ни день дурные новости. Сначала пропало мясо, потом масло, потом молоко, а теперь еще и война…
Отец:
- Так война для того и существует, чтобы никто не думал про исчезнувшее молоко. Что ж, делать нечего, неси кастрюлю.
Мать:
- Старую или новую?
Юноша Питер, появляясь в дверях, - на лбу у него рог больше, чем у отца:
- Обе. Я тоже пойду на войну, я уже взрослый.
Звон тарелки, уроненной матерью.

СЦЕНА ШЕСТАЯ
Питер в свой комнате сидит на кровати. Рядом продырявленная кастрюля. На ладони у него коробок, из которого исходит слабый свет.
Голос из коробка:
- Страшно?
Питер:
- Нет.
Коробок:
- Не ври.
Питер:
- Тогда страшно чуток.
Коробок:
- Так может, не пойдешь?
Питер:
- Стыдно. Я уже всем соседям рассказал. И потом в тех сказках, которые ты мне рассказывал в детстве, герои то и дело отправлялись на войну – защищать свою землю, заступаться за слабых и обиженных, восстанавливать справедливость.
Коробок:
- А ты уверен, что та война, на которую ты собрался, справедливая?
Питер:
- Все так говорят.
Коробок:
- А ты сам как считаешь?
Питер:
- А я как все. Я же не такой умный, как ты, и не усвоил целую библиотеку.
Коробок:
- Оно и видно. Ладно, не дуйся. Знаешь, мне почему-то кажется, что даже справедливые войны совсем не такие, как про них писали в книгах. Любопытно будет сравнить. Поэтому возьми-ка и меня с собой. Коробок много места в кармане не займёт. Да и вообще нашему брату на войне, говорят, раздолье.
Питер:
- Спасибо! С тобой мне будет гораздо веселей. Я и сам тебе хотел предложить, но как-то всё не мог решиться.
- Не за что. А теперь – спать! Завтра вставать ни свет, ни заря.

СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Поле одинаковых деревянных крестов до горизонта. На крестах – дырявые кастрюли разных цветов и фасонов. У одного из крестов стоит Питер в военной форме.
Звучит голос Питера:
- Мой друг оказался прав. Война оказалась совсем не такой, как в сказке. Отец погиб на второй же день. А я… Я не только уцелел, но и потихоньку втянулся. Привык стрелять в безрогих уродов. И у начальства оказался на хорошем счету. Однажды мне даже доверили перейти через линию фронта и взять языка.

СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Питер в военной форме и каске из кастрюли наблюдает из кустов. Вечер. У калитки дома безрогий солдат в совсем другой форме, чем у Питера и каске (настоящей, а не из кастрюли) прощается с барышней.
Питер себе под нос:
- Вот этот, пожалуй, подойдет. С девчонкой милуется. Значит, рядом других безрогих быть не должно. Кстати, девчонка не такая уж уродина, был бы рог – вообще красавица бы получилась.
Скрипуче-писклявый голосок:
- Вообще некрасиво как-то. Они же, наверное, любят друг друга. Хотя у самураев, я читал, особым шиком считалось напасть на противника в тот самый момент, когда…
Питер, ползя по-пластунски:
- Тихо ты! Спугнешь!
Девушка обнимает и целует в щеку на прощание солдата в каске и уходит за калитку. Солдат закуривает, и тут за спиной у него появляется Питер и произносит:
- Руки вверх.
Солдат, стоя спиной к Питеру, медленно поднимает руки.
В этот момент слышен женский голос:
- Ах ты рогатый! – и на голову Питеру опускается лопата. Он падает.
За спиной у него стоит только что ушедшая за калитку барышня.
Солдат:
- Лихо ты его, сестренка! И очень вовремя. А чего вернулась-то?
- Так ты ж противогаз свой забыл. Я и побежала догонять. А тут он. А лопата у забора стояла… Я его… совсем, рогатого-то?
Солдат, склоняясь над Питером:
- Во-первых, не совсем. А во-вторых… - Он приподнимает Питера за грудки, с него сваливается каска-кастрюля, а вместе с ней и рог, - не такого уж рогатого. А ну-ка, помоги…
Солдат и девушка берут бесчувственного Питера и уносят за калитку.

СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Питер копает огород, колет дрова, носит воду. Девушка проносит ему крынку, он пьет молоко.
Голос Питера:
Как пленного, да еще и безрогого меня разрешили оставить в качестве батрака моим новым знакомым, Анне и Паулю. И то, что они брат с сестрой, меня, не скрою, очень порадовало. Ребята они оказались отличные, хоть и безрогие. Я их со временем даже со своим другом познакомил.

СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Анна, глядя в коробок на ладони у Питера:
- Батюшки! Дождевой червяк!
Червяк из коробка, учтиво раскланявшись:
- Формально вы правы, сударыня, но не совсем. По происхождению я действительно дождевой червяк, или по-латински Lumbricina. Но по образу жизни и особенностям биографии я скорее книжный червь. Позвольте представиться – Аполлинарий.
Анна:
- Да еще и говорящий!
Аполлинарий:
- На шести языках, заметьте, албанский – со словарём.
Питер:
- Он у меня в саду жил, под яблоней. А потом, когда книги запретили, отец там свою библиотеку закопал. Вот он её всю и съел. Оттого такой умный.
Аполлинарий:
- Предварительно прочитав, замечу, а потом уж… усвоив, во всех смыслах слова.
Питер:
- А потом я его перед походом на рыбалку случайно выкопал. Так мы и познакомились, а потом и подружились. Он мне все детство перед сном сказки рассказывал. Ну, и вообще много всего интересного. А ещё он в темноте светится.
Аполлинарий, скромно:
- Это не совсем мой свет. Скорее, свет просвещения.
Анна:
- А чем вы питаетесь, если не секрет? Кроме книг.
Аполлинарий:
- Предпочитаю гнилые листья. Но такого деликатеса не всегда раздобудешь, поэтому и овощной салатик подойдет.
Анна:
- Намек поняла. Сейчас накрою на стол.

СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
За столом в саду обедают Анна, Питер и Аполлинарий.
Голос Питера:
- А где-то продолжалась война. Но я про неё и не вспоминал особо после того, как снял свой фальшивый рог. Свой-то у меня так и не вырос. Но теперь благодаря Ане я об этом совсем не жалел, и даже наоборот. Тем более, что всё, о чём мне на родине рассказывали по телевизору про безрогих уродов, оказалось на поверку полной чепухой. Разве что об отце я иногда грустил, и по маме. Ей я пытался писать. Но, видимо, письма через линию фронта не доходили.
Анна:
- Что-то Пауля давно в увольнительную не отпускали.
Питер:
- Появится.
Аполлинарий:
- Думаю, всё дело в спрямлении линии фронта…
Голос Пауля:
- Пропади она пропадом…
Все оборачиваются. Он стоит у калитки. Один рукав формы пустой, засунут за ремень.
Пауль, кивая на пустой рукав:
- Всё. Я своё отспрямлялся. Комиссован подчистую.
Анна:
- Ой, беда-то какая! Ну, хоть живой.
Питер:
- Ничего, приспособишься помаленьку как-нибудь.
Пауль:
- Не, ребята, я «как-нибудь» не умею. И вот что думаю. Войну эту надо побыстрей заканчивать. Не нужна она никому, одни слёзы от неё. Все устали, и наши, и рогатые, - я со многими пленными разговаривал. А продолжается она только потому, что этого неугомонный верховный властитель хочет.
Аполлинарий:
- Совершенно верно. Только ему война и нужна. Потому что если война кончится, рогатое население начнет задумываться, почему у них кастрюли на головах и с дырками, а не на столах и с супом.
Пауль:
- Вот-вот! Больше скажу, никакие они, оказывается, не рогатые. Рога у них появились из-за колдовства всё того же верховного рогоносца. И не так давно. Да и то далеко не у всех. А остальные с фальшивыми рогами ходят, чтоб от окружающих не отличаться, вот как Питер ходил.
Питер:
- Не понял. Как это – из-за колдовства? Что за сказки?
Аполлинарий:
- Зря ты так пренебрежительно о фольклоре. «Сказка ложь, да в ней намек», - говаривал один безрогий поэт. И он же добавил: «Что за прелесть эти сказки!»
Пауль:
- Никакие это не сказки. А вполне научное колдовство! Вы же под каждый дождь выходите мокнуть, так?
Питер:
- Ну, да это называется Ливень Единения.
Пауль:
- Вот. А на скале над городом в это время главный рогатый стоит и руками размахивает. Так это он какой-то хитрый порошок рассыпает, который потом с дождевыми потоками людям на головы попадает. От этого рога и растут. А пока эти дождевые процедуры не начались, никаких рогов ни у кого в вашем городе и не было! В общем, на верховного надо управу найти, - все беды от него.
Питер:
- Легко сказать.
Пауль:
- И сделать можно. Сидел со мной в окопе один очкарик. Тоже ужасно начитанный, почти как твой червяк. Так вот он мне рассказал, что есть у рогатых один умник, профессор. Очкарик мой давно, ещё до войны, с ним на какой-то конференции познакомился. А профессор тот очень непростой, он на рогатого властелина работал. И вот он-то как раз знает, как властелина извести. Но умника этого найти будет нелегко. Он теперь где-то в горах прячется со своими опасными тайнами. Вот я теперь и намерен его разыскать и узнать, как с главным рогатым сладить. Тогда и войне конец. Пойдёшь со мной?
Петер:
- Пойду. У меня к властителю свой счёт есть – за отца.
Анна:
- И я с вами.
Пауль:
- Не женское это дело.
Анна:
- Да?! А лопатой его по башке стучать было женское дело? И где бы ты был, если бы я не подсуетилась?
Аполлинарий:
- Простите, что вмешиваюсь, но одна писательница однажды сказала: «Чего хочет женщина, того хочет бог».
Питер, усмехаясь:
- И подкрепила свои слова ударом лопаты? Ладно, дайте в путь собираться.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ
Пауль, Питер и Анна идут по лесу гуськом, стараясь не шуметь и прислушиваясь. Пауль в штатском, Питер в кастрюле с рогом.
Пауль замирает.
Питер настороженно:
- Что-то не так?
Пауль:
- Вроде всё спокойно. Просто по этому ручью проходит граница. Дальше ваша земля, вон и столб обгорелый валяется. Вот отсюда ваши в то злополучное утро и поперли…
Питер:
- Слушай, не начинай. Ваши, наши… Я, например, уже давно не понимаю, где свои, где чужие.
Пауль:
- Да это я так, к слову. Но дальше первым ты иди. Я там ни разу не был.
Питер:
- Хорошо. Но сначала вас ждет маленький маскарад. Это тебе (протягивает рог Анне), а это – тебе (протягивает еще один Паулю). Клеем мажьте погуще, чтоб лучше держалось.
Анна:
- Слушай, а зачем тебе одному столько рогов? Ты их что, по большим праздникам сразу три надевал?
- Питер:
- Не смешно. Просто один для постоянной носки, а остальные про запас. Ну, испортится если или потеряется…
Пауль и Анна помогают друг другу наклеить рога, однорукому Паулю особенно сложно, Анна выдавливает ему клей.
Аполлинарий, высовываясь из кармана у Питера:
- Да, странная штука граница. Вот тут нормально носить рога, а кто без рогов – тот урод. А совсем рядом, через ручеек, всё наоборот.
Питер Паулю, приклеивающему рог Анне:
- Чуть леве. Вот так, ага.
Анна:
- Ну, и как я вам в новом образе?
Питер:
- Наконец-то есть, на что посмотреть (получает звонкий щелбан по кастрюле).
Пауль:
- И стала видна твоя истинная сущность (тоже получает щелбан).
Питер:
- Да вон и сама можешь на себя в воде полюбоваться.
Анна склоняется над ручьем:
- А что. В этом даже что-то есть.
Пауль:
- Хорошо, что тебя мама не видит. Ладно, идём дальше.

СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ
Петер, Анна и Пауль идут по родному городу Питера. Петер указывает то на один дом, то на другой и что-то рассказывает.
Питер:
- А вообще город не так уж изменился. Будто и нет никакой войны. Разве что нищих и калек на ратушной площади прибавилось. А давайте ко мне домой зайдём, а? Мама будет рада. Заодно и поедим. Тут совсем недалеко: по переулку и направо.
Пауль:
- Мы спешим. Надо отсюда убраться до начала комендантского часа. И вообще, чем меньше твоих знакомых нас увидят, тем лучше.
Анна:
- Не будь таким истуканом! Человек маму год не видел. Да и она, наверное, извелась вся: муж погиб, сын в плену. Пусть забежит ненадолго, а мы подождём.
Питер заходи в калитку своего дома и останавливается. На веревке, натянутой между домом и яблоней, сушатся офицерская форма и нижнее бельё, вперемежку мужское и женское.
Аполлинарий из кармана:
- По-моему…
Питер:
- По-моему – тоже.
Питер потихоньку, чтоб не стукнуть калиткой, выходит.
Пауль:
- Так скоро?
Питер:
- Нет её. Наверное, на рынок ушла. Пошли.

СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Питер, Пауль и Анна идут по ночному лесу.
Пауль:
- Что-то ты совсем скис.
Питер:
- Да я… Думаю, куда дальше идти.
Анна:
- А что тут думать? Дорога под ногами. Куда-нибудь да выведет.
Питер:
- Я не о том. Где профессора искать? В городе никаких следов не нашлось. А из-за того, что его изменником объявили, от любых расспросов народ шарахается.
Пауль:
- Надо бродяг расспрашивать. Они везде бродят, всё видят.
Питер:
- Бродяги сейчас попрятались. На них дворцовая стража облавы делает и на фронт отправляет.
Анна:
- Ой, огонь! Кто-то костер жгёт. Может, попросимся на ночлег?
Пауль:
- А если это разбойники?
Аполлинарий:
- Сейчас такие времена, что все вокруг более или менее разбойники. Только разбойники в этом себе хотя бы отчёт отдают.
Анна:
- А хотя бы и разбойники. Брать у нас всё равно нечего. А они могут что-нибудь про профессора знать. Идём!

СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯ
Костёр в ночном лесу. Что-то варится в котелке. У костра сидят люди, трое мужчин в пестрой одежде, рядом стоит повозка, пасется лошадь. Сидящие по очереди говорят стихами.
Первый:
- В товарищи себе мы взяли
Булатный нож да темну ночь;
Забыли робость и печали,
А совесть отогнали прочь.

Второй:
- Ах, юность, юность удалая!
Житье в то время было нам,
Когда, погибель презирая,
Мы всё делили пополам.

Третий, самый здоровый и бородатый:
- Бывало только месяц ясный
Взойдет и станет средь небес,
Из подземелия мы в лес
Идем на промысел опасный.

Из темноты появляются Пауль, Питер и Анна.
Пауль:
- Здравствуйте, господа разбойники!
Говоривший вздрагивает и хватается за сердце:
- Ох! Нельзя же так пугать! Никакие мы не разбойники. Мы бродячие актеры. Сидим вот, роли повторяем перед ужином. А вы кто такие?
Анна:
- Мы тоже бродячие. Только стихами не разговариваем.
Первый актер:
- Да мы тоже скоро, боюсь, разучимся. Память уже ни к чёрту, а старые книги все пожгли. А новые… Вы их видели?
Пауль:
- Да нам-как-то не до того было.
Второй актер:
- Счастливчики! И не заглядывайте! В книгах теперь только о рогах пишут.
Третий актер, бородатый:
Говорят, скоро и музыку запретят. Как непатриотичную и отвлекающую от военных упражнений. Оставят только охотничьи рога.
Питер:
- Ага, и барабаны. А скажите, любезные артисты, не приходилось ли вам в своих странствиях одного шибко умного профессора встречать? Нам он очень нужен.
Третий актер:
- А это зачем, если не секрет?
Питер:
- А вот чтобы помимо прочего и музыка была, и книжки хорошие.
Третий актер:
- Ну, раз так – садитесь к огню. Сейчас поедим, а потом и про профессора побеседуем.
Анна, Питер и Пауль усаживаются у костра. Третий актер, кряхтя, встает и оказывается женщиной, рослой и толстой. Она снимает накладную бороду сует в карман, берет половник, начинает разливать похлебку по мискам и раздавать едокам.
Анна:
- Ух ты! Так вы женщина?
Третий актер, не прерывая раздачу еды, гораздо более высоким голосом, чем прежде:
- В первую очередь, я актриса. А значит, (снова делает голос низким, как до этого) могу быть кем угодно.
Наливает похлебку себе, садится. Все жадно едят.

СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Возле входа в пещеру измотанные походом Анна, Питер и Пауль.
Питер:
- Ну, вот тут, судя по всему, и прячется наш умник.
Из пещеры раздается грохот и отборная брань.
Анна:
- Не очень-то похоже на учёную латынь.
Пауль:
- Совсем, видать, в этих дебрях одичал.
Заходят в пещеру. Стены уставлены книгами, на грубо сколоченном из стволов столе тоже громоздятся книги, склянки, реторты. Среди них барахтается человек с семью огромными рогами из лба, из-за их тяжести он не может подняться.
Анна:
- Добрый вечер!
Профессор:
- А что, сейчас вечер? Впрочем, не всё ли равно. Здравствуйте, молодые люди! Будьте любезны, помогите мне подняться и сесть за стол, а то с плодами моих не слишком удачных опытов это почти невозможно.
Питер, помогая:
- Ну, почему же неудачных? Любой мамонт умер бы от зависти.
Профессор:
- Зря иронизируете, молодой человек. Наука, знаете ли, невозможна без экспериментов, и удачными бывают лишь очень немногие из них. А мне их проводить кроме как на себе не на ком. Ну и вот…
Профессору помогают встать. Он усаживается за стол, рога пристраивает на стопку книг.
Питер:
- А вы над чем же, если не секрет, сейчас работаете? Что-то для ускоренного роста рогов?
Профессор:
- Вы будете смеяться, но совсем наоборот, я ищу средство для того, чтобы ни у кого никаких рогов не было.
Анна, трогая рога профессора:
- Не похоже, чтобы у вас дело спорилось.
Профессор:
- А вот и нет. Я уже очень близок к разгадке. И, представьте себе, основой для средства от рогов станет средство для рогов.
Аполлинарий из кармана:
- Противоположности иногда притягиваются.
Профессор:
- Вот-вот! Вы совершенно правы, мой ученый неизвестно кто.
Аполлинарий:
- Книжный червь Аполлинарий с вашего позволения.
Профессор:
- Очень приятно! А я отставной лейб-профессор Бах. И средство для роста рогов я придумал уже давно.
Пауль, сердито:
- И отдали его властителю? Чтобы он проделывал свои гадкие опыты над людьми?
Профессор:
- А вот этого мне не шейте. Средство для роста рогов я изобрел уже здесь, когда рассорился с властителем и сбежал от него.
Пауль:
- А почему вы поссорились?
Профессор:
- Да вот как раз из-за средства для роста рогов. Точнее, из-за того, что никак не мог его изобрести.
Анна:
- Извините, профессор, но вы нас совсем запутали.
Профессор:
- Извольте, давайте по порядку. Рог на лбу у великого властелина вырос сам по себе. Тут я не вмешивался. А вот то, что опилки, которые получаются, если потереть его рог напильником, будучи смешаны с дождевой водой, вызывают рост рогов у других людей – это открыл я. Сознаюсь и каюсь. Но я же и предположить не мог, как властелин воспользуется моим открытием. Мало того, что он наделал из своих подданных носорогов, так еще и заставил их ненавидеть и презирать всех, у кого нет рогов. А эти костры из книг! А теперь вот ещё и война! Я сам был в ужасе! Но бог шельму метит. Для этих водных процедур на скале властителю нужно было всё больше и больше опилок. А рог рос медленно. Тогда он потребовал от меня средство для ускорения роста. Вот тут-то я и сбежал.
Анна:
- Но потом средство всё же изобрели?
Профессор.
- Изобрёл. Уже из чисто научного интереса.
Аполлинарий:
- Что бы ни изобретал ученый – он всегда изобретает оружие.
Профессор.
- Это, увы, так. Но я успокаиваю себя мыслью, что рецепт знаю только я.
Питер:
- А как погубить властелина, вы знаете?
Профессор:
- Ну, кажется, вы наконец перешли к главному. За этим, надо полагать, и явились?
Анна:
- Да, мы хотим остановить эту дурацкую войну и уничтожить властителя, который её начал.
Профессор:
- Чтобы остановить войну, вам придется подождать, когда я противоядие для рогов придумаю. Ведь если рогатые перестанут быть рогатыми, им незачем станет воевать с безрогими. Ну, а уничтожить властителя будет довольно проблематично сразу по двум причинам. Во-первых, сейчас частичку его злобы несут в себе все те, кто участвовал в его водных процедурах. Все, кого он научил ненавидеть не таких, как они сами. А во-вторых, властителя не получится убить потому, что он уже умер.
Анна:
- Как умер?
Профессор:
- Обыкновенно. Как все умирают.
Анна:
- От чего же он умер?
Профессор:
- Вот этого я не знаю. От собственной злобы, надо полагать. А может, от старости. Две недели назад где-то.
Питер:
- Так почему же тогда война не прекращается?
Профессор:
- Тут опять две причины. Во-первых, потому что, как я уже сказал, властитель успел расплодить слишком много людей с рогатыми телами и душами. А во-вторых, свято место, как говорится, не бывает пусто. И вместо властителя сейчас заправляют трое его ближайших подручных - генерал, казначейша и повар. И вот с ними-то расправиться, полагаю, моё средство для роста рогов как раз вам и сможет помочь. Только, заклинаю, аккуратней (достает склянку с розовой жидкостью), оно гораздо мощнее, чем опилки на воде! От него рога будут расти вообще у любого, да еще какие!
Питер:
- Какие, мы видим. А чем эта штука может нам помочь?
Профессор:
- Не знаю. Я не прорицатель, а всего лишь учёный. Но что-то мне подсказывает, что эликсир вам пригодится. Всегда полезно иметь то, чего нет у твоего противника. И, поверьте, в толковых руках эта склянка может стать грозным оружием.
Питер:
- Спасибо за помощь, лейб-профессор Бах!
Профессор:
- Бывший. Не за что. Я всего лишь стараюсь искупить свою прежнюю вину. Кстати, а ваш ученый друг не согласится погостить у меня, чтобы поразмыслить над безрогим эликсиром? Уверен, что, объединив усилия, вместе мы закончим работу гораздо быстрее.
Петер Аполлинарию:
- Что скажешь?
Аполлинарий из коробки:
- Заманчиво. Сейчас нобелевские премии кому только ни присуждают. Но червякам еще, кажется, не давали. Я могу стать первым и войти в историю.
Питер:
- Тогда оставайся (кладет коробок на стол). И удачи вам обоим!

СЦЕНА СЕМНАДЦАТАЯ
Питер, Пауль и Анна быстро идут по полю мимо перелесков к горе с замком на вершине.
Питер:
- Дождь собирается. Сильный.
Пауль:
- Ничего, не сахарные. Надо спешить к замку.
Питер:
- Не спешить надо, а прятаться. Смотрите!
Он указывает на край скалы перед замком. Там появляется рогатая фигура в плаще и начинает дирижировать грозой. Сверкают первые молнии.
Анна, останавливаясь:
- Елки-палки! Он же вроде помер.
Пауль:
- Значит, не до конца. Или не он.
Питер:
- Бегом под деревья! Это же обряд!
Анна на бегу:
- От которого рога растут, да?
Петер:
- Да, да (начинается дождь). Накройтесь вот этим (срывает с себя плащ). Главное головы, головы прячьте!
Пауль:
- А ты?
Питер:
- Так у меня ж не растёт. А вот у вас – фиг его знает.
Укрываясь плащом, Пауль и Анна, а вместе с ними и мокрый Питер добегают до деревьев и оттуда наблюдают за фигурой на скале.
Пауль:
- Ничего не понимаю. Неужели профессор соврал?
Анна:
- Или что-то перепутал?
Пауль:
- Может, зря мы ему доверились.
Питер:
- И за Аполлинария теперь беспокойно. Вдруг это какая-то ловушка? Вдруг профессор вовсе не враг властелину?
Пауль:
- Ну, по крайней мере от голода он у профессора точно не помрет. Видел, сколько у него книг? И потом жив властитель или мертв – невелика разница. Может, и лучше, что жив. С одним негодяем проще справиться, чем с тремя.

СЦЕНА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Под стеной замка. Питер забрасывает вверх веревку с крюком. Пауль и Анна наблюдают. Со второго раза веревка зацепляется.
Питер:
- На всех воротах полно стражи. А по веревке тебе с одной рукой не влезть. Да и тебе, Ань, наверное, тоже.
Анна:
- Это кто сказал? – ловко лезет наверх. Да за мной с детства ни один мальчишка угнаться не мог. Вот братец соврать не даст.
Пауль:
- Угу. И до сих пор мужики толпами бегают. Да, калека тут один, и это я. Ты это (обращаясь к Петеру), береги её.
Петер:
- Мог бы и не говорить.
Пауль:
- Уже сказал. Прости уж инвалиду еще одну его маленькую слабость.
Сверху голос Анны:
- Эй, ну, мы лезем или не лезем?
Петер тоже лезут вверх по веревке. Пауль остаётся один.
Сверху падает каска. Слышен голос Питера:
- Да и черт с ней.
Пауль пинает каску, смотрит вверх вслед карабкающимся Анне и Питеру, закуривает, задумчиво трет лоб вокруг фальшивого рога.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
СЦЕНА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Замок властителя. В окно влезает сперва Анна, потом помогает забраться Питеру.
Питер ворчит:
- Никогда не понимал, зачем в замках такие высокие стены? Все эти короли, что, не знают что ли, что свергают их обычно те, кто внутри, а не снаружи?
Анна:
- А стены, они не для безопасности.
Петер:
- А для чего?
Анна:
- Чтобы населению трепет внушать. Оно страсть до чего величие начальства любит…
Петер:
- Т-с-с! Слышишь? Голоса…
Они крадутся вдоль стены.

СЦЕНА ДВАДЦАТАЯ
Зала в замке. Казначейша, генерал и повар, все безрогие. В углу на столе лежит рогатый тщедушный покойник, возле которого генерал возится с большим напильником. Повар снимает с себя мокрую одежду властителя, в которой обычно тот проводит дождевые церемонии.
Казначейша:
- Если хочешь быть вождём, будешь мокнуть под дождём.
Повар:
- Будете издеваться – в следующий раз сами пойдёте руками махать, сударыня.
Казначейша:
- Вот ещё. Жребий есть жребий.
Анна и Питер наблюдают за всем этим сквозь дырку в портьере, спрятавшись на другом конце зала.
Анна шепотом:
- Смотри, смотри, они такие же безрогие, как и ты!
Генерал, пилящий остаток рога мертвого властителя:
- Опилок, между прочим, еще на пару раз наскребется от силы.
Повар:
- А дальше?
Генерал:
- А дальше уже лоб начинается.
Повар:
- Я не о том. Что дальше будет, когда омовения станет нечем делать? У этих внизу что, рога отвалятся?
Казначейша:
- Не думаю. Судя по тому, что я разобрала в каракулях беглого профессора, рога у черни останутся. А вот у детей новые расти перестанут. И в этом нет ничего хорошего. Неминуемо начнутся разброд и шатания. Что это за молодежь, у которой нет национальной гордости? Вокруг чего их сплачивать? Тут и до бунта недалеко.
Повар:
- Что предлагаете делать?
Казначейша:
- Поделить казну и отчаливать, не дожидаясь неприятностей.
Повар:
- Ну, нет. Я хочу повластвовать. Я только во вкус входить начинаю.
Казначейша:
- Тогда отпустите меня с моей долей.
Повар:
- Не смешите. Вы слишком много знаете.
Генерал:
- А я вот, что думаю. Нужно поймать любого рогатого холопа и из его рога опилок наделать.
Казначейша:
- Не получится. Рога, выросшие из опилок, опилками уже не размножаются. Это тоже у профессора в бумагах записано. Ах, как невовремя он ускользнул! Он же был близок к изобретению средства, от которого растут правильные рога, - вот как у нашего дражайшего усопшего.
Генерал:
- А кстати, что с телом будем делать?
Казначейша:
- Спрятать понадежней. Проку от него уже никакого. Рог кончился. А если чернь узнает, что властитель не настоящий, что это мы его изображаем на скале, она опять-таки взбунтоваться может.
Повар:
- Не любите вы народ.
Казначейша:
- Народ – урод. Его не только любить, но даже уважать не за что. Это рогатое стадо понимает только язык палки, его достаточно хорошенько напугать и заморочить, и оно безропотно пойдёт хоть на стрижку, хоть на бойню. А люблю я деньги.
Генерал:
- Кто ж их не любит…
Казначейша:
- Но любят по-разному. Для вас, как и для этих, внизу, это всего лишь вожделенные кругляшки, на которые можно купить всё, что хочется – от славы до девок. А для меня деньги – как воздух для птицы. Я в них летаю. Да вы пилите, пилите, - не отвлекайтесь.
Повар, подходя к окну:
- Это только кажется, что они там просто так копошатся. А на самом деле они делают то, что превратится в налоги для нашей казны. Налоги, в свою очередь, превратятся в силу и власть. Власть – в идеи, с помощью которых можно получать новые налоги, - и так круг за кругом. Вам, аристократам, этого не понять: вам знакомы только отдельные органы этого большого сложного организма. Вот вы, сударыня, когда-нибудь тушу разделывали?
Казначейша:
- Это по вашей части.
Повар:
- Вот то-то и оно. Поэтому я и знаю не понаслышке, как там всё хитро взаимосвязано и переплетено. И, кстати, далеко не всегда разумно. Вот и в народе, как в туше, тоже есть тёмные и не подчиняющиеся никакой логике глубины, - его кишки, требуха, ливер. И над ними ваши ровненькие колонки чисел совершенно не властны. А я сам, между прочим, из народа выкарабкался. Я его понимаю. Нет, с народом надо тоньше. Подачками, страхом, обманом, доносами, слежкой, конечно, тоже можно управлять. Но народу надо ещё и нравиться.
Казначейша фыркает.
Повар продолжает:
- С ним надо уметь разговаривать на одном языке, и тогда он много интересного расскажет. Ему надо потакать в его нехитрых стремлениях. Хочет он стать стадом – дайте ему такую возможность. Если хочет отнять и поделить чужое – это надо не запрещать, а возглавить. И, конечно, надо его хвалить. Рассказывать ему, какой он уникальный и восхитительный, особенно – на фоне остальных. Надо потрафлять его рогатости, и не только явной, но и тайной. И тогда на него можно опереться. Вот наш дорогой покойничек это понимал.
Генерал из угла, где он все это время орудовал напильником:
- Так, с рогом я закончил. И, честно говоря, жутко проголодался. Твердый, зараза, как сталь! Велите уже накрыть на стол. А я пока тело спрячу (утаскивает труп за одну из дверей).
Повар:
- На стол - это всегда пожалуйста.
Хлопает в ладоши. Появляются лакеи, которые сервируют ужин на столе, где только что лежал властелин.
Анна и Питер продолжают подглядывать за портьерой.
Анна шепотом:
- Таких и извести не жалко.
Питер:
- Только я пока не понимаю, как. Трое на двое. И генерал видала, какой здоровый.
Анна:
- Как-то их надо рассорить.

СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Казначейша, повар и генерал ужинают всё в той же зале, сидя рядком за столом.
Повар, поднимая бокал:
- А этот тост я всё же хочу провозгласить за наш терпеливый народ-рогоносец. С одним из его интереснейших представителей, кстати, я намерен вас чуть позже познакомить.
Генерал, хихикая:
- В жареном виде или вареном?
Повар и даже казначейша смотрят на него с укоризной.
Генерал стушевывается:
- Уж и пошутить нельзя…
Повар:
- В виде крайне полезном и неожиданном.
Все трое чокаются и выпивают.
Казначейша:
- Ну, не томите уже…
Повар:
- Сейчас-сейчас. Только сперва соблаговолите рога надеть. Чтобы стать, так сказать, ближе к народу.
Все трое приделывают себе накладные рога. Повар уходит за дверь и возвращается с каким-то человеком, его против света видно только со спины.
Повар:
- Прошу любить и жаловать. Часу не прошло, как я говорил вам, что нам во всем следует опираться на народ – и вот, пожалуйста! Из самых, так сказать, народных глубин появляется настоящий патриот, который поможет нам в нашем затруднительном положении.
Генерал:
- У него что, рог подходящий?
Повар:
- Лучше, - он знает, где раздобыть средство, чтобы вырастить такой рог.
Казначейша:
- Шарлатан небось какой-нибудь.
Повар:
- Лучше! Идейный борец за права народа-рогоносца. Народа, которому сейчас как никогда угрожают разброд и шатание, потеря ориентиров и стержня, внутренняя смута, разобщенность, поглощение недругами, - словом, всё, чем чревато в наши непростые времена безначалие.
Казначейша:
- Насчет безначалия вы, боюсь, преувеличили. Начальства-то хоть отбавляй, целых трое.
Повар, ухмыляясь:
- Трое. Пока. Но вы же знаете, что это ненадолго. Вы же сами подсыпали яд в бокал нашему полководцу. Чувствуете это небольшое жжение в желудке, генерал? Так вот это вам приветик от госпожи казначейши.
Анна Питеру шепотом за портьерой:
- Минус один.
Повар продолжает:
- Сейчас вот и руки начнут неметь…
Генерал вскакивает и выхватывает саблю:
- Ах ты гадина… - одним ударом срубает голову взвизгнувшей казначейше и сам падает замертво на стол всем корпусом.
Анна Питеру шепотом за портьерой:
- Минус два. Дело становится всё проще.
- Подожди. Давай посмотрим, что будет дальше.
Повар, обращаясь к незнакомцу, который все еще стоит против света:
- Ну-с, молодой человек. Я свою часть договора выполнил. И, прямо скажу, не без удовольствия, поскольку эти двое ничегошеньки не понимали в искусстве властвования и только мешали мне. Теперь ваш черед исполнить обязательства. Где же ваше хваленое средство для роста рогов?
- Оно здесь, в замке.
Незнакомец выходит на свет, и становится видно, что это Пауль.
- Это же… - чуть не вскрикивает за портьерой Анна, но Петер успевает зажать ей рот.
Пауль продолжает:
- Средство у парня по имени Петер. Вот такой небольшой флакончик с розовой жидкостью. Прикажите обыскать замок, и оно будет у вас. С ним девушка Анна, её вы обещали отпустить.
Повар:
- Помню, помню (хлопает в ладоши дважды, входит начальник дворцовой стражи). Переройте весь замок и найдите парня в солдатской форме. С ним девица. У них флакон. Его беречь как зеницу ока!
Начальник стражи:
- Парня?
Повар:
- Флакон! Парня с девчонкой, впрочем, тоже взять живыми и привести сюда.
Начальник стражи:
- Слушаюсь! – разворачивается на пятках и убегает, звякая шпорами, слышен его затихающий крик:
- Гарнизон, слушай мою команду…
Повар, усаживаясь к столу:
- И вы садитесь. Здесь, конечно, не прибрано, но в ногах правды нет. И пока их ищут, - а их найдут, будьте уверены, стража здесь не семи пядей во лбу, но вымуштрованная и дотошная, - расскажите-ка мне, почему на самом деле вы предали своих друзей. Правду. Потому что всё, что вы мне прежде плели про патриотизм, это, прямо скажем, курам на смех. У вас вон и рог-то едва держится, и акцент слышен.
Пауль:
- Рог у меня уже и настоящий растет (отламывает фальшивый, и под ним обнаруживается здоровенная выпуклость). Я под дождь этот ваш попал…
Повар:
- Это ничего не меняет. Не морочьте мне голову, юноша. Будь у вас хоть пять рогов, это не повод сдавать собственную сестру с её женихом. Итак, я слушаю. Почему?
Пауль:
- Покуражиться хотите? Посмаковать подробности совершенного мной паскудства? Посравнивать уродство физическое с уродством моральным?
Повар:
- Вовсе нет. Мне это интересно для понимания человечьей природы. Чтобы властвовать, такие вещи знать необходимо. Вы так сестру что ли хотели спасти?
Пауль:
- Она мне не сестра. То есть, не родная, приёмная… Но она об этом не знает.
Повар:
- Ах, вот оно что. Ну, тогда и впрямь всё несложно.
Анна выскакивает из-за портьеры и начинает колотить Пауля.
- Ну, ты и сволочь, братик! Иуда!
Следом выскакивает и Питер. Хватает со стола саблю генерала и наступает на повара:
- Защищайтесь.
Повар, отбегая в дальний конец залы и дергая за какой-то шнур:
- И не подумаю, - в зал вбегают сразу несколько стражников, - я знаете ли человек холостой и терпеть не могу семейных сцен. Особенно – с использованием столовых приборов.
Повар стражникам:
- Обыскать всех троих. Склянку, склянку ищите.
Стража хватает Пауля, Питера и Анну, которая дико брыкается, норовя расцарапать и стражников, и Пауля. Склянка обнаруживается у Питера в кармане. Её передают повару.
Повар, разглядывая жидкость на просвет:
- Ну, вот поиски и закончились. Даже быстрей, чем я думал. Этих двоих (указывая на Анну и Петера) в подземелье. А с одноруким ревнивцем я еще побеседую.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Анна и Питер в подземелье. Руки связаны за спиной. Темно.
Питер:
- Ну вот, еще одно разочарование в людях.
Анна:
- Да разве это человек! Всех предал! Тебя, меня, свою семью, свой город!
Питер:
- Так только люди и предают. Звери на это, кажется, не способны. И потом… Он же, похоже, тебя любит.
Анна:
- Себя он любит. И свою обиженность на весь белый свет. Это, между прочим, большое удовольствие – себя жалеть! Только до добра оно не доводит. Ладно, черт с ним. Не стоит он того, чтоб в последние часы о нём разговаривать.
Питер:
- Думаешь, нас казнят?
Анна:
- Я бы казнила. Слишком много узнали за эти дни. И про властителя, и про повара, про эликсир этот, и вообще. Но про это тоже разговаривать неинтересно.
Питер:
- Это точно.
Анна:
- Знаешь, о чем я сейчас думаю?
Питер:
- О том, как отсюда выбраться?
Анна:
- Об этом тоже. Но об этом меньше.
Питер:
- А о чём больше?
Анна:
- О том, каково с рогами целоваться. Неудобно же, наверное.
Питер:
- Предлагаю попробовать, всё выяснить, и уже, не отвлекаясь, сосредоточиться на том, как отсюда тикать.
Питер и Анна тянутся друг к другу, но тут дверь громыхает, открывается на мгновенье и сверху по лестнице скатывается связанный Пауль.
Анна:
- Вот человек, а! Он даже тут всё испортить ухитряется!
Пауль:
- Извините, если помешал вашему уединению.
Анна:
- Ничего-ничего. Мы уже привычные. А что твой товарищеский ужин уже кончился?
Пауль:
- Да, и довольно плодотворно.
Анна:
- Никак ты ему еще кого-нибудь продал? И кого же? Профессора? А, братец? Или тебя к нам подослали, чтоб следил?
Питер:
- Да ладно ты. Не пинай лежачего.
Анна:
- А я еще даже не начинала.
Петер:
- Вот и не начинай. А ты расскажи толком, что и как.
Пауль:
- Как-как… Повар оказался еще большей сволочью, чем я думал.
Анна:
- То есть почти такой же сволочью как ты? Или даже больше?
Пауль, обращаясь уже только к Питеру:
- Он же мне сначала её отпустить обещал. А потом передумал.
-Анна:
- И ты решил, что я уйду, а Питера брошу? Тогда ты, братец, не только сволочь, но и дурак, каких мало.
Пауль:
- Может, я и дурак, но с поваром поквитался. Склянку эту ему об лоб расшиб.
Питер:
- И что?
Пауль:
- А то, что рог у него теперь – во всю залу, аж к стене затылком приперло.
Анна:
- Беру свои слова назад! Ты не дурак, ты форменный гений! Значит, у повара теперь до фига волшебного рога. Рано или поздно они его всё равно перепилят и повара освободят. И омовениям этим чертовым, а значит, и войне теперь не будет конца.
Питер:
- Но день-другой мы всё же выиграли. Как думаешь?
Пауль:
- Может, и все три. Рог здоровенный. Долго провозятся.
Питер:
- Уже неплохо. Можно попробовать сбежать. Пол здесь земляной. Подкоп бы сделать, да руки связаны.
Пауль, поднимая руку (вторая у него связана за спиной):
- Не все.
Анна:
- Ой.
Питер:
- Тебе ж её оторвало.
Пауль:
- Оторвало. Но эта дрянь из склянки, похоже, не только рога растит. Я когда повара бахнул по башке, брызги во все стороны полетели. Ну, и на культю попало. И вот уже новая отросла. Не хуже прежней.
Питер:
- Тогда чего ж мы расселись-то?! Ну-ка развязывай нас и за дело!
Пауль развязывает Питера. Делает движение к Анне, но та отстраняется. Её развязывает Питер, потом он освобождает вторую руку Паулю.
Питер отламывает свой фальшивый рог и начинает ковырять им землю. Пауль и Анна стоят и сердито смотрят друг на друга.
Питер:
- Так, вот это вы бросьте! Давайте дружненько! А доненавидите друг друга на воле.
Анна тоже отламывает свой рог и начинает ковырять. Пауль отгребает землю руками.

СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Трое роют подземный ход. Вокруг совсем темно.
Анна:
- Эх, света бы хоть чуть-чуть!
Слышен скрипуче-писклявый голосок:
- Света? Всегда пожалуйста!
Откуда-то сверху появляется лучик.
Анна:
- Аполлинарий, ты?!
Аполлинарий:
- А то кто же!
Питер:
- Как ты?
Аполлинарий:
- Отлично. Это люди попадают в землю только напоследок, поэтому им тут неуютно. А для меня это родной дом.
- А что там наверху происходит?
Аполлинарий:
- Масса любопытного. Мы с коллегой профессором придумали-таки рецепт эликсира от рогатости. Мощная штука получилась! Рога отваливаются на раз, и больше никогда не вырастают. Только для рецепта нужен один довольно редкий ингредиент.
Анна:
- Какой?
Аполлинарий:
- Слюна предателя.
Анна:
- Вот этого добра у нас как раз навалом. Обеспечим в лучшем виде.
Аполлинарий:
- Это будет очень кстати! А сейчас профессор ведет взбунтованных солдат на штурм замка.
Анна:
- А из-за чего они взбунтовались?
Аполлинарий:
- Из-за того, что властителя подменили.
Анна:
- А кто их взбунтовал?
Аполлинарий:
- Профессор и взбунтовал. Он вообще без своих рогов оказался чрезвычайно деятельным. И на этих, засевших в замке, у него большой зуб. В первую очередь из-за запрещенных книг, в чем я с коллегой полностью солидарен.
Питер:
- Да, весело у вас там.
Аполлинарий:
- А вы присоединяйтесь к нашему веселью. Только тогда копайте быстрей, а то всё самое интересное пропустите. И берите чуть левей, а то впереди через пару метров здоровенный валун.

СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Перепачканные Анна, Питер и Пауль выбираются из-под земли по узкому лазу и осматриваются. На дальнем плане ворота замка, в которые безрогие солдаты без касок, но в форме долбят бревном. Темп им задает, плавно размахивая рукавами мантии, профессор без рогов.
Анна, Питер и Пауль бегут к воротам. Еще издали слышно, как профессор считает удары бревна:
- Пять тысяч семьсот восемьдесят три, пять тысяч семьсот восемьдесят четыре, пять тысяч семьсот восемьдесят пять…
Анна, Питер и Пауль подбегают.
Профессор:
- Приветствую вас, мои юные друзья! Вы очень вовремя. Пять тысяч семьсот восемьдесят шесть… А то я, знаете ли, совершенно не умею осаждать крепости. Строить могу, а ломать – нет… Пять тысяч семьсот восемьдесят семь… Не тому учился. Скажите, кто-нибудь среди вас знает толк в военном искусстве? Пять тысяч семьсот восемьдесят восемь…
Анна Петеру:
- Ты же был на войне.
Петер:
- Но я же простой солдат, а Пауль вон до капрала дослужился.
Профессор:
- Тогда пусть он и принимает командование. Половина бед на свете оттого, что большинство людей заняты не своим делом.
Пауль мнется.
Анна, сердито и в то же время просительно:
- Ну?!
Пауль, зычно и твердо:
- Слушай мою команду! Вы – в лес, рубите деревья и делайте лестницы. Вы – к подземному ходу. Остальные ломают ворота. И раз! И два! И раз! И два!
Ворота ломаются, раздается треск.
Профессор:
- Ах вот в чем всё дело. Оказывается, считать надо было до двух. Вот, что значит - профессионал!
Ворота падают.
Пауль:
- За мно-о-ой!
Вбегает в ворота. За ним солдаты, Ана, Петер и профессор.

СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Профессор, Анна, Питер и Пауль на краю скалы, где властелин проводил свои обряда. У профессора огромная бутыль с синей жидкостью. Позади замок, из которого безрогие солдаты выводят рогатых стражников и безрогого повара, связанных одной веревкой. Поднимается ветер.
Питер:
- Опять гроза собирается.
Анна:
- И отлично! Сейчас мы вашим эликсиром, профессор, сбрызнем этот рогатый городок. Хватит его на всех, как думаете?
Профессор:
- Хватить-то, может, и хватит. Но я бы не спешил.
Анна:
- Это почему? От рогатости этой одни беды и войны!
Профессор:
- Видите ли, беды, мне кажется, возникают не столько от рогатости, сколько от того, кто, как и зачем делает нас рогатыми.
Аполлинарий из кармана Питера:
- А я читал в одной книге, что на том месте, где у одних растут рога, у других иногда открывается третий глаз.
Профессор:
- Всякое бывает.
Питер:
- И те, у кого три глаза, начинают ненавидеть тех, у кого всего два?
Профессор:
- Как правило, нет. Они для этого слишком много видят. Но с избавлением от рогов всех и сразу надо быть очень аккуратным. Ведь те, кто внизу, столько лет были рогатыми, что, наверное, совсем разучились жить без рогов. И на то, чтобы научиться снова, им понадобится немало времени.
Пауль:
- Пусть сами решают. Как им лучше – с рогами или без. А то мы же и окажемся виноватыми.
Питер:
- Вот именно. А наше дело – помочь избавиться от рогов тем, кто захочет. Пусть всё будет добровольно и постепенно.
Пауль:
- И честно.
Анна:
- Убедили. Хотя бывают случаи, когда без удара лопатой по голове не обойтись. Да, Питер?

КОНЕЦ