Алый плющ на стене белокаменной,
пятна крови на белой рубахе,
ликование жаркого пламени
над покровами бледного праха.
От взаимной вражды обессилев,
белый с красным слились и застыли,
лёд с огнём породили слезу,
а она в багрянице заката
сочетает осеннее злато
и вечерних небес бирюзу.
А потом на дороги разбитые
льётся дождь, и раскисшую глину
вороные взбивают копытами,
и ободьями наполовину
в этой жиже ползут трёхдюймовки,
с карабинами наизготовку
мужиков конвоиры ведут,
веет копотью, кровью, навозом,
смрад тифозный плывёт за обозом,
труп лежит – и раздет, и раздут.
Первым снегом укрой, бледным саваном
эту ниву, село и дорогу,
замети эту землю кровавую,
чтоб не видеть её, ради Бога!
Чтобы кровь под бинтом снежно-белым
упокоилась и отболела,
чтобы насмерть замёрзла война,
и – ни стали, ни слёз, ни развалин,
только шёпот апрельских проталин,
только майских садов тишина.
Отпою, отмолю, убаюкаю,
как умею, своими словами,
перед мороком, мраком и муками.
Сам Господь осенил образами
эти зори, пожары и раны,
эту изморось, эти туманы,
этих скорбных снегов чистоту.
Припадаю в последнем поклоне,
а в глазах – словно белые кони
загораются на лету.
Опубликовано в журнале "Краснодар Литературный", № 4, 2022