долгожданное

Дории Шандор
но, откатываясь, они приобретали очертания безраздельного:
какие-то лопасти, плодоносящие лезвия мимесиса,
полог антропологических погремушек и свиристелей,
весь изъязвленный соцветиями проигранного,
насекомый голос внутреннего мела, шепчущий о пророщенных свёрлах позавчерашней Антарктики,
комковатые коконы внезапного ягеля и лопочущей момордики,
зреющие в ежесекундном дудочнике,
продутом диагональю непостижимой изморози и бороздящем локусы назойливой детской антигравитации<

да: они светились,
и грядущие ливни предзакатного тлели долгим суффиксом осеменения,
утончающимися резцами циферблатов, раскинувших дрожь по уязвлённым системам произрастания:
да возникнет!
и, само собой, поисчерпавшиеся сумерки вонзились в крепко сплетённые артерии зодчества,
разгрызли камень и слово, бушующие в наковальнях наковален,
покрыли обесславленные гроздья пахоты и непререкаемые кострища ранневесеннего<

:так зверь входит в судороги,
этот свеженаточенный горностай, отчего-то пурпурно пульсирующий,
подобно сифонофорам, алчно клевещущим неспособность времени,
его тёмно закрашенные тщания

:так вотчина рассыпает стрёкот пепелищ по раннеутренним всхлипам пространств,
блея и кукуя смертью, этой жёлтой блевотиной исковерканного космоса

о, космос!
лишь пошлый разодранный космос прозревает хронотопы совокуплений и одушевлённостей,
лишь он скандирует эпифании междуцарствий, семиречий и девятикнижий,
лишь космос таит в себе оплодотворённое полнолуние милосердия,
озарённого, гонимого, пронзающего,
милосердия клёкота и пыли<

в полуслове таится инобытие,
в низких ранах изгнаний полощутся дурные вымпелы,
вымпелы копателя,
схематического интеграла одеревенелых воцарений

ритуал сотрясается:
и никак иначе!
волглые требники миропомазания свищут в надтреснутом водороде надвигающегося:
хна цветёт по побережьям незваного,
прогорклые погребения алого скальпируют почву:
плоть её иссечена и оплёвана,
вложена в жаберные щели шушукающегося,
поглощена победными аденоидами отдалённого<

жить: в последней заповеди подлунного,
параболически скрипя в жерлах аутофагии,
скомканно вопя о глобусе, несусветном и обезоруженном,
осунувшемся и облетевшем,
пока прокажённые повелители грозовеют, свергая юродивые сказки с наивысших глаголов антропоцена,
жуя непотребный колокол обнуления и катарсиса,
лелея прошитый мороком гимн дымной заутрени, белой, ещё раз белой и окончательной:
жить<