Дядя Коля Колдун был отец-одиночка.
Сам высок, черноглаз — и точно такая же дочка.
Колю все уважали. А звери и дети — любили.
Был он врач, но лечил не людей, а автомобили.
А Колдун — потому, что и вправду, подобно магу,
исцелить он мог безнадёжную колымагу.
И неважно, приехал «Крузак» или древняя «Лада».
Коля знал своё дело и делал его, как надо.
— Понимаешь, дочка, — он как-то сказал, открывая
ловко очередной капот при своей Наташке.
— Вот они говорят, что это всего лишь тачки.
А на самом-то деле в каждой — душа живая!
Посмотри! Это сердце. Сейчас мы его подлечим…
Да какие кишки, ты отца не считай дураком!
Дядя Коля был доктором. Хоть и не человечьим.
А любая машина была для него — дракон.
Можно было б не верить в сказки его и приколы.
Только в папин сервис Наташка бежала со школы
и частенько делала там на завтра заданья,
наблюдая за непростой работой отца.
И всегда удивлялась тому, какое сиянье —
настоящее, жаркое, видимое сиянье —
происходит от рук его быстрых и от лица.
…Вечерами они иногда лепили пельмени,
хохотали над мемами, смотрели старые фильмы.
Говорили часами про космос, Египет, Афины.
(Только о любви говорить совсем не умели.)
Был язык любви у Коляна примерно такой:
коль Наташке взгрустнётся (всяко бывает в жизни) —
он речей не толкал, а садился в свой старый джип с ней
и куда-нибудь вёз: мимо школы и мастерской,
сквозь сиреневый шум, сквозь зелёную злую тоску,
через время, подобное снегу или песку.
Джип рычал, прямо в звёзды взмывая над городком.
И Наташа не сомневалась, что он — дракон.
Вот летят они прямо сейчас в новогоднюю ночь.
Папа давит на газ, и бескрайние крылья железны.
А вокруг красота такая… Вот-вот спугнёшь.
— Нет, — Наташка шепчет.
— Моргну, так сама исчезну.
Оживают созвездия… Папа, там Орион!
Коля смотрит вперёд. Изнутри целиком озарён.
Вот Большая Медведица, папа, а рядом Малая.
Ну а с ними, в искристом тумане, — живая мама…
— Я, Наташка, увы не колдун. Я людей не врачую.
Мне всегда хотелось. Да, видишь — движки чиню.
Лишь однажды сумел я чудо. И ты — это самое чудо.
Остальное — фигня. Ты не верила бы в фигню.
И у девочки щиплет в носу от щемящего чувства.
И растёт из сердца цветок, подобный огню.
Джип тихонько в гараж вползает, поджав крыло.
Коля смотрит на дочь. Как в детском лице впервые
проступают черты любимые, точно живые.
Незабвенные. Незабвенные. И живые.
— А глаза мои, — говорит.
И от фар светло.