Жила на Южном Урале, в небольшом городке при заводе молодка, Настасья. Все бы хорошо, да случился как-то на шахте, где муж её работал, обвал.
И в одночасье овдовела Настасья, с мальчонкой, с сынишкой Ванюшкой, на руках осталась.
У жены заводчика детей не было, увидала она как-то сынишку Настасьи и до того он ей приглянулся, заболела дитяткой. И то сказать, хорошенький он у Настасьи уродился.
Глазки голубенькие, а волосики на головке, словно облачко, какое - светленькие да кудрявые.
И возымела привычку, заводчица эта, по любому поводу, иной раз надуманному, Ванюшку у матери забирать, в дом свой господский приносить.
То говорит, что у Настасьи, мальчишечка , ничего кроме картошки не ест, то еще что придумает.
Так не отпускала от себя мальчонку под разными предлогами. А мать, Настасья, печалится, ночами не спит, плачет, песни грустные поет. о Ванюше переживает.
Услыхала как-то Настасья, от людей знающих, что супруга заводчика, до камушков самоцветных охотницей была. Любила, дескать, она их переливы радужные.
И решила Настасьюшка, пойти в горы и отыскать камней самоцветных, чтобы сына забрать.
Собралась Настасья и пошла.
Целый день шла она вдоль утесов лесом поросших, да скалистых гор и пришла на место, что в народе «Золотой горкой» звалось.
Золото в давние времена на горе этой добывали, вот названье и прижилось, золотая горка.
А недалеко от горы той, урочище Ящеркино.
Рудознатцы поговаривали, что, мол, место это опасное, редко кто захаживал сюда. С таинственной хозяйкой этих мест, встретиться боялись.
Устала Настасья и решила присесть, отдохнуть, благо камней да валунов вокруг, мягким мхом поросших, видимо-невидимо. Опустилась она на валун и чтобы не уснуть от усталости, песню свою грустную про сыночка родного запела.
Растрогала она песенкой своей, сердце хозяйки урочища.
Та возьми, да горсть камней драгоценных, и подбрось рядом со спящей Настасьей.
Проснулась Настасья и сразу же , возле ног своих, среди мха и лишайника, темно-красный кристаллик рубина увидела.
Ох, обрадовалась же она. Еще бы! Часа не прошло, а она уже почти целую гроздь самоцветов отыскать умудрилась.
Пришла она домой радостная, и сразу же к заводчице, сыночка родимого повидать.
Было время обеденное, заводчица с мальчиком после вкусного и сытного обеда чайком баловались, с пряниками печатными да цукатами в сахаре.
Пьют они чай душистый, пьют, а сынок-то на мамку и не смотрит, отворачивается, словно чужой.
-Вот, видишь,
Говорит заводчица Настасье, с усмешкой недоброй.
- Сразу видно, с кем ему хорошо, а с кем не очень.
-Отдавайте сыночка, хозяйка.
Взмолилась измученная Настасья.
- Я вам камушки самоцветные принесла. За сыночка родимого.
-Самоцветы говоришь?
Жадная и хитрая заводчица с деланным равнодушием склонилась над россыпью самоцветов.
Отменные были самоцветы. Словно радуга сверкали камушки драгоценные на белой скатерти. Да и размером были не маленькие: больших денег стоили эти камушки.
-Ну, ладно.
Проговорила она позевывая.
Принесешь мне еще три раза по стольку, отдам сыночка.
Зарыдала Настасья, на колени перед барыней упала.
- Побойтесь Бога, говорит. Мне столько за всю жизнь не собрать!
- Ну нет, значит и говорить нам с тобой не о чем.
Вернулась Настасья к горке золотой и перекрестившись . к урочищу Ящеркину направилась.
Шагу сделать не успела, глядь, а перед нею, хозяйка урочища появилась в платье самоцветами украшенном.
На запястье – рубины красные сияют. Пояс, изумрудами и яхонтами вышит, а подол, раухтопазами да турмалинами разукрашен .
-Зачем пожаловала?
Спросила недобрым голосом, хозяйка урочища Ящеркиного.
- Али не знаешь, что не все отсюда уйти могут? Многие здесь навсегда остаются.
Или забыла, что я за песни твои печальные, с тобой уже пригоршней каменьев расплатилась? Или мало? Иль разбогатеть решила, на доброте моей душевной?
- Что вы, отвечает Настасья печально.
- Спасибо вам за каменья ваши, но видит Бог, нет у меня ни одного камушка вашего. Все, все барыне отдала, сына вызволить хотела. Родного да единственного.
Посмотрела сурово хозяйка урочища Ящеркиного на Настасью, да и говорит.
- Если все то, что ты мне рассказала правда, живой останешься, если нет, – сгоришь на месте.
Взмахнула хозяйка каменная, рукой, лес вокруг зашумел, зашатался. Шишки да ветки с сосен да кедров посыпались. Взмахнула другой, камни и валуны в карьерах и ущельях с места тронулись. Шум до небес , да пыль словно дым на пожаре.
Ну. а Настасья среди этого шума да грохота , целехонькая стоит.
- Ну что ж, – говорит хозяйка урочища,
- Хоть и не обманула ты меня но, даже думать не моги, что я тебе снова пригоршнями камней насыпать стану. Хоть и жаль мне тебя, но,
по-иному нельзя, сама понимать должна. А как все начнут на камушками мои драгоценные рассчитывать? Что тогда будет?
Так ни с чем и ушла Настасья.
Воротилась, рассказала заводчице, что не нашла ничего . Не поверила та.
Решила заводчица сама поехать к золотой горке. А пригоршню камней Настасьиных, при себе в мешочке держала.
Вышла к ней хозяйка ущелья, встретила её да и говорит.
Здравствуй! Проходи, гостьей будешь если , конечно, при тебе нет камней самоцветных да драгоценных.
А заводчица в ответ в ответ даже руками замахала.
- Да откуда ж мне взять то их, самоцветы-то!? Отродясь и не было и не видела их никогда!»
Взмахнула рукой хозяйка каменная, лес вокруг зашумел, зашатался. Шишки да ветки с сосен да кедров посыпались.
Взмахнула другой, камни и валуны в карьерах и ущельях с места тронулись. Шум до небес, да пыль, словно дым на пожаре.
А в том месте, где заводчица стояла, вдруг пламя синее образовалось. Яркое и холодное.
А как потухло, пламя заводчицы и нет. Лишь темное пятно на красном граните.
А ее, заводчицу эту, с тех пор и не видел никто. Забрала Настасья сынишку своего, наглядеться не может нарадоваться.