Тысячу лет в кружевном миноре
Путая стороны, и хромая,
Борт номер восемь дрейфует в море
От февраля, и почти до мая.
От февраля, и почти до марта
По всем динамикам для заблудших
Врали радары, сигналы, карты,
И уверяли, что будет лучше.
Из полумрака больной метели,
Где даже ветер, и тот, простужен
Борт номер восемь идёт до цели -
Там он спасётся и будет нужен.
Через неравенство биссектриссы
Через Берлин к бегам Гвинеи
Первыми в море сбежали крысы,
А с остальными... чуть-чуть сложнее.
Ну, для начала, не плачь, не хмурься,
Жаль, если это звучало глупо
Мой капитан, мы не знаем курса
А из провизии только трупы.
Пара десятков у верхних палуб -
Кажется те, были слишком стойки,
И не имели проблем и жалоб,
Как суицидник на верхней койке.
Все остальные куда капризней
Их ожидание съело, смяло.
Ведь ощущения теплой жизни,
Где-то внутри бесконечно мало.
Трюм до отказа. Хотя и полный,
Через соцветия незабудок,
Борт номер восемь глотает волны,
Что бы водой обмануть желудок.
Море бездонное, хоть залейся,
И над могилами реют флаги.
Может быть зря, мы свернули крейсер,
Как оригами, с листа бумаги?
Каждый исход априори патов
И забагован листами чуши.
Море тошнит от моих фрегатов,
Борт номер восемь не видит суши.
Вечное море ослепших окон,
А по компасу должны быть крыши.
Кожа и кости - хрустящий кокон,
Где развивается что-то свыше.
Ветер оскалился. Зло, недобро,
Голод пророс из ночной истомы.
То, что внутри прогрызает ребра,
Стало любимым, давно знакомым.
Северный ветер снесет обшивку с
С наших кают до последней планки.
Боль придаёт элитарный привкус
Сердцу al dente в консервной банке.
Видимо, нам не хватает тока,
И не доплыть до контрольной точки.
Если бы, кок, приготовил кока,
Был бы предел пищевой цепочки?
Если ефрейтор сожрёт майора,
Действуя бритвой, вдоль линий среза,
Можно ли это считать опорой -
Новым этапом онтогенеза?
Голод ревёт и, хрипя, мембрана,
Вновь раскрывается диалогом:
Если матрос сгрызет капитана,
Станет от этого новым Богом?
Мучает голод? Всего в избытке
Самое время менять устои.
Фарш из любви на развес, по скидке,
Без ГэМэО и почти без сои.
Ешь, до отвала. Забудь тарифы,
Голод попрал плюрализм морали.
Борт номер восемь несёт на рифы
Через овалы больной спирали.
Тысяча лет и немного бриза
В грязной воде из канавы сточной,
Ангел без крыльев шагнет с карниза,
Но полетит ли? Вопрос не точный.
Может быть, падаль, а не амрита
В нашем меню неживого царства?
Мастер не знает, что Маргарита
Только побочка его лекарства.
Из вероятностей в абсолюты
У треугольника сломан катет.
Голод велит покидать каюты:
Мяса на судне на всех не хватит.
Черная ночь, только цвет мышиный,
Крейсер слегка расправляет плечи:
Море асфальта, ревут машины,
Борт номер восемь идёт навстречу.
Голод гарротой сдавил аорту,
Слушая отзвуки сарабанды.
Нужно всего лишь пробиться к порту:
Так будет лучше для всей команды.
Голод собой заменяет страсти:
Крики агонии, как кондакарь.
Встав в перекрестье проезжей части
Борт номер восемь, бросает якорь.
Отблески фар. Тишина пластмассы.
Лунное зарево слишком седо.
Тает в снегу заметенной трассы
Красная нить тормозного следа.
Тысячу лет и десяток дюжин,
Голод разносится звуком вальса.
Крейсер, считавший, что ещё нужен
Катастрофически ошибался