Пьеса номер один

Смелов Дмитрий
ПЬЕСА НОМЕР ОДИН
                философско-житейская драма в двух абстракциях

Действующие лица:
           СМИРНОВ, 39 лет, гражданин второсортной эпохи.
           ПРОКУРОР, 39 лет.
           АДВОКАТ, 39 лет.
           СУДЬЯ , 60 лет, председательствующий судья (все судьи заседают голыми)
           КИВАЛЫ, 50-55 лет, судьи, сидящие по бокам от председательствующего судьи.
А также (нижеследующие роли могут исполнять одни и те же актёры и актрисы):
           ВРАЧ, 58 лет, трансплантолог
           МАТЬ, 25 лет
           АНЯ, 32 года, сестра Димы
           ДИМА, 36 лет, брат Анны
           РОМА, 35 лет, муж Иры
           ИРА, 33 года, жена Ромы
           ЖЕНЩИНА, 40 лет
           ГРАБИТЕЛЬ, 39 лет
           НАЧАЛЬНИК ВОЕННОГО ПАТРУЛЯ, 38 лет, прапорщик
           ПАТРУЛЬНЫЕ, 25-30 лет, двое рядовых
           ГАСТАРБАЙТЕРЫ, 40 лет, двое рабочих


                АБСТРАКЦИЯ 1

Зал заседания Конституционного Суда.

СУДЬЯ. Никогда, нигде и никем… Кхм. То есть, сегодняшнего числа, в настоящем месте, Конституционным судом рассматривается ходатайство гражданина Смирнова такого-то, такого-то, о вынесении на референдум поправки к Конституции, суть которой состоит в том, что, читаю дословно, «Человек имеет право на добро». Будут какие либо заявления или отвод перед началом судебного заседания?

ПРОКУРОР. Нет, Ваша честь.

АДВОКАТ. Нет, Ваша честь.

СУДЬЯ. Тогда объявляю судебное заседание открытым. Зачитываю ходатайство. «От гражданина Смирнова такого-то, судье такому-то, ходатайство. Прошу Вас, в связи с большим общественным резонансом, рассмотреть данное ходатайство по существу. А именно, вынести на референдум необходимость внесения в Конституцию поправки следующего содержания: человек имеет право на добро». Число, подпись. Всё верно, гражданин Смирнов?
СМИРНОВ. Всё так, Ваша честь.

СУДЬЯ. Вставать надо, Смирнов, когда обращаетесь к суду.

СМИРНОВ (немного привстав). Всё верно, Ваша честь.

СУДЬЯ. Что же, суть ходатайства ясна. Только непонятен смысл предложенной поправки, но это, я думаю, мы выясним в ходе прения сторон. (Прокурору.) Прокурор?

ПРОКУРОР (Смирнову). Смирнов. Я даже несколько восхищён вами. Вы первый, кто дошёл до Конституционного суда с тех пор, как простым гражданам дали возможность ходатайствовать о внесении поправок в Конституцию. Согласно моим справкам (прокурор роется в бумагах.) до вас было шестьсот шестьдесят четыре попытки.

СМИРНОВ. Наверно.

ПРОКУРОР. Абсолютно точно, а не наверно. Чего там только не было. Просили право на крупнокалиберное оружие, право на зрелище, право на развод по смс и даже, моё любимое, право быть пингвинами. Естественно, все эти ходатайства никуда не дошли.

СМИРНОВ (задумчиво улыбается). Как это наивно и прекрасно. Пингвинами. Это что-то волошинское.

ПРОКУРОР. Рад, что вы тоже оценили, но вернёмся к нашим пингвинам. К добрым. Исключительно для моего понимания, как у вас получилось протащить до суда ваше ходатайство с правом на добро?

СМИРНОВ. Вы случайно оказались точны в формулировке. А может и не случайно. До суда я именно что протащил моё ходатайство, а по закону я должен был его просто довести.

ПРОКУРОР. Вы не ответили на вопрос: как у вас получилось?

СМИРНОВ. Помогли жертвоприношения одному из богов нашего времени - маркетингу. После трёх формальных отказов мне пришлось обнулить свои счета,  продать практически всё и вложиться в пиар самой идеи, что нам жизненно необходима в Конституции статья о добре. Блоггеры, соцсети там всякие, посты, петиции. Только на «Брэйнс.нет» у моего поста шестнадцать миллионов лайков и семь миллионов репостов. Какова поддержка, а?

ПРОКУРОР. Да-да, про общественный резонанс я знаю. Из-за него-то мы сейчас и здесь. И будем заниматься никому не нужной чепухой. Серьёзно? Блоггеры и соцсети? Ха-ха-ха! О, времена. Скоро телесуд наделят юридической силой.

АДВОКАТ (поднимая руку). Протестую!

СУДЬЯ (удивлённо). В связи с чем протест?

АДВОКАТ. Всегда есть против чего протестовать. Дайте мне минуту на ответ.

ПРОКУРОР. А, протест ради протеста? Как это по-современному.

СМИРНОВ (адвокату). Не утруждайтесь пониманием смысла нашей с прокурором беседы…

ПРОКУРОР (перебивая). Прений.

СМИРНОВ (прокурору). Их самых. (адвокату.) Вы здесь не за смыслом.

ПРОКУРОР. Зачем же он тогда присутствует на процессе?

СМИРНОВ. Известно, зачем. Формализма для. Чтобы не завернули моё ходатайство из-за не той и не там проставленной запятой. У нас вообще много что имеет только форму, начиная от законов и заканчивая людьми.

ПРОКУРОР. О, а вы за содержание?

СМИРНОВ. Да, я хочу не просто шоколадное яйцо, но и игрушку внутри. И опять же, не просто игрушку по своей формальной принадлежности, типа бегемотика, но чтобы и в игрушке был смысл.

ПРОКУРОР. А внутри того смысла должен быть ещё один смысл, так? Какая-то матрёшка у вас получается. И что же в конце всего? Сингулярность? (трясёт головой.) Бр-р-р-р. Говорил ведь, что свалимся в чепуху. И, кстати, многим нравятся бегемотики.

АДВОКАТ. Мне нравятся бегемотики. Если что.

СУДЬЯ. Да какому извергу могут не нравиться бегемотики?

СМИРНОВ. Да, фигурки бегемотиков удобно коллекционировать. Но как в них играть?

ПРОКУРОР. Протест!

СУДЬЯ. В связи с чем?

ПРОКУРОР. Против бегемотиков!

СУДЬЯ.  Протест отклоняется.

ПРОКУРОР. То есть против чепухи! Предлагаю вернуться к рассмотрению дела по существу!

СУДЬЯ. Протест принимается.

ПРОКУРОР. Итак, в чём заключается необходимость наличия в Конституции пункта или статьи о праве на добро? Ну, по вашему мнению, конечно.

СМИРНОВ. Для понимания сути, расскажу вам занимательный случай.

ПРОКУРОР. Надеюсь, этот занимательный случай займёт не только наше время.

СМИРНОВ. Когда-то я был знаком с одним хорошим хирургом-трансплантологом. Без имён и фамилий, скажу лишь, что он врач с большой буквы.


Врачебный кабинет хирурга.

              Врач сидит за столом, работает на компьютере, в кабинет врывается
                запыхавшаяся Мать.

МАТЬ. Здравствуйте. Помогите, пожалуйста.

              Врач продолжает работать, не обращая внимания на Мать.

МАТЬ. Мой сын, вы понимаете. Ему очень нужна ваша помощь. Никто, никто кроме… (Мать беспорядочно и сильно нажимает на кнопки клавиатуры.) Да послушайте вы!

ВРАЧ (отталкивая руки Матери от клавиатуры). Вы рехнулись что ли?! Угомонитесь!

МАТЬ (присаживается перед Врачом и кладёт ладони ему на колени). Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…

ВРАЧ (убирая руки Матери). Не надо меня трогать, девушка. Отойдите, что ли от меня и это… рассказывайте. Только без истерик.

МАТЬ. Вы понимаете, такая ситуация. В общем, моему сыну срочно нужна пересадка… Операция… Почка ему нужна! А здесь есть… Появилась…

ВРАЧ. Да что есть-то, что появилось? Расскажите нормально.

МАТЬ (делает глубокий вдох и выдох, пытаясь успокоиться). Мой сын, сынок, он стоит в очереди на пересадку почки. Третий он сейчас в этой очереди. Но не дождётся, может не дождаться донора.

ВРАЧ. Диагноз, история болезни?

МАТЬ. Да-да, всё с собой (достаёт из сумочки бумаги и отдаёт их Врачу). Вот, возьмите.

ВРАЧ (разбирая бумаги). Так, а ко мне вы зачем пришли?

МАТЬ. Как зачем? За помощью. Мой малыш может не дождаться донора, а ему семь, а ему жить. А сейчас появился донор, почка то есть. А он третий в очереди.

ВРАЧ. Откуда вам известно, что появился донорский орган? Это закрытая информация.

МАТЬ. Это сейчас так важно? Разве жизнь ребёнка не важней?

ВРАЧ. Хорошо. Но что вам конкретно нужно? Вы хотите внеплановую операцию?

МАТЬ. Да-да, внеплановую, можно ведь, да?

ВРАЧ (рассматривая бумаги). Ну, особых показаний…

МАТЬ. Вот моё особенное показание! Чувствую, (бьёт себя в грудь.) чувствую, что не дождётся (плачет).

ВРАЧ. Талон на ВМП с собой? (Мать находит в сумочке талон и протягивает его Врачу.) Сейчас посмотрим (работает за компьютером.) Ага. Вот. Ну, ваш сын уже второй в очереди, а не третий. Видите, не всё так страшно.

МАТЬ. Второй? Как второй?

ВРАЧ. Вот так. Здесь не отображается причина, но либо пациенту, который был перед вами, уже оказана медицинская помощь, либо пациент в ней больше не нуждается.

МАТЬ. Как не нуждается? Ведь не мог он сам выздороветь. Это он что же, раз не нуждается, он что… он (плачет.) умер?

ВРАЧ (смутившись). Не обязательно, чтобы умер.

МАТЬ (падает перед Врачом на колени). Я умоляю, я умоляю вас, помогите.

ВРАЧ. Да что вы в самом-то деле, нельзя же вот так.
               Врач бросается к Матери, берёт её за плечи, чтобы поднять с колен,
               но вместо этого получается так, что Врач толкает её. Мать начинает
                падать на спину и чтобы не упасть, разворачивается на коленях и 
                оказывается в позе «раком».

МАТЬ (стоя «раком»). А как? Так хотите? Можно и так (задирает юбку). Только помогите! Дверь! (Мать встаёт с колен.) Дверь закрыть надо.

ВРАЧ. Убирайтесь вон!


Зал заседания Конституционного Суда.

ПРОКУРОР (зевая). Скучная история.

СМИРНОВ. Добро часто бывает скучным, зло же почти всегда – весело.

ПРОКУРОР (осматривая свой форменный пиджак).  Если нам всем здесь скучно, значит ли это, что мы сейчас делаем что-то доброе?

СМИРНОВ. Не занимайтесь софистикой. Сами знаете, что это не так.

ПРОКУРОР. А как тогда? И к чему была ваша история, (отряхивает рукав.) которую, я так понимаю, вы ещё не закончили?

СМИРНОВ. Всё к тому же, товарищ прокурор.

ПРОКУРОР (снимая с пиджака пару мелких пёрышек и бросая их на пол). Я вам не товарищ.

СМИРНОВ. Так точно, господин прокурор.

ПРОКУРОР. Продолжайте вашу мысль.

СМИРНОВ. История с врачом закончилась тем, что он сумел выбить внеплановую операцию мальчику. Не спрашивайте меня, как он это сделал, я не знаю.

ПРОКУРОР. Известно, как: нарушением инструкций и подлогом. Вы, Смирнов, всем так предлагаете действовать?

СМИРНОВ. Конечно, нет. Но в исключительных случаях…

ПРОКУРОР. Тогда каждый будет оправдываться исключительным случаем. И неизвестно, что стало с тем пациентом, который впереди мальчика стоял в очереди на операцию.

СМИРНОВ. Известно. С ним всё в порядке.

ПРОКУРОР. И вы уверены, что ваш так называемый доктор, поступил правильно?

СМИРНОВ. Может я и не уверен, но у него было право на добро и он им воспользовался.

ПРОКУРОР (вскакивая с места). Ну а я вам расскажу историю, раз вы так любите иллюстрации, когда один из таких доброхотов нарушил приказ и к чему это привело!

СМИРНОВ. Интересно послушать.

ПРОКУРОР. Интересно ему! Ну, слушай, Смирнов. Это случилось в первый день войны. Колонна войск зашла в город. Например, в город Икс. В город заходили спокойно, можно сказать без боя. Перед колонной стояла задача – пройти город насквозь и продолжить движение к месту дислокации. Город незнакомый, интернета нет, карта только общая -  подробной карты города нет. От колонны отбился крытый грузовик, в кузове которого находилось порядка двадцати артиллеристов. Заблудился, значит, водитель и тыкался во все улочки, пытаясь выехать на главную. И вот, повернув  на одну из таких узких улиц, упёрся грузовик в танк противника. В ста метрах друг от друга стояли. Танк навёлся на грузовик и замерли все. И танкисты, и водитель грузовика. Водитель понимает, что танк не стреляет и начинает разворачиваться. Неуклюже, то назад сдаст, то вперёд – узкая улица. А танк только башню поворачивает, всё на прицеле грузовик держит. Почему командир танка не отдал приказ на поражение цели? Да кто же знает! Первый день войны был, все растеряны, бардак везде. В общем, развернулся грузовик и уехал. Выбрались артиллеристы из города и добрались до своей батареи. И что ты думаешь, Смирнов, правильно ли командир танка воспользовался своим (прокурор делает пальцами знак «кавычки».) «правом на добро» и сохранил двадцать жизней или нет?

СМИРНОВ. Сложный вопрос.

ПРОКУРОР. Сложный? А я его тебе упрощу математикой. Допустим, у каждого артиллериста, а их было двадцать, в среднем, по две семьи – мама с папой и жена с детьми. Если они погибнут, то горе придёт в сорок семей. А теперь представь, сколько потом эти артиллеристы уничтожили противника и во скольких семьях надели траур?

СМИРНОВ. Ну, здесь гипотезы и предположения. И как это, всё-таки, по-прокурорски – мерять жизни в среднем и арифметикой. Да и война – это война.
 
ПРОКУРОР. А что, на войну твоё право быть добреньким не распространяется?

СМИРНОВ. Распространяется.

ПРОКУРОР. И как же?

СМИРНОВ. У человека есть право на добро. А пользоваться этим правом или нет – дело самого человека. Что касается войны, то, если совсем невозможно не стрелять, то хотя бы не расстреливать бездумно налево и направо всех, не лупить, как из рогатки по яблокам, чтобы головы, как яблоки не взрывались.
ПРОКУРОР. Так если человек сам решает, как ты говоришь, пользоваться ему своим правом на добро или нет, то к чему это прописывать в Конституции? Это и так ясно.
СМИРНОВ. Я вам привёл только один пример, с врачом, когда человек воспользовался своим правом, пусть и с некоторыми нарушениями закона. Теперь расскажу другую историю.

ПРОКУРОР (садится). О, Боже…


Обычная комната в квартире.

                Дима спит на диване. Звенит будильник. Дима не реагирует на
                него. В комнату входит Аня и пытается разбудить Диму.

АНЯ (толкает Диму). Дима, подъём! Подъё-о-ом!

ДИМА (не поднимая головы). Куа пойдём?

АНЯ. Не пойдём, а подъём. А потом и пойдём.

ДИМА. Не могу.

АНЯ. Вставай, давай! Не может он.

ДИМА. Ну правда, не могу, Ань.

АНЯ. Нехрен было вчера пить. Я тебя предупреждала, что в любом состоянии сегодня выгоню на работу.

ДИМА. Ну не в таком же. Ваще хреново.

АНЯ. Мне насрать, что там тебе. С работы снова выгонят, что жрать будешь? Вставай!

ДИМА. Да встаю, встаю. Разоралась.

                Дима продолжает лежать, даже не пошевелившись, Аня подходит к
                Диме и стаскивает с него одеяло.

ДИМА (садится). Да сказал же, встаю!

АНЯ. Ты башкой своей когда думать начнёшь? До этого три месяца без работы сидел, опять хочешь, чтобы выкинули?

ДИМА (встаёт). Встал уже, чего орёшь? Ого, я до сих пор ещё пьяный. Как я работать буду?

АНЯ. Молча.

ДИМА (одевается). Тоже мне, сестра. Спасибо.

АНЯ. Да пожалуйста, не обляпайся.

ДИМА. Я серьёзно. Я бухой ещё. Отпроситься может?

АНЯ. Пей кофе и уматывай, отпрашивальщик. И так опаздываешь.

ДИМА. Сколько хоть время?

АНЯ. Вон часы, глаза разуй.

ДИМА. Добрая ты.

АНЯ. С вами станешь доброй, ага.

ДИМА. С кем это - с вами? Вдвоём живём.

АНЯ. Где мы вдвоём живём, в городе, в стране? Ты за порог-то выйди, может, людей увидишь.

ДИМА. Выйду сейчас. Кстати, что там, не знаешь, холодно или нет?

АНЯ. Плюс обещали сегодня.

ДИМА (одевая верхнюю одежду и обуваясь). Опять скользко будет.

АНЯ. Голова как, таблетку дать?

ДИМА. Да нормально, говорю же, я пьяный ещё со вчерашнего. Не проспался ни черта. Штормит, ужас.

АНЯ. Знает, что с утра на работу и всё равно надо набухаться. Две недели не пил и вот, пожалуйста.

ДИМА (оборачивается к Ане, стоя перед входной дверью). Ну теперь-то что сделаешь? А может действительно не ходить?

АНЯ (выталкивает Диму за дверь). Давай-давай, топай.

ДИМА (смеётся). Тише, тише, я и сам прекрасно упаду, не толкайся.


Зал заседания Конституционного Суда.

СМИРНОВ. Через полчаса Ане позвонили. Сообщили, что её брат в больнице. Шёл вдоль дороги, поскользнулся и упал под машину.

ПРОКУРОР. А почему сразу не под самолёт? Придумали бы драматичней что-нибудь.

СМИРНОВ. А я и не придумал ничего. Я тогда в такси работал. Приехал на адрес, по заказу, ко мне в машину женщина садится, в истерике. Аня это и была. Пока до больницы ехали, она и рассказала. Всё себя винила, что погнала брата на работу. Да и не рассказ это был, а причитания вслух. Проклинала себя, ненавидела.
ПРОКУРОР. Неприятно, согласен. Но и больница – не морг.

СМИРНОВ. У больницы Аня меня попросила подождать, чтобы потом ехать домой за вещами для брата. Только не успела она к брату. И вещи не понадобились. Вот и получилось, последнее, что она о брате помнит, это как она его выталкивала на работу, а он не хотел идти и смеялся.

ПРОКУРОР (после паузы). Допустим. А в этой истории, где право на добро?

СМИРНОВ. У Ани осталось. Она ведь могла им воспользоваться и разрешить брату не идти на работу.

ПРОКУРОР. А вот здесь я выражу протест.

СУДЬЯ. В связи с чем протест?

ПРОКУРОР (судье). Это я не вам, ваша честь. Это я Смирнову протест заявляю.

СУДЬЯ. Хорошо. Но будьте аккуратней, в суде всё-таки.

ПРОКУРОР. Да, в суде. Но такое ощущение, что на фестивале историй. (Смирнову.) Итак, к вашему примеру. В чём же здесь сестра виновата? Так можно за любое действие, по отношению к любому человеку, себя судить. Здесь брат сам виноват. В том, что пил накануне, что шёл по скользкой обочине. Да и случай, в конце концов, сыграл роль - он поскользнулся именно в ту секунду, когда мимо проезжала машина.

СМИРНОВ. Я ей всё то же самое говорил. Но вот в чём проблема. Если бы она его просто погнала, но ведь человек был пьяный. Могла в таком случае его и дома оставить.

ПРОКУРОР. Так он, может, через день пьян?

СМИРНОВ. Плохо слушали. Ну да ладно. В любом случае, у неё было право на добро, но она им не воспользовалась.

ПРОКУРОР. Всё равно я не понимаю вас. В первой истории, с врачом, человек использовал своё право на добро, а в этой истории не использовал. Так?

СМИРНОВ. Всё верно.

ПРОКУРОР. И как эти примеры должны склонить суд на вашу сторону? Зачем прописывать в Конституции право человека на добро?

СМИРНОВ. Для ответа у меня есть третья, заключительная история.

               С улицы раздаётся какой-то гул. Гул усиливается и остаётся
                постоянно громким. Прокурор подходит к открытому окну.

СУДЬЯ (прокурору). Что там происходит?

ПРОКУРОР. Толпа происходит. И немаленькая.

АДВОКАТ. В нашу поддержку собираются.

ПРОКУРОР (адвокату и Смирнову). Вы их собираете?

АДВОКАТ. Нет. (Показывает смартфон.) Сам только что увидел. Люди узнали, что сейчас рассматривается наше ходатайство и пришли поддержать. Думаю, что ещё подтянутся, это, наверно, только малая часть.

ПРОКУРОР (закрывая окно). Придурки.

СМИРНОВ. Если они – придурки, то кого вы считаете за дураков?

ПРОКУРОР. Тех, при ком придурки состоят, естественно. Вы хотели что-то рассказать.

СМИРНОВ. И до сих пор хочу.


                Кухня в обычной квартире. Рома сидит за ноутбуком, его жена,
                Ира, моет посуду.

РОМА. Пеле умер.

ИРА (перестаёт мыть посуду, подходит к Роме и заглядывает в ноутбук). Ничего себе.

РОМА. Да я не буду открывать новость, так просто сказал.

ИРА (возвращается к раковине). Ясно.

РОМА. Ого, Ванька пропал!

ИРА. Какой Ванька?

РОМА. С третьего подъезда. Я с ним пару раз на рыбалку ездил. Ну, здоровается всегда с нами, такой, в красной куртке.

ИРА. Ааа. Как он пропал?

РОМА. Не написано. Вон, от поисковиков на сайте объява висит о пропаже.

ИРА (подходит к Роме). Чё написано?

РОМА. Вчера уехал в неизвестном направлении. Приметы и телефон. Нужны добровольцы.

ИРА. Если в неизвестном, то где его искать, по всей стране?

РОМА. Да чёрт его знает. (Берёт телефон в руки.) Надо его жене позвонить, узнать, что и как.

ИРА. У тебя есть номера всех чужих жён?

РОМА (язвительно). Конечно же. Жаль, президентской нету.
 
ИРА. Он холост.

РОМА (по телефону). Здравствуй, Нина. Да, слышал, вот и звоню. Ага. Один уехал? На рыбалку? Ну, будни потому что, вот и один. Ага. Подумаю. Хорошо. На связи, набирай, если что-то станет известно. Ага. Не переживай, сутки всего лишь. Знаю. Всё, пока.

ИРА. Ну что там?

РОМА. На рыбалку один уехал. Сутки домой не звонит.

ИРА. Сутки? И уже паника?

РОМА. А что, мало? Я бы сутки тебе не звонил, так истерика была бы такая, что ты без телефона дооралась из квартиры в лес.

ИРА. Человек на рыбалке, в лесу. У него, может, связи нет.

РОМА. Ты такая рассудительная, когда до других дело касается. И где у нас в области, скажи мне, связи нет? Мы не в пустыне и не в джунглях, тут везде ловит.

ИРА. Не знаю я, где у нас связи нет, я на рыбалки не езжу. Я в магазине рыбачу. И толку больше, и улов заранее выбрать можно.

РОМА. Рыбалка – это не про рыбу. Понимать надо.

ИРА. А гараж не про автомобиль, я знаю. У вас всё так. А потом про женскую логику шутеечки смеётесь.

РОМА. Я знаю, где он!

ИРА. Где, у любовницы?

РОМА. У херовницы. Он всё на Чёрный ручей собирался, в Красный лес. Говорил, что не был там ни разу, хотел попробовать ручей обловить. Всё меня звал.

ИРА. Красный лес, Чёрный ручей. В сказку он поехал что ли?

РОМА. Человек пропал! Человек, а не Колобок. А ты… Да ну тебя.

ИРА. Да где пропал-то? Взрослого мужика сутки нет и всё, собираем армию!

РОМА. Точно, в Красном лесу он. Фонарь нужен.

ИРА. Какой фонарь?

РОМА. Поеду, поищу Ваню, мало ли что.

ИРА. Какое «поищу»? В лес на ночь глядя, с ума сошёл?

РОМА. Там от леса одно название – полтора на два километра. Садик, зарисовка лесная, а не лес.

ИРА. Раз садик, то тем более он без тебя выйдет, не заблудится!

РОМА. Да мало ли что могло случиться. Даже в палисаднике расшибиться можно.

ИРА. Утром детей в школу везти надо. Я с ними по маршруткам таскаться буду перед работой?

РОМА. Да отвезу я их, успею вернуться.

ИРА. Ага, сутки не спавши будешь и за руль? Сейчас в лес, там прошарахаешься всю ночь,  потом домой, а затем ещё и детей повезёшь?

РОМА. Такси вызовешь.

ИРА. Никуда ты не поедешь, я сказала.

РОМА. Считай, уже уехал.

ИРА. Тогда считай, что… считай… (плачет.) а едь ты, куда хочешь.

РОМА (обнимая Иру). Ну чего ты?


Зал заседания Конституционного Суда.

СМИРНОВ. Он так  никуда и не поехал.
 
ПРОКУРОР. Рыбака-то нашли?

СМИРНОВ. Да, конечно, нашли. На следующий вечер. Его придавило деревом в Красном лесу и ночью он погиб от переохлаждения. Той ночью, когда товарищ не поехал его искать.

ПРОКУРОР. Опять двадцать пять. Ваша предыдущая история была о том же. У человека, как вы выражаетесь, было право на добро, а он им не воспользовался.

СМИРНОВ. Нет-нет. Эта история совершенно о другом.

ПРОКУРОР. Да? Я не совсем понимаю.

СМИРНОВ. Скажите, что значит статья в Конституции о праве на жизнь?

ПРОКУРОР. Человек имеет право на жизнь. Значит, что никто не может лишить его этого права. Убить, то есть.

СМИРНОВ. Вот мы и подошли к главному, зачем нужна вписанная в Конституцию поправка, что человек имеет право на добро. Никто не может лишить его это права. В моей последней истории жена лишила своего мужа права на совершение доброго поступка.

ПРОКУРОР. Как же она его лишила такого права?

СМИРНОВ. Дешёвыми манипуляциями на том, что дорого.

ПРОКУРОР. Хотел бы – поехал.

СМИРНОВ. Его ловко поставили перед выбором, чего он хочет больше: помочь близким здесь и сейчас, пусть помощь и незначительна, или ехать на помощь малознакомому человеку, не зная, а нужна ли ему вообще помощь? Я не раз наблюдал такую картину, когда на земле лежит человек, а мимо идёт пара или компания и один из них хочет подойти к лежащему, но остальные тянут его за рукав, пойдём, мол. Мы ведь идём куда-то, раз на улице, нам куда-то надо. А людей много, кто-нибудь к лежащему да подойдёт. Только вот, все же куда-то идут, верно? Всем надо туда, куда они идут и им некогда. Вот эти-то, кто тянет за рукав, и есть – лишающие человека права на добро.

ПРОКУРОР. А я считаю, что если человек хочет, то тянущие за рукав его не остановят. У меня есть на этот случай своя история. Только, в отличие от ваших, мои истории не карамельные.

СМИРНОВ. Я уже заметил.

ПРОКУРОР. Я всё про войну. Разведгруппа на выходе взяла в плен одного обдолбанного бойца противника. Говоря «обдолбанный» - я смягчаю его состояние. Он был угашен в хлам. Это был «коктейль храбрости» из наркотических веществ. Все знали, что такой «коктейль» существует и противник его использует, но наблюдать действие этих препаратов вживую до этого дня не доводилось. Какое воздействие на человека оказывает препарат? Неимоверно повышает болевой порог и придаёт смелости. Похоже на последствия приёма алкоголя, только сильней и те наркотики не вызывают нарушения двигательных функций организма. Взяли они, значит, пленного и видят, что не так с ним что-то, не ведёт он себя так, как пленные себя ведут. Храбрится, дерзит. Даже не храбрится, нет. Он по-настоящему не боится ни сколько. Война идёт, он в плен к разведке попал - те в расход пустят и не поморщатся. А в нём ни тени, ни намёка на страх. Стали пленного расспрашивать, так тот и не скрывает, что он под наркотой. И хвастаться начал, что он вообще не чувствует ни страха, ни боли. Плевать ему на всё и всех. Дерзко так отвечал. Ну, командир группы и шмальнул пленному по мясу, на боль проверить, значит. А тому хоть бы что – улыбается, говорит, что убедились? Тогда командир ему колено прострелил. Упал пленный, но хоть бы что, ни намёка на боль. И на одно колено когда поднялся, смеётся, заливается. Командир ему второе колено пулей выбил, а раненый хохочет. Корячится, всё встать пытается. Хохочет он! Коленей нет, а ему смешно. Вот здесь-то один рядовой не выдержал, подошёл и дал очередь по пленному. Не остановило рядового, что командир с пленным работал, если так можно сказать. Видимо, не хотел видеть, как того в конце концов на ремни бы пустили, проверяя его болевой порог. И вот как по-вашему выходит, Смирнов, доброе ли дело сделал рядовой, что пленного расстрелял?

СМИРНОВ (после паузы). Войну с дивана вообще тяжело комментировать, если сам на войне не был.

ПРОКУРОР. Что-то я не понимаю вас, Смирнов. То вы глобально рассуждаете о добре, вот, даже поправку в главный закон страны предлагаете, а тут вдруг отказываете себе в праве на собственное мнение?

СМИРНОВ. Ситуацию из вашей истории нельзя взять к себе и рассматривать её в своей, мирной среде. Напротив, здесь необходимо себя поместить в боевую среду, в туман войны. А подобного опыта у меня нет.

ПРОКУРОР. Вы второй раз ничем не отвечаете на мои примеры.

СМИРНОВ. Отсутствие ответа тоже ответ.

ПРОКУРОР. Ну, хорошо. Я вам расскажу ещё кое-что. Здесь-то вы не отвертитесь общими фразами.

                В окно прилетает кусок кирпича. Окно не разбивается.

СУДЬЯ. Что там?

ПРОКУРОР (подходит к окну). Почему-то ваши доброхоты возбудились, Смирнов.

АДВОКАТ. Хотят знать, как идёт процесс. Спущусь к ним, успокою.

СМИРНОВ (уходящему Адвокату). Скажите им, что всё хорошо, правда за нами. (Судье.) Так ведь, Ваша честь?

СУДЬЯ. Кхм. Суд разберётся.

СМИРНОВ (Прокурору). Нас отвлекли, господин прокурор.

ПРОКУРОР (продолжает задумчиво стоять у окна). Да-да. Военный патруль…

СУДЬЯ (взволнованно косится на окно). Предлагаю завершить прения и тезисно выразить позицию участников процесса.

ПРОКУРОР. Ну, что ж. Позиция государства состоит в том, что предложенная гражданином Смирновым поправка является не чем иным, как демагогией, использующейся Смирновым в неизвестных, скрытых целях, а потому и не может быть вынесена на референдум.

СМИРНОВ. Отвечу господину прокурору тем, что подчеркну ранее сказанное. Необходимость внесения в Конституцию поправки обусловлено не наличием у человека права на добро, что и без того ясно, а тем, что никто не может лишить человека этого права. В Конституции ведь прописано право человека на жизнь именно с такой целью.

                В зал заседаний возвращается Адвокат.

АДВОКАТ. Успокоил их, как мог. Потише стали, но ради добра они сейчас легко учинят погром и проломят пару голов.

СУДЬЯ. Для принятия решения суд удаляется на совещание.

                Все встают, судьи уходят в совещательную комнату.

СМИРНОВ (Прокурору). Вы не успели что-то рассказать.

ПРОКУРОР. Теперь ни к чему.

СМИРНОВ. И всё же интересно.

ПРОКУРОР. Ну, хорошо. Военный патруль совершал обход прифронтового участка. Из кустов, навстречу патрулю, вышли двое человек, явно не местных кровей. Вышли не случайно, а именно завидев патруль. На ломанном языке эти двое объяснили, что они – гастарбайтеры и война застала их здесь, в чужой стране, внезапно, когда они находились на заработках. Село, в котором они работали на постройке коттеджа, попало в зону ведения активных боевых действий и работяги бежали из села. Сутки они прятались в кустах, боясь выходить и не зная, куда идти. Увидев патруль, они решили выйти и обратиться к военным за помощью, чтобы те помогли им покинуть фронт и вывели в безопасную зону. В благодарность предлагали все свои заработанные деньги: десять тысяч долларов. Военные взяли деньги и предложили следовать за ними. В ближайшей лесополосе гастарбайтеров расстреляли.

СМИРНОВ. Бывает.

ПРОКУРОР. Бывает?! И это говорит поборник добра? Я вас спрашиваю, где здесь право на добро?! Спит?

СМИРНОВ. Господин прокурор, прения закончились.

ПРОКУРОР. Так, так, так. Я был уверен, что не всё так просто. Что вы задумали, Смирнов?

                Судьи возвращаются в зал заседания.

СУДЬЯ. Рассмотрев доводы сторон (косится на окно.) суд пришёл к выводу: ходатайство гражданина Смирнова удовлетворить и вынести предложенную им поправку к Конституции на общенародный референдум.

ПРОКУРОР. Это большая ошибка.

СУДЬЯ. Стороны имеют две недели на подачу апелляции. Решение суда всем понятно?

ПРОКУРОР. Понятно, ваша честь. И апелляция будет подана.

СМИРНОВ. Ваша честь, благодарю за верно принятое решение и хочу воспользоваться своим правом на подачу второго ходатайства. (Адвокату.) Всё верно?

АДВОКАТ. Да, согласно двадцать седьмому пункту тринадцатой статьи процессуального кодекса, если ходатайство гражданина о поправке к Конституции было удовлетворено, то гражданин имеет право на подачу ещё одного ходатайства, минуя предварительные инстанции, напрямую в Конституционный суд, для немедленного его рассмотрения.

СУДЬЯ. Вы хотите подать ещё одно ходатайство, гражданин Смирнов?

СМИРНОВ, Да, ваша честь.

СУДЬЯ. Оно у вас подготовлено?

СМИРНОВ (подходит к Судье и вручает ему лист). Вот оно, ваша честь.

                Судья читает ходатайство про себя и меняется в лице.

СУДЬЯ (хриплым, севшим голосом). Что же, зачитываю ходатайство вслух. «От гражданина Смирнова такого-то, судье такому-то, ходатайство. Прошу Вас, в связи с большим общественным резонансом, рассмотреть данное ходатайство по существу. А именно, вынести на референдум необходимость внесения в Конституцию поправки следующего содержания: человек имеет право на зло». Число, подпись.


                АБСТРАКЦИЯ 2


Зал заседания Конституционного Суда.

ПРОКУРОР. Вы впарили нам поправку о добре только затем, чтобы впихнуть поправку о праве человека на зло?

СМИРНОВ. Вовсе нет. Я действительно считаю, что человек равно имеет право, как на добро, так и на зло.

ПРОКУРОР. Вы поступили, как врач, который даёт ребёнку сначала что-то сладкое, а затем суёт ему в рот горькое лекарство.

СМИРНОВ. Да, очерёдность именно такая. И раз вы заговорили о врачах, то я сразу хочу… (Судье.) Ваша честь, мы можем перейти сразу к прениям?

СУДЬЯ. Чем скорей, тем лучше.

СМИРНОВ. Хорошо. То я сразу хочу привести один пример.

ПРОКУРОР.  Теперь ваши истории станут интересней.

СМИРНОВ. Зло всегда интересней.

ПРОКУРОР. Вы сделали вывод из вашей практики?

СМИРНОВ. Больше из вашей.

ПРОКУРОР. Из моей?!

СМИРНОВ. Не лично из вашей. Но вы здесь представляете интересы государства. Так что, скорее, речь идёт о практике государства.

ПРОКУРОР. Объясните.

СМИРНОВ. Какие зрелища собирали больше всего народа? Гладиаторские бои, публичные казни и наказания.

ПРОКУРОР. Это были варварские времена, что вы их приплели к нашему времени?

СМИРНОВ. Согласен, не совсем корректно. Тогда послушайте другое.


Врачебный кабинет хирурга.

              Врач сидит за столом, работает на компьютере, в кабинет врывается
                запыхавшаяся Мать.

МАТЬ. Здравствуйте. Помогите, пожалуйста.

               Врач продолжает работать, не обращая внимания на Мать.

МАТЬ. Мой сын, вы понимаете. Ему очень нужна ваша помощь. Никто, никто кроме… (Мать беспорядочно и сильно нажимает на кнопки клавиатуры.) Да послушайте вы!

ВРАЧ (отталкивая руки Матери от клавиатуры). Вы рехнулись что ли?! Угомонитесь!

МАТЬ (присаживается перед Врачом и кладёт ладони ему на колени). Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…

ВРАЧ (убирая руки Матери). Не надо меня трогать, девушка. Отойдите, что ли от меня и это… рассказывайте. Только без истерик.

МАТЬ. Вы понимаете, такая ситуация. В общем, моему сыну срочно нужна пересадка… Операция… Почка ему нужна! А здесь есть… Появилась…

ВРАЧ. Да что есть-то, что появилось? Расскажите нормально.

МАТЬ (делает глубокий вдох и выдох, пытаясь успокоиться). Мой сын, сынок, он стоит в очереди на пересадку почки. Третий он сейчас в этой очереди. Но не дождётся, может не дождаться донора.

ВРАЧ. Диагноз, история болезни?

МАТЬ. Да-да, всё с собой (достаёт из сумочки бумаги и отдаёт их Врачу). Вот, возьмите.

ВРАЧ (разбирая бумаги). Так, а ко мне вы зачем пришли?

МАТЬ. Как зачем? За помощью. Мой малыш может не дождаться донора, а ему семь, а ему жить. А сейчас появился донор, почка то есть. А он третий в очереди.

ВРАЧ. Откуда вам известно, что появился донорский орган? Это закрытая информация.

МАТЬ. Это сейчас так важно? Разве жизнь ребёнка не важней?

ВРАЧ. Хорошо. Но что вам конкретно нужно? Вы хотите внеплановую операцию?

МАТЬ. Да-да, внеплановую, можно ведь, да?

ВРАЧ (рассматривая бумаги). Ну, особых показаний…

МАТЬ. Вот моё особенное показание! Чувствую, (бьёт себя в грудь.) чувствую, что не дождётся (плачет).

ВРАЧ. Талон на ВМП с собой? (Мать находит в сумочке талон и протягивает его Врачу.) Сейчас посмотрим (работает за компьютером.) Ага. Вот. Ну, ваш сын уже второй в очереди, а не третий. Видите, не всё так страшно.

МАТЬ. Второй? Как второй?

ВРАЧ. Вот так. Здесь не отображается причина, но либо пациенту, который был перед вами, уже оказана медицинская помощь, либо пациент в ней больше не нуждается.

МАТЬ. Как не нуждается? Ведь не мог он сам выздороветь. Это он что же, раз не нуждается, он что… он (плачет.) умер?

ВРАЧ (смутившись). Не обязательно, чтобы умер.

МАТЬ (падает перед Врачом на колени). Я умоляю, я умоляю вас, помогите.

ВРАЧ. Да что вы в самом-то деле, нельзя же вот так.

            Врач бросается к Матери, берёт её за плечи, чтобы поднять с колен, но
               вместо этого получается так, что Врач толкает её. Мать начинает
                падать на спину и чтобы не упасть, разворачивается на коленях и 
                оказывается в позе «раком».

МАТЬ (стоя «раком»). А как? Так хотите? Можно и так (задирает юбку). Только помогите!

ВРАЧ. Дверь! Дверь закрыть надо.


Зал заседания Конституционного Суда.

ПРОКУРОР. Концовочку изменили. Продолжение будет?

СМИРНОВ. Да какое здесь продолжение? Врач присунул молодой мамочке, скорее всего и не раз, совершил, как вы верно заметили ранее, подлог, продвинул по очереди ВМП её сыночка. Ах, да! И пациент, которого отодвинули в очереди на операцию – он умер.

ПРОКУРОР. Так какая же из двух историй настоящая?

СМИРНОВ. Они обе верны и обе одинаково произошли в одно и то же время.

ПРОКУРОР. Какой-то врач Шрёдингера получается.

СМИРНОВ. Жизнь Шрёдингера, а не врач. Вообще, вся наша жизнь, как процесс – это жизнь Шрёдингера.

ПРОКУРОР. В своём новом ходатайстве вы указали общественный резонанс. Общество так же знает о предложенной вами поправке с правом человека на зло?

СМИРНОВ. Нет, не знает. Пока не знает. Но я уверен, что резонанс наступит, и ещё какой, когда люди…

ПРОКУРОР. Никогда. (Судье.) Я обращаюсь к суду с просьбой закрыть процесс по данному ходатайству и запретить фото и видеосъёмку.

СМИРНОВ. Но здесь, кроме нас, никого нет. И никто не снимает.

СУДЬЯ. Все участники процесса должны выключить имеющиеся у них средства фото и видеофиксации, в том числе телефоны, и сдать их… Да вот сюда и сдать, на стол ко мне.

ПРОКУРОР (Адвокату). Ваша поддержка всё ещё толпится на улице. Выйдите, скажите им, что ходатайство о праве на добро удовлетворено, пусть расходятся.

АДВОКАТ. Да, конечно.

ПРОКУРОР (уходящему Адвокату). И ни слова им о новом ходатайстве. А то такое начнётся. Даже представлять не хочу.

СМИРНОВ. Боитесь за себя?

ПРОКУРОР. Больше за них самих.

СМИРНОВ. Мало того, что вы всё время пытаетесь думать за народ, жрать за народ, теперь и бояться за него будете?

ПРОКУРОР. Я уже понял, что вы мастер демагогии, оставьте её. Лучше давайте, начинайте оправдывать зло.

СМИРНОВ. Истинное право не нуждается в оправдании. Но очень часто нуждается в защите.

ПРОКУРОР. Не смешите меня, зло нуждается в защите?

СМИРНОВ. Не смешите меня вы. Вы прекрасно понимаете,  что речь не о зле, а о праве на него.

ПРОКУРОР. Например?


Спальня частного дома.

             Ночь. На кровати спит Женщина. В спальню входит Грабитель с               
    пистолетом и в маске. Грабитель включает свет, Женщина не просыпается.

ГРАБИТЕЛЬ (тихо). Эй. Пст! (громче.) Эй! (очень громко.) Эээй!

             Грабитель стаскивает с Женщины одеяло, но она не просыпается.

ГРАБИТЕЛЬ. Серьёзно?

             Грабитель берёт с прикроватной тумбочки стакан с водой и выливает
       воду на голову спящей Женщины. Она вздрагивает и резко садится на кровати.
           Женщина пытается кричать, Грабитель берёт подушку и бьёт Женщину.

ГРАБИТЕЛЬ (колотя Женщину подушкой). Заткнись! Заткнись! Заткнись!

            Женщина прикрывается от ударов, но кричать перестаёт. Грабитель
                отходит от кровати.

ГРАБИТЕЛЬ. Смотри, смотри сюда. У меня пистолет, видишь? (Женщина кивает.) Вот и хорошо. Орать не будешь? (Женщина мотает головой.) Говорить-то можешь?

ЖЕНЩИНА. Д-да.

ГРАБИТЕЛЬ (присаживается в кресло). Я, в общем-то, не собирался вас будить. Но этот чёртов электронный код на вашем сейфе. Я не смог ввести верный. Теперь до следующей попытки – полчаса. Вот уж действительно, время – деньги (Грабитель смеётся).

ЖЕНЩИНА. Мой муж сейчас вернётся.

ГРАБИТЕЛЬ. Не начинайте. Я знаю, что он в командировке.

ЖЕНЩИНА. Что вам нужно от меня?

ГРАБИТЕЛЬ. Код от сейфа, что же ещё? Я не собираюсь опять промахнуться с кодом и ждать ещё полчаса.

ЖЕНЩИНА. С чего вы взяли, что я скажу вам код?

ГРАБИТЕЛЬ. У меня пистолет. Чёрт возьми, я ведь вам его показывал.

ЖЕНЩИНА. Но если вы меня застрелите, то не узнаете код.

ГРАБИТЕЛЬ. А кто сказал, что я собираюсь стрелять вам в голову? Представьте две полоски. Одна заполнена – это ваша жизнеспособность. Вторая пустая – это готовность мне содействовать. По мере того, как будет пустеть полоска с жизнеспособностью, полоса с готовностью содействовать будет заполняться. Всё равно вы скажете мне код, зачем усложнять?

ЖЕНЩИНА (тянется к тумбочке). Похоже, выбора у меня нет.

ГРАБИТЕЛЬ. Не трогай телефон!

ЖЕНЩИНА. Да я не за телефоном. Мне воды надо, успокоиться. Но вы всё вылили.

ГРАБИТЕЛЬ. Вы не переживайте и не придётся успокаиваться. Всё будет хорошо, если не будете глупить. Я потому так рано и разбудил вас, не стал ждать полчаса, чтобы у вас было время прийти в себя и не истерить. Посидим, поговорим.

ЖЕНЩИНА. Поговорим? О чём?

ГРАБИТЕЛЬ. Можно и помолчать.

ЖЕНЩИНА. А вы, я смотрю, совсем спокойны. Вы профессиональный грабитель?

ГРАБИТЕЛЬ. Вы хотите меня разговорить?

ЖЕНЩИНА. Вы сами предложили  поговорить. Знаете, я вообще могу молчать. Скажу вам код и идите вниз, ждите у сейфа свои полчаса.

ГРАБИТЕЛЬ. О, женщины. Нет, я не профессиональный грабитель.

ЖЕНЩИНА. А так по вам и не скажешь.

ГРАБИТЕЛЬ. Почему?

ЖЕНЩИНА. Вы спокойно себя ведёте, не нервничаете. Похоже, что это для вас привычное дело, ваша работа, что ли.

ГРАБИТЕЛЬ. В моей крови сейчас растворён небольшой аптечный склад.

ЖЕНЩИНА. Наркотики?

ГРАБИТЕЛЬ. Никогда в жизни. Успокоительное.

ЖЕНЩИНА. Зачем вам тогда всё это?


Зал заседания Конституционного Суда.

ПРОКУРОР. Вряд ли вы рассказали всё это потому, что грабителю нужны были деньги для собственной шикарной жизни.

СМИРНОВ. Деньги ему понадобились для жены, на безотлагательный и дорогой курс лечения.

ПРОКУРОР. Я и говорю, что не для себя.

СМИРНОВ. Вы оправдываете зло в таком случае? Вернее, у гражданина было право совершить ограбление в подобной жизненной ситуации?

ПРОКУРОР. Нет. Всегда есть другой выход.

СМИРНОВ. Глупейшая фраза от большинства людей, которые только и делают, что теоретизируют со стороны. Другой выход всегда есть только в кино, в театре и прочих фантазиях. Конечно, всегда можно избежать драк разговором – тогда откуда войны? – всегда можно, если драка началась, ударить так расчётливо и нежно, что никто не пострадает больше, чем необходимо для обороны. Когда кто-то серьёзно заболел, то всегда есть молитвы, в конце концов, если нет денег на лечение. Если тебя ведут на расстрел  по несправедливому приговору, то ты всегда можешь бежать и, уже сбежав, доказать свою невиновность, да? Всегда есть другой выход. Даже из другого выхода всегда есть другой выход, так? И потом, никто не отменял Deus ex machina.

ПРОКУРОР. Просто надо подумать.

СМИРНОВ. Согласен. Когда твоя жена разлагается заживо, можно замутить быстрый и блестящий бизнес-план с рентабельностью в пару миллионов процентов и оплатить лечение. Можно предложить жене пока что не умирать и пойти на подработку.

ПРОКУРОР. Можно обратиться к людям, за сбором средств. Или в специальные фонды.

СМИРНОВ. О, теоретик начал установку дверей от других выходов. На лечение детей собрать не могут, а вы предлагаете всем миром лечить взрослых. Вы смеётесь в лицо всем, оказавшимся в подобной ситуации.

ПРОКУРОР. Никто не пострадал от ограбления? Ну, не считая того, что семья лишилась денег.

СМИРНОВ. Никто. В таком случае можно, да?

ПРОКУРОР. Нельзя, но в таком случае поступок можно понять.

СМИРНОВ. У голодного есть право украсть и вы это знаете. Не головой, а нутром знаете. Но упорствуете исключительно из прокурорской позиции. Окажись вы в подобной ситуации, если не грабёж, то взятку бы приняли точно. А вот сам поступок вы вряд ли понимаете.

ПРОКУРОР. Что же непонятного в желании помочь близкому человеку?

СМИРНОВ. То, что делается это исключительно из эгоистических побуждений.

ПРОКУРОР. Может и есть какая-то доля эгоизма в помощи близкому, не знаю, но где эгоизм в помощи постороннему?

СМИРНОВ. Сознайтесь, разве вам не становится приятно, когда вы, допустим, помогли старушке перейти дорогу, подвезли кого-нибудь, кто голосовал на дороге или оказали большее покровительство человеку?

ПРОКУРОР. В чём тут сознаваться? Конечно, это приятно.

СМИРНОВ. И идёте вы весь такой светлый и сияющий внутри, хорошо становится. Что-то неуловимо мягкое, тёплое распространяется и ширится внутри вас.

ПРОКУРОР.  Есть такое.

СМИРНОВ. Вот ради этого душевного онанизма и делаются добрые дела. Если бы за всякую помощь другому человеку у вас сустав ломался, то где было бы ваше добро? Человечество быстро бы возвело всю помощь людям в ранг неприемлемого зла. Но и тогда останутся те, кто будет помогать людям из чувства самоудовлетворения. Это мазохисты.

ПРОКУРОР. То есть вы считаете, что вся помощь оказывается из эгоизма?

СМИРНОВ. Не только вся помощь, а вообще каждый поступок человека происходит исключительно из эгоизма. И стоя у гроба, человек плачет о себе, а не о покойном. Покойнику что? Ему уже всё равно. А люди плачут о себе, о собственной утрате.

ПРОКУРОР. С гробами понятно, а как же самопожертвование?

СМИРНОВ. В этом слове главное – само. Не человека разменивают, не спросив его, а человек сам, удовлетворяя собственное желание, жертвует собой. О природе такого желания можно спорить долго, но у человека есть желание принести себя в жертву и он это делает. Сам, согласно своему, личному убеждению и своей воле.

                В зал возвращается Адвокат.

АДВОКАТ. Ваша честь, прошу назначить перерыв в судебном процессе.

СУДЬЯ. Прокурор?

ПРОКУРОР. Нет возражений, ваша честь.

СУДЬЯ. Назначается перерыв.

АДВОКАТ. Ваша честь, мне необходимо кое-что сообщить вам. В частной беседе (Прокурору.) Вы тоже необходимы.

СУДЬЯ. Что же, пройдёмте.

СМИРНОВ. Это нарушение судебной этики.

ПРОКУРОР. А разве ваше право на зло не разрешает подобного?

СМИРНОВ. Разрешает. Но, заметьте, вы тем самым подтверждаете это право.

ПРОКУРОР. Мы сейчас вне судебного процесса.


Кабинет Судьи.

АДВОКАТ. Сначала я хочу предупредить, что не знал о содержании второго ходатайства моего подзащитного.

ПРОКУРОР. К сути.

АДВОКАТ. К сути, так  к сути. Сейчас, когда я выходил на улицу и общался с, так сказать, лидерами поддержки поправки о праве на добро, то понял одну вещь. Они абсолютно не разбираются в вопросе. И я подумал: а зачем они все пришли?

ПРОКУРОР. Нет одной общей причины, по которой они собираются. В ком-то сидит малолетний революционный дух, кому-то скучно, кто-то одинок. Некоторые, в силу своей маленькости, хотят быть причастны к большим процессам и без разницы к каким. А кто-то и всерьёз разделяет мнение лидеров собрания. Знаю одно, ты хоть свечу зажги и объяви её первоисточником всего сущего света, всегда найдутся те, кто тебя поддержит. Всегда.

АДВОКАТ. Вот именно. А мой подзащитный (Судье.) кстати, я собираюсь заявить самоотвод, мой подзащитный поднял на лозунг очень опасную тему. И ладно бы с добром, но право человека на зло – это явный перебор.

ПРОКУРОР. Хоть до кого-то стало доходить. Объяви людям, что они имеют право на зло, да ещё и объясни им грамотно, убеди их в этом, начнётся невообразимое. А Смирнов хороший демагог.

АДВОКАТ. Ходатайство не должно быть удовлетворено.

СУДЬЯ. Я его заверну.

ПРОКУРОР. Мало завернуть ходатайство, о его существовании вообще не должно быть известно. Подобного ходатайства никогда не было.

СУДЬЯ. А Смирнов? Он молчать не будет.

АДВОКАТ. В дурку его?

ПРОКУРОР. Рискованно. Сколько их таких по психушкам позакрывали? Выбираются многие. Не они, так идеи. Идея, она ведь, как росток, пробьётся и из-под асфальта. Её в бетон не закатаешь, только под корень, пока семян не дала.

АДВОКАТ. Что же с ним делать?

                Наступает продолжительное молчание.

АДВОКАТ. Мы все думаем об одном и том же? Не только ходатайство не должно выйти отсюда?

СУДЬЯ. Я запрещаю произносить подобное в этих стенах! (После паузы.) Вслух.

ПРОКУРОР (Адвокату). Смирнов, вроде, невысокого роста?

АДВОКАТ. Да, ниже нас всех, а что?


Зал заседания Конституционного Суда.

             Судья, Прокурор и Адвокат возвращаются и рассаживаются по местам.

АДВОКАТ. Ваша честь, я заявляю самоотвод. Прошу исключить меня из участников процесса.

СМИРНОВ. Во, как.

СУДЬЯ. Заявление удовлетворено.

СМИРНОВ (Адвокату). Тогда покиньте зал заседаний. У нас, если мне не изменяет память, закрытый процесс.

СУДЬЯ. Суд разрешает данному гражданину присутствовать на процессе.

СМИРНОВ. В качестве кого?

СУДЬЯ. Продолжайте прения.

ПРОКУРОР. Итак, все люди, по-вашему, эгоисты. Это мы выяснили. Но мы не выяснили, почему люди имеют право на зло?

СМИРНОВ. Почему? В результате выбора. Надеюсь, вы не отказываете человеку в праве выбора?

ПРОКУРОР. Не отказываю.

СМИРНОВ. Помните вашу последнюю историю?

СУДЬЯ. Я её слышал?

ПРОКУРОР. Нет, Ваша честь.

СМИРНОВ. Так вот, к вашей истории…


               Прифронтовая просёлочная дорога.Вдоль обочины двигается пеший
               военный патруль, состоящий из Прапорщика и трёх рядовых
                патрульных.

ПАТРУЛЬНЫЙ. Движение!

                Патруль рассредотачивается и занимает боевую позицию.

ГАСТАРБАЙТЕРЫ (из кустов). Нэ стрэлат, мырны! Ми здэс, нэ стрэлат.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Сколько вас, мырный?!

ГАСТАРБАЙТЕР. Два нас.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Ну, выходи, мырный. Медленно. По одному.

           Гастарбайтеры подняв руки, выходят из кустов, в кусты заходит один
           из патрульных. Патруль в это время держит на прицеле гастарбайтеров.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Точно двое?

ГАСТАРБАЙТЕРЫ. Тощно. Да. Так.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Стоять. Проверим сейчас.

             Из кустов возвращается патрульный и показывает, что всё чисто.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Досмотреть.

             Двое патрульных подходят к гастарбайтерам и обыскивают их.

ПАТРУЛЬНЫЕ. Чисто.

ГАСТАРБАЙТЕР. Да, чысто. Мырный.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Откуда вы здесь такие?

ГАСТАРБАЙТЕР. Отуда (показывает.) недалеко, Зэржинска.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Что здесь делаете?

ГАСТАРБАЙТЕР. Ми убэжал. Война началас. Сэло нэт, всё сэло разрушен. Всё горэт.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Жили там?

ГАСТАРБАЙТЕР. Ми работал там.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. А жили где?

ГАСТАРБАЙТЕР. За граница жыл. Работат приэхал.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Документы есть?

ГАСТАРБАЙТЕРЫ (достают документы). Паспорт эст.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ (проверяя документы). Издалека. Не вовремя вы работать сюда приехали.

ГАСТАРБАЙТЕРЫ. Ми нэ знат, что вот так, да. Война.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Здесь где жили?

ГАСТАРБАЙТЕР. Оржинска, гдэ работал, там жыл.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Ну вот, а то заграница. Кем работали?

ГАСТАРБАЙТЕР. Работал.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Понимаю, что работал. Кем, говорю, работали? Ну, что делали? Что умеете?

ГАСТАРБАЙТЕРЫ. А, стройка работал, ми дом строил. Болшой. Катэж.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Дом они строили. Прятались зачем?

ГАСТАБАЙТЕР. Страшно, стрэлает. Ми елэ убэжал Оржинска.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ (после паузы). Что мне с вами делать-то?

ГАСТАРБАЙТЕРЫ. Ты нам помоч. Нам уходит, за граница. Домой. Ты показат куда ити, ми ити туда. Ми тебя благодарит. Ест дэнги, заработат дэнги.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Сколько денег?

ГАСТАРБАЙТЕР. Дэсат тысящ. Долары. Всё возми, помогат нам.

       Гастарбайтеры достают из-за пазухи деньги и отдают Начальнику патруля.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ (пересчитывает деньги). Действительно, десять тысяч (патрульным.) Вы как досматривали?

              Начальник патруля делает патрульным знак, те ещё раз обыскивают
                гастарбайтеров.

ГАСТАРБАЙТЕРЫ. Нэт болше, всэ дэнги. Бэри.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ (делая движение автоматом). Ну идём тогда, работнички. Стоять нельзя.

               Патруль и Гастарбайтеры начинают идти. Патруль держится сзади.

ГАСТАРБАЙТЕР. Ты нас граница провэсти можэш? Ми домой ити.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Шагай, шагай.

ГАСТАРБАЙТЕР. Эсли нэ можэшь, покажеш, куда ити, бэз войны?

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Проводим сейчас.

ГАСТАРБАЙТЕР. Спасибо тэбэ. А то страшно (толкая второго Гастабайтера в бок.) Поработал, да? Луще дома сидэл.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ. Дома работы нет что ли?

ГАСТАРБАЙТЕР. Работа эст. Дэньги мало. Зарплата мало. А дэти кушат хощет, жэна кушат хощэт. Дом строит хощу.

НАЧАЛЬНИК ПАТРУЛЯ (указывая на лесопосадку). Здесь. Поворачиваем.

            Гастарбайтеры и патруль заходят в лесопосадку. Раздаётся сухой треск  глушёных выстрелов, появляется пороховой дым. Из лесопосадки выходит патруль и
                продолжает движение дальше.


Зал заседания Конституционного Суда.

СМИРНОВ. Вы тогда спросили меня, господин прокурор, где здесь право на добро, спит оно что ли?

ПРОКУРОР. И?

СМИРНОВ. Потом вы спросили меня, откуда у человека право на зло?

ПРОКУРОР. Давайте ускоримся (смотрит на часы.)

СМИРНОВ. Вот вам и ответы, они все в этой истории. Вместо использования права на добро, был сделан выбор в пользу права на зло. Ответьте односложно, у человека есть выбор между добром и злом?

ПРОКУРОР. Есть.

СМИРНОВ. А если у человека есть право выбора, то он с полным правом может выбрать зло. Полноправное зло. Если вы откажете человеку в этом, то вы откажете ему и в праве выбора.

ПРОКУРОР (подходит к окну и открывает его). Сука. Как же это убедительно звучит.

                Прокурор долго смотрит в окно.

ПРОКУРОР (широким жестом показывая в окно). Вы хотите им всем дать право на зло?

СМИРНОВ. У них уже есть это право. И они им пользуются, пусть и неосознанно. Иначе они не истребляли бы друг друга в войнах, не насиловали детей, не душили родителей за наследство, не втыкали ножи друг в друга за просто так, за здорово живёшь. Да они котят в кипяток бросают ради прикола, снимают и выкладывают в сеть. Как же они всё это делают, когда у них нет такого права? И знаете, что-то не перевешались они из-за заевшей совести. Не терзает их совесть. А почему? Вас мучает совесть за то, что вы едите хлеб за ужином? Конечно, нет. Вы имеете право на этот кусок хлеба. И вы едите его, совершенно не задумываясь, потому что имеете право есть хлеб. Вы просто делаете это – едите хлеб. Вот и они (показывает в сторону окна.), когда жрут друг друга, делают это не задумываясь, потому что в них есть чувство права, они действуют в праве.

ПРОКУРОР. Если у них уже есть право на зло, то что вы хотите?

СМИРНОВ. Снова здорово. Я хочу ровно то же, что и с правом на добро. Я хочу защитить эти права – право на добро и право на зло.

ПРОКУРОР (берёт стул и садится у открытого окна). И что же, если вы защитите право человека на зло, он сможет безнаказанно творить всяческую мерзость?

СМИРНОВ. Почему же, безнаказанно? Наказывайте, у вас есть законы. И есть право наказывать за зло. Но нельзя забирать у человека само право.

ПРОКУРОР. Что же, пора заканчивать (смотрит на часы.) ещё пару часов на отписки. Вы окончательно убеждены в своих выводах?

СМИРНОВ. Окончательно? Кто же знает? Может быть, через пару лет я буду убеждён совершенно в другом.

ПРОКУРОР. Ну, мы не можем продолжать судебное заседание так долго.

СМИРНОВ. Тогда убеждён окончательно.

ПРОКУРОР (делает медленный и глубокий вдох-выдох). Тогда у меня для вас остался последний аргумент. (обращаясь ко всем.) Подойдите все сюда.

                Судья, Адвокат и Смирнов подходят к окну.

ПРОКУРОР (Судье). Посмотрите, видите там, над крышами?

СУДЬЯ. Вижу.

ПРОКУРОР (Адвокату). А вы видите? Вон, на одиннадцать часов.

АДВОКАТ. Ага, вижу.

ПРОКУРОР (Смирнову). Так вот, Смирнов. Глядя туда, о чём вы думаете?

СМИРНОВ. Куда – туда? Я ничего не вижу.

ПРОКУРОР. Над крышами, на одиннадцать часов.

СМИРНОВ. Не видно мне.

ПРОКУРОР. Такие высокие идеи и в таком низеньком теле.

СМИРНОВ. Не вижу. Сейчас. Раз вы все так этого желаете, господа…

              Смирнов встаёт на стоящий у окна стул. Судья, Прокурор и Адвокат
        одновременно, в три руки, толкают Смирнова и тот вываливается из окна.
                Судья Прокурор и Адвокат спешно расходятся по местам.

АДВОКАТ. Я его не толкал.

ПРОКУРОР. Никто его не толкал.

АДВОКАТ. Я говорю, как есть. Я не успел.

СУДЬЯ. И я не успел. Только руку протянул, в пустое место попал.

ПРОКУРОР. Вы серьёзно? Кроме нас здесь никого, прекратите цирк, не на допросе.

АДВОКАТ. Почему цирк? Я правду говорю.

ПРОКУРОР. Почему цирк? Да потому что я тоже толкнул воздух. Он уже вываливался, когда я дёрнулся.

СУДЬЯ. Всё так. И я не успел толкнуть.

АДВОКАТ. А может, он сам?

ПРОКУРОР. Что – сам?

АДВОКАТ. Ну, вывалился. Или выпрыгнул.

СУДЬЯ. А мы пытались его поймать. Рефлекторно.

ПРОКУРОР. А что было последнее, что он произнёс?

АДВОКАТ. Шмяк?

ПРОКУРОР. Болван.

СУДЬЯ. Последние его слова были «раз вы все так этого желаете, господа».

ПРОКУРОР (задумчиво). Хм. То есть он вполне мог и сам прыгнуть. Но вполне возможно, что и кто-то из нас его вытолкнул.

АДВОКАТ. Получается, что если мы его толкнули, то…

ПРОКУРОР. Мы воспользовались правом на зло.

СУДЬЯ. А если он сам выпал, тогда…

АДВОКАТ. Мы его пытались поймать и…

ПРОКУРОР. Воспользовались правом на добро.

                Все задумчиво замирают.

ПРОКУРОР. Плевать. Мне пора домой. Ещё дочку из садика забирать.

СУДЬЯ (потягиваясь). У меня уже внуки. На выходных с ними на судака собираемся.

АДВОКАТ. А мне жена обещала сегодня отбивную приготовить. Вот всё не могу решить: с кровью или без? Сложный выбор, господа, не правда ли?

                Кивалы кивают.

      
                ЗАНАВЕС.