Белоснежка красивым почерком
пишет гномам про гром грохочущий,
про воронку на клумбе с розами,
про разбитый кувшин с водой…
«Королевич, в боях контуженный,
горько пьёт за семейным ужином,
проклиная то ведьму старую,
то как будто весь род людской.
Я ему и пирог со сливами,
а он смотрит в глаза тоскливыми,
я ему и цветочно-ягодный
с апельсиновой цедрой морс,
а он руку с наколкой беркута
по столу, и я вновь отвергнута,
и зачем он меня несчастную
в королевство своё привёз…
Что на свете страшнее страшного,
у зеркал я не смею спрашивать,
только кажется, злая мачеха
не настолько была страшна —
мне что гребень её, что яблоко,
что шнурок из батиста яркого,
обошлось без контрольных выстрелов
в завершенье дурного сна.
Снова стены черны щербатые
и пронизаны вдоль набатами,
королевич не помнит, кажется,
ни имён, ни времён, ни лиц,
и в саду нудный дождь отчаянно
вспоминает другим хозяина,
продолжая колючей сыростью
моросить, барабанить, лить.
Вновь за стенами рвы бездонные
до краёв тишиной и стонами
переполнены, перегружены,
и я кажется вновь реву…»
Не допишет до точки, робкая, —
письма гномам пылятся стопками,
и сердечные, и сердитые
на тяжелом, как жизнь, шкафу.