*
- Стой! - крикнул голос сиплый с подворотни.
На нас упал фонарика внезапно резкий свет.
- Вынь руки из карманов! К нам вооружённых
Приблизилася группа - то казаков разъезд.
- ДокУменты! - сказал тот ж голос сиплый.
Даю свой документ и тут же слышу:
- А, скумбрия с лимончиком! Пиндос!
Бери обратно свою липу! И документ мне отдаёт.
Тут посветил на Яшу и говорит так ж сипло:
- Без документа вижу - иерусалимский генерал.
Ну, ладно. Проходите! - не спешно так сказал.
Шагов мы сделали немного, вдруг как выстрел:
- Стоять! Ни с места! - сиплый истерично закричал.
Остановились мы. - Что стали? Проходить же вам сказал!
*
Пошли мы снова. Ме-едленно так очень,
Чтобы волнение не выдавать своё.
Напряжены так нервы, что спиною
Я чувствовал, как взводят казаки затвор.
Щелчка затворов я не слышал,
Но понимал: игра то кошки с мышкой
Смертельная, что нас убьют сейчас,
И каждый миг последним может быть для нас.
- Стой! Вашу мать! - опять кричит сипатый.
Все остальные засмеялись в темноте.
Остановились снова мы. Прижалися к стене.
- Чрез стену лезь, - шепчу я Яше, -
Одним рывком. Нам всё равно конец!!!
Перемахнули чудом... Тут ж выстрелов раздался треск.
*
С забора верха полетел отбитый камень.
Мы бросились чрез тёмный сад.
Тут ж казаки - через забор и уж за ними
Бегут. Их пули мимо нас свистят.
Стволы дерев в извёстке - нам спасенье,
Так ж казаки прикладывались на мгновенье
К винтовкам - то для точности стрельбы,
Из-за сего от них и оторвались мы.
Мы до другой ограды сада добежали.
Известно нам, что в ней имеется пролом..
В него нырнули, после кувырком
Скатилась к морю и опять бежали
Вдоль берега. Летели пули нам во след.
Но темнота спасла - в нас попаданий нет...
*
По берегу мы пробирались долго.
Оврагами, пещерами изрыт он был.
Прибой всё так же равнодушно, сонно
По гальке с рокотом валы свои катил.
Поверить было очень трудно,
Что человек бессмысленно, бездумно
Убить такого ж человека может вмиг
Перед лицом осенней, тёплой, со ароматом чеберца ночи,
Перед лицом шумящего спокойными волнами моря.
Да, по наивности мне думалось тогда,
Что отступает пред красою сила зла
И что нельзя убить перед Сикстинскою мадонной
Иль что в Акрополе убить нельзя....
Стрельба затихла. В пещере мы ещё сидели три часа.
==
– Стой! – закричал из подворотни сиплый голос, и на нас упал режущий свет электрического фонарика. – Вынуть руки из карманов! Немедленно, матери вашей черт!
К нам подошли несколько вооруженных. Это был казачий патруль.
– Документы! – сказал тот же сиплый голос.
Я протянул свое удостоверение. Казак посветил на него, потом на меня.
– Пиндос, – определил он. – Скумбрия с лимончиком! Бери свою липу обратно.
Он отдал мне удостоверение и посветил на Яшу.
– А ты можешь не показывать, – сказал он, – сразу видать, что иерусалимский генерал. Ну ладно. Проходите!
Мы сделали несколько шагов.
– Стой! – вдруг истерически закричал тот же казак. – Ни с места!
Мы остановились.
– Чего стали! Сказано вам – проходи!
Мы снова пошли, но очень медленно, чтобы не выдавать своё волнение. Нервы были напряжены с такой силой, что спиной, всем телом я чувствовал, как казаки взводят затворы. Щелканья затворов я не слышал. Я понимал, что это – предсмертная игра кошки с мышью, что нас всё равно убьют и что каждое мгновение может быть последним.
– Стой! Так вашу мать! – снова закричал казак. Остальные сдержанно засмеялись.
Мы снова остановились около стены. Я её не видел в темноте, но я знал, что она сложена из грубого камня и на ней есть выступы и выбоины.
– Лезьте через стену, – сказал я шепотом Яше. – Одним рывком! Всё равно конец!
Я был худой. Мне легко было быстро влезть на стену. Но Яша со своими ботинками-колесами чуть не сорвался. Я схватил его за руку и рванул. Мы перекинули ноги через стену и спрыгнули. Позади загрохотали частые выстрелы. С верхушки стены полетел битый камень.
Мы бросились через тёмный сад. Стволы деревьев, вымазанные известкой, белели в темноте, и это нам помогло.
Казаки лезли через стену вслед за нами. Пуля свистнула где-то рядом. Мы добежали до противоположной стены сада. В ней был пролом.
Казаки уже бежали по саду, но они теряли время на то, чтобы прикладываться к винтовкам, и мы успели выскочить в пролом. В трёх шагах от него был крутой обрыв к морю.
Мы скатились с обрыва и бросились вдоль берега. Казаки стреляли сверху, но они уже потеряли нас в темноте, и пули шли в сторону.
Мы долго пробирались по берегу, изрытому оврагами и пещерами. Прибой все так же равнодушно и сонно рокотал по гальке. Трудно было поверить, что человек может бессмысленно убить такого же, как он, человека перед лицом этой осенней, теплой, пахнущей чебрецом ночи, перед лицом шумящего спокойными волнами моря. По наивности своей я думал тогда, что зло всегда отступает перед красотой и что нельзя убить человека на глазах у Сикстинской мадонны или в Акрополе.
Смертельно хотелось курить. Выстрелы стихли. Мы залезли в первую же пещеру и закурили. Пожалуй, никогда в жизни я не испытывал такого наслаждения от папиросы. Часа три мы просидели в пещере, потом вышли и крадучись пошли по берегу к санаторию Ландесмана. Всё вокруг было тихо.
//
Отрывок из книги
Константин Георгиевич Паустовский
Повесть о жизни. Книги 1-3
Глава «О фиринке, водопроводе и мелких опасностях».