Лермонтов в 1841 году пишет стихотворение «Родина». Им он сделал перед своей гибелью колоссальный шаг в сторону такого понимания России, проникновения в неё, какого никто не делал до него, даже Пушкин. Осознавая это, он и говорит о любви «странной», говорит об «отраде», неведомой другим (прежде всего, конечно, дворянам - сословию, к которому он сам принадлежал).
Но только сегодня, на уроке в 9-м классе и после него, я осознал вдруг, что степень сращённости с Россией становится таковой, что в жертву ей приносится всё книжное, умозрительное, искусственное… Приносится во имя полного и органичного растворения в гуще народа, в крестьянском мире.
Поэтому:
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни тёмной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Всё перечисленное поэт относит к области «рассудка». А по Лермонтову, рассудок гасит проявления сердечные, мешает свободному дыханию души. Такие жалобы мы слышим и в голосе его лирического героя, и в Печорине не один раз. Но до «Родины» полное растворение свершалось только под воздействием силы природы. Вспомните первые страницы «Княжны Мэри», стихотворение «Когда волнуется желтеющая нива…». Или перед силой «святой прелести» молитвы (стих. «Молитва»). А в эпохальной «Родине» поэт движется от интеллектуального пространства, от масштабного, космического охвата России к братскому объятию с народной Россией, лицом к лицу, сидя на одной завалинке с деревенской Россией, наблюдая её в упор, испытывая радость, отраду, любовь!
Вот в какие владения вступил совсем молодой поэт, офицер. Неслыханное дело! Он любовным взором, впервые, следит вокруг себя «дрожащие огни печальных деревень» - совсем уж что-то рубцовское, что вспыхнет через сто с лишним лет «Русским огоньком».
Через десятки лет старик-гений, Лев Толстой, отринет литературу, как «барскую забаву», соберётся с силами и отправится к этим же нищим огонькам, чтобы жить разделённой с ними жизнью. Жить, как живут они. Да не случится; но каков поступок: «Вы, нынешние – ну-тка!»
И Николай Рубцов… готовый брести с мешком по древнему волоку, раствориться в лесах и полях Родины и стать частью народного духа.
И буду жить в своём народе!
Но Лермонтов - «Смотреть до полночи готов…»! Ах, милый Михаил Юрьевич…