Сказ о ткачах покровских
В светелке было шумно и людно. Солнце уже зашло за горизонт. При свете керосинок, десять деревянных станков настукивали каждый свой мотив. Ткачихи и ткачи не разговаривали, а перекрикивались между собой. В дальнем левом углу, где сходятся восточная и южная стены стоял станок тетки Зои. Стара она уже была для работы – 42 года исполнилось. Жизнь повидавшая, тетка Зоя, битая не раз, но добрая. Пришла она в село Заречье, еще девкой, попала к Думновым на производство шелковой ткани тридцать лет назад. В 12 неполных лет взяли Зою на обучение. Два года ученица всю выработку отдавала ткачу - мастерку, а потом еще два года частью зарплаты делилась. Все старалась делать исправно, и запоминала каждую мелочь, всё, что показывал старый мастер. Мужчин ткачей у шелкоделов было большинство, и то что её девку учили добротно, то везенье большое.
Мужики работали в светелках: «до последних дней», работа тяжелая, а еще и наладка станков, ремонт, печь растопить, следить за этим всем… Женщины, до сорока лет редко дотягивали, хотя и приспособлены к такой монотонной работе лучше, теряли прежде всего слух. Шумно здесь.
Так, пятнадцатилетняя девочка Зоя, своими стараниями, да с Божьей помощью, стала ценной ткачихой и умелицей невероятной. Лет в двадцать пять, её стали звать – величать: Зоей Ивановной. Именно к ней старались отдавать на обучение и в помощь своих деток. С пяти лет, местная детвора начинала помогать родителям, мотая шпули на шпульном колесе. Делали это и девочки, и мальчики. Пока двадцать шпулей не нашпуляешь, не пойдешь гулять! А как нашпуляли, и станки останавливались в светёлке, детвора, как воробушки рассаживались вокруг Зои Ивановны, осыпали её вопросами, а потом слушали, открыв беззубые рты.
Светёлка, или светлица - самая светлая, освещённая комната в русской избе, с красными окнами, прорубленными во всех четырёх стенах. Рабочую светёлку для ткачей ставили за огородом, как производственный цех. Обычно солнце светило в восемнадцать её окон: по шесть с запада и с востока, четыре с юга, и два с севера, где и были входные двери. Отапливали светёлку голландской печью.
Рыжий Ванька, всегда успевал задать вопрос первым:
- Тетушка, Зоя Ивановна, расскажи откуда ты к нам в Заречье пришла?
- Откуда, откуда? С «Кудыкиной горы», - начинала свой рассказ ткачиха, - Кудыкинская волость, деревня Гора, в 27 верстах от Покрова, там я и родилась, на высоком берегу речки Лютихи. Это то что осталось нам от древней Гуслицы. Волость нашу еще зовут – Патриаршина. Раньше эти земли были патриаршими, принадлежали Московским патриархам, а потом перешли в ведение государства. Крестили меня в Храме, который к нам в Гору из Орехово привезли, назван он во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Была у нас красильная фабрика, крестьянина Тараса Антонова. 40 ручных ткацких станов. Земля у нас была плохая, поэтому, на ней работали мало, да и были в большинстве все уже фабричники. В основном и бабы, и мужики занимались отхожим промыслом, уходили работать на ткацкие фабрики. Говорили у нас так:
«С голодухи хоть плач, но пойди в Орехово, или Киржач, на земле был горемычником, на чужой земле станешь фабричником».
Тетка Зоя Ивановна поправила косынку своими гладкими, как бархат, который она делала тридцать лет, руками. У ткачей - шелкоделов, руки должны быть как у младенца, чтобы не дай бог дорогой материал не испортить. Чтобы сделать одну шелковую ниточку, нужно было от 4-х до 18 коконов шелкопряда, которые везли из далекого Китая. Во всех четырех поколениях зареченских фабрикантов Думновых делали шелковый бархат – самую дорогую ткань. Ткани эти славились во всем мире. Покупали их модные дома Лондона и Парижа.
Молчание прервал Севка, сын плотника Георгия:
- Тетенька Зоя Ивановна, а на Кудыкиной горе, тоже шелка пряли?
- На Руси-Матушке, кроме шелка, ткали и пряли из всего, что под руку попадется: лён, конопля, крапива, иван-чай, репейник, лопух, лебеда, и даже варенные сосновые иголки! У нас на «Кудыкиной Горе» ткали хлопок, да бумагу из льна. Бумажные ткани в Кудыкинской волости делать стали раньше, чем в других местах Покровского уезда. Мы то из бывших государственных крестьян и свободных хлебопашцев. В бумажном ткачестве мужчин практически не было. Красили да, а пряли бабы. Станки были меньше наших шелковых, поэтому многие работали в избах на дому. В основном делали ткань - «карусет», которая шла на платье для простонародья. В основе её - саржа из крашеной пряжи с шерстяным утком. «Чернотой» звали все эти ткани: «карусет», «милюстин», «твин», «камлот», «сарпинка», которая шла и на платки, да самая дешевая - «нанка». Пряжа стоила дешево, крестьянин-кустарь сам заправлял 2-3 стана в своей избе. У нас в волости два к одному было, тех кто работает дома и на производстве фабричника. Мама у меня на фабрике работала ткачихой, в светёлке. Семья у нас была большая – шесть детей, мал, малого. Я старшая, с пяти лет бегала ей помогать, как вы! Денег только нам платили крохи. Отец ходил на промысел. Хозяйство у нас было не большое. Нас безлошадными звали, потому что земли отмерено мало, да и скудна земля. Без лошади справлялись. Когда вся семья была в сборе, отец с матерью спали на кровати, а мы все на полатях, да на полу: головы - у стены, ноги - под столом. Денег особо не водилось, но и голодными не сидели. Когда мне исполнилось 11 лет, отец не вернулся домой, говорят, задохся на пожаре. Вот и пришлось мне, как старшей, идти лучшей жизни искать. Не выжили бы мы все на мамкино жалование.
Да и спрос на бумажную ткань был не велик. Кому она была нужна? Чернорабочему народу, да каторжникам.
Здесь в Заречье, Филипповской волости, заработки не сравнить с заработком моей мамы. Наш хозяин платит 25 рублей в месяц и «премия» в виде отреза. На наши деньги можно пять-семь коров купить, или пять хороших лошадей! А мама моя и 10 рублей не получала.
Тетя Зоя призадумалась. Смахнула слезу, и уже собралась закончить свой рассказ, как, самая красивая девочка Аленка, четырех лет, только что научившаяся выговаривать букву «р», спросила:
- А как там тетенька в Европе люди живут?
- А как они живут? Устриц жуют!
- Ф-у-у-у! - Протянула ребятня.
- Они там в Европе, говорят, руками уже ничего и не делают. За них станки работают. Только ткань – гладь, примитивной получается. Не чета нашей!
Мы же можем делать и рисунчатые ткани, и золотую нить вплетать, такого бархата, как у нас им не делать, ни в жизнь!
На другой стороне реки Шерны заколоколили колокола Храма Сергия Радонежского. Заржали Владимирские тяжеловозы на зареченском конезаводе. Когда-то фабриканты Домновы разбогатели на кузнечном деле, подковывая лошадей. А теперь тянутся обозы с тяжелым шелком по зимнику – два дня в одну сторону. Везут лошадки славу наших ткачей – шелкоделов. Да, и всем покровским ткачам славу! Ведь промысел этот важный и нужный. И уступает он по своей значимости в Покровском уезде только аргунам – древоделам!
Юрий Белоусов
12 февраля 2023 год