В продмаг, за творогом, чтоб спечь ватрушку,
Брела бела обочиной судьбы
Вполне хрестоматийная старушка,
Одна, с клюкой... А мимо шли рабы.
И улица деревьями качала
И с баннеров за выгодой звала.
Старушка раньше их не замечала,
Боящихся и выжженных до тла.
Как будто заглянувших в бездны ада,
Где демоны пируют на крови,
Не смеющих поднять на небо взгляда,
К чертогам всеобъемлющей любви.
Клевретов избегая вездесущих -
Такая, мол, особая стезя -
И Молоху последнее несущих,
Безропотно-фатально донельзя.
И голуби слетали то и дело,
Старушку узнавая с высоты.
А та, как в первый раз, на мир глядела,
Обретший столь знакомые черты.
Припомнились морозные метели,
Родители, ночные патрули.
Те годы, словно пули просвистели
И травами забвенья поросли.
И снова зацвели весною сливы,
И ласточки, как ноты на листах.
И схлынули весенние разливы
И солнце заблистало в небесах.
И певчих птиц вплелось многоголосье
В высоких нив весёлые ковры.
Склонились светлым золотом колосья...
Но годы миновали с той поры.
В продмаг, за творогом, чтоб спечь ватрушку,
Сплетений тёмных улиц посреди,
Брела с авоськой древняя старушка...
А вьюга завывала впереди.
Likin M