Магистрал
Прильнув душою к дереву познанья,
взгляд остановлен видимостью сна.
Начав свой путь с простого осязанья,
предположив, что искренность честна,
уходит в даль таинственный скиталец,
чей шаг укрыл безудержный туман.
Он несравненных звёзд ночной считалец.
Среди травы блуждающий обман
его пугает демонами мира,
чью ирреальность силится постичь
парящая восторженная дичь,
в колодце узнающая кумира.
Но есть Никто, с кем молча говоря,
доходишь до истоков словаря…
1
Прильнув душою к дереву познанья,
рассматривая павший лист как знак,
считает неземные расстоянья
взращённый очевидностью чудак.
И, восхищён глубинностью момента,
бесценный дар сжимая в узелке,
он движется на зов ангажемента
и видит в бесконечном далеке
посланников космического дома,
живущих слева от печной трубы,
и радуется странностям судьбы,
хоть радость та не каждому знакома…
Сгущается над полем тишина.
Взгляд остановлен видимостью сна.
2
Взгляд остановлен видимостью сна.
Сон остановлен видимостью взгляда.
Сменяет год привычно времена
под действием кармического яда
и превращает смешенный сезон
бокала ощетинившейся лужи
в сверхлёгкий неопознанный бозон,
рождающий звезду, что спит снаружи
невидимого глазом бытия,
у центра неопознанной вселенной.
Горит неспешно светлячок нетленный
за гранью иль на грани забытья
немыслимых законов мирозданья,
начав свой путь с простого осязанья.
3
Начав свой путь с простого осязанья,
блуждая в мимолётных миражах,
с собой приносит сказочные знанья
и всё-таки испытывает страх
случайный друг, к манере поведенья
которого протягивают нить
кующие судьбы стальные звенья,
не смеющие вовсе изменить
ни голоса, ни слога, ни полшага
немые наблюдатели небес.
И среди них не ангел и не бес –
потомок растворившегося мага –
опять сгустил тумана письмена,
предположив, что искренность честна.
4
Предположив, что искренность честна,
сквозь пелену виденья проступают:
вот целый слон; вот от слона спина;
вот ничего – лишь бабочки мелькают…
И вдруг, как будто из небытия,
возникла лошадь прямо из тумана
возвышенно, на грани забытья,
с мистическим вкраплением дурмана,
и ест траву красивой головой,
и мерит мир могучими шагами.
Она, наверно, знается с богами
и с феями в отаве луговой…
Но, осознав, что он не постоялец,
уходит вдаль таинственный скиталец.
5
Уходит вдаль таинственный скиталец
на ощупь, словно верой ослеплён.
Движения, похожие на танец,
в котором с ночью день переплетён,
устремлены к таинственному другу,
чей можжевельник тлеет в тишине,
чтоб оказать сакральную услугу
подсчёта звёзд в небесной глубине,
вонзив глаза в её непостижимость,
проникнув за обыденности тлен.
Так попадают будущему в плен,
преодолев усталости сонливость.
Играет в бесконечности орган.
Чей шаг укрыл безудержный туман?
6
Чей шаг укрыл безудержный туман?
Кому на пятки наступают тени?
Что в узелке, который – талисман?
Ведут ли к бесконечности ступени
грядущего? Поспешно семеня,
с боязнью в неизбежность окунуться,
невзрачный ёжик, голову склоня,
гадает: а могла ли захлебнуться
та лошадь, что в тумане луговом
ложится спать в преддверии рассвета?
И снова недосказанность сюжета
в истории порядке круговом.
Вонзает отрешённо в небо палец
непостижимых звёзд ночной считалец.
7
Он – несравненных звёзд ночной считалец,
степенный странник сглаженных углов,
вводящий мотыльков в священный танец,
маэстро недосказанности слов –
всего лишь ёж… Но это ли не диво?!
Всего лишь ёжик с сердцем из огня.
Его преображение красиво.
Столь странно в неизвестность семеня,
что за туманом даже лап не видно,
он знает цель, не ведая маршрут.
И снова лист как будто парашют,
спускающийся тихо, безобидно.
Над ним смеётся странный великан –
среди травы блуждающий обман.
8
Среди травы блуждающий обман
приводит к восхитительному древу,
чей внутренний пространственный аркан
подобен молчаливому напеву,
зовущему к себе, через себя,
сквозь прошлое – за точку невозврата…
Выходит ёжик, вечность возлюбя,
не ведая, сколь тягостна утрата
ценимого иными вещества,
забытого на грани измененья
сознания и предопределенья,
что носят отпечаток колдовства.
И снова кривизна ориентира
его пугает демонами мира.
9
Его пугает демонами мира
способный всем на свете пренебречь
какой-то псих с повадками сатира,
желающий из опыта извлечь
тень дикой необузданной погони
за, в сущности, каким-то миражом,
стяжающим в разжатые ладони –
что станет неподъёмным багажом –
глубокое предвиденье мистерий,
крадущихся у века по пятам.
Но вот вопрос: а был ли ёжик там,
в галактике разряженных материй?
И, если был, чего хотел достичь?
Чью ирреальность силился постичь?
10
Чью ирреальность силится постичь
колючее, но милое созданье?
Над ним свистит отступничества бич,
не в силах повлиять на подсознанье.
Но в общей утопичности пути
вдруг возникает друг из ниоткуда,
и, обретая, что хотел спасти,
ёж снова начинает верить в чудо…
Но логика таящейся беды
его толкает в медленную реку.
Присущие ежу – не человеку,
на берегу закончились следы.
И ухает, что беспокойный сыч,
парящая восторженная дичь.
11
Парящая восторженная дичь
теряет направление полёта,
совсем не в состоянии постичь
того, что в мире существует Кто-то,
меняющий в магнитах полюса,
собой оберегающий пространство.
Бессловные услышав голоса,
способные приблизить постоянство,
слог переходит с шёпота на «ты».
Плывёт герой вперёд на теле Бога.
Ведь если ты уверовал немного,
сбываются сакральные мечты.
Лишь тихо плачет трепетная лира,
в колодце узнающая кумира.
12
В колодце узнающая кумира
надмирная звезда отражена
подобием небесного потира,
нетленным светом вооружена.
И, следуя за спутницей случайной,
сухим выходит ёжик из реки.
Исполнен он тоски необычайной –
пленительно-возвышенной тоски
по невозможно липкому туману,
скрывающему тайные места,
в которых пребывает лошадь та,
вошедшая в далёкую нирвану.
Его её не покидает взгляд…
Но есть Никто, с кем молча говорят.
13
Но есть Никто, с кем молча говоря,
становишься печально-просветлённым.
И, в безграничный космос воспаря,
перестаёшь казаться удивлённым –
лишь начинаешь в отдаленье быть
от суеты мирского суесловья,
и продолжаешь по теченью плыть,
и чувствовать звезду у изголовья…
И всё в тебе. И ты не одинок.
Звенит зенит земного осязанья
над головой коснувшегося знанья
вошедшего в невидимый поток
иного сна, где, над собой паря,
доходишь до истоков словаря…
14
Доходишь до истоков словаря
и этим возвращаешься в начало.
И, все свои рожденья повторя,
ты вспоминаешь – музыка звучала,
где лес шумел, и звёзды над трубой,
в плетёном кресле чай и можжевельник.
И ты был всем, и были все тобой,
и начинался в среду понедельник…
Твой друг всё так же смотрит в никуда,
из пиалы прихлёбывая вечность,
и в этом есть такая бесконечность,
такое внеземное навсегда,
что впредь не избежать иносказанья,
прильнув душою к дереву познанья.
0 ч. 12 мин. 16.02.2023 г. 13 ч. 22 мин. 18.02.2023 г.