По вечерам в Петре можно дышать. Днем раскаленный воздух пустыни входит в ущелье, как нож в масло, но ближе к вечеру он теряет свой пыл, начинает дрожать и становится прозрачным, похожим на воздух Арьи, на воздух Большого Марсианского каньона. И тогда здесь - на розоватом камне, на арках и капителях Последнего Храма появляется иней.
У Шестой планеты есть три названия. Марс, это для Земли и для землян. Арес, для легионеров Ареса, Стальных глаз. И Арья, для таких как я. Мне привычней и проще называть ее - Арья, а беженцев с нее, релокантов, равно как и наших потомков - арианцами.
Этот каньон в Петре, малая копия Большого Марсианского каньона, был найден и обжит нами, потомками пришельцев с Арьи или Марса, уже после того, как Боги перестали являться нам и Олимп опустел.
Когда один из легатов Ареса в первый раз увидел эту шкатулку в скалах на краю ойкумены, он ахнул, так это было похоже на ландшафт Марсианского Большого Каньона с его бесчисленными укромными долинами, вырезанными в скалах.
Здесь, в теплых, а днями - невыносимо горячих скалах, мы вырезали подобие нашего Арианского града. Вырезали ларец, для того, чтобы хранить в нем осколки культуры Большого Каньона. Здесь мы ждем возвращения наших Богов.
Для них тысяча лет аскезы – один миг. Знания бренных, увы, с трудом просачиваются через умы поколений. Когда Боги были рядом, никто из потомков Арьи и не думал собирать и записывать их предания, Боги просто их нам - сообщали. Когда идут дожди, ты подставляешь ладони и пьешь. Ты и не думаешь собирать воду или крутить ее в клепсидре.
Когда же Боги исчезли, или предались аскезе, их бренные други взалкали и бросились по крупицам собирать осколки Божественного Знания. Знания, где нам, арианским народам, рассеянным по лицу Земли, прежде всего сообщалось о природе Космоса. Затем было решено собрать все это в одном месте. Для того, чтобы восстановить Полную версию.
Тогда и была построена Петра, особое место, которое потомки арианцев из разных концов Земли берегут и содержат, посылая сюда своих визионеров. Здесь мы сообща, по крупицам, собираем разрозненные знания о Космосе и фигурантах его древней и новейшей истории. Полную версию, однако, до сих пор составить не удалось.
Можно сказать, что каждый Арианский народ создает свою версию Космогонии; сообразно традициям и запросам своего этноса или колонии.
Таковым оказалось наше понятие о свободе, да и как могло быть иначе.
Пойти в Петру меня благословила моя небольшая колония: Изумрудные глаза. Это название она получила еще на Арье. Сейчас мы обитаем среди славян, где они, потомки запевал в Божьих войсках, называют нас волхвами или волшебниками.
Таким образом я здесь, вместе с другими «провидцами». Все мы, насельники Петры, собранные здесь единым Промыслом, пишем свои версии Космогонии для тех, кто рано или поздно окажется один на один со Временем, и в этот момент не будет находить ответов на главные вопросы; как всё это случилось и как с этим нам, бренным, соотнестись.
У свирепых викингов один угол зрения на Историю, у гордых римлян другой, а поющие души славян требуют и вовсе не истории, а протяжной или плясовой песни, они пытаются сохранить молодость своего народа, ныряя в проруби, распевая протяжные песни и умываясь росой.
Здесь,в Петре, бытует и версия о том, что Великие Боги в очередной раз развоплотились, точнее - приняли немыслимое для своей природы решение воплощаться только в своих смертных репликах. Раз за разом появляясь, достигая расцвета и увядая. Что они позволили своим репликам становиться ветхими и уязвимыми!
Увы, Замысел неумолим, и для Богов это третья по счету чужая планета, третья чужбина. Здесь им приходится принимать решения о которых нам, изначально бренным и помыслить еще не удалось.
Если это действительно так, тогда каждый из нас, арианцев – есть аватар Зевса, Аполлона или Афродиты. Или Одина, Бальдра и Фрейи.
В детстве и в юности в наших телах обитают Боги, а потом они уходят, оставляют свои оболочки, а их изумленная, не понимающая, что с ней происходит одежда, некоторое время, иногда весьма длительное, еще остается личностью, дышит, учит своих детей, мучительно пробует любить, но уже не способна на ту глубину восприятия, на то дерзновение мысли, которое свойственно только вечно юным Богам.
Странная, вымученная версия. Старая арианская доблесть – единственное, что держит нас здесь, в Петре, да еще любовь к Мирозданию и надежда обрести утраченное единство с Космосом не позволяет таким как я навсегда покинуть здешние места.