выловив рыбу, больше собственной лодки,
заканчиваешь молится.
скажи мне чья в этом вина?
перестаёшь входить в храмы чистым, после дорогих игристых или после дорогих бутылок вина?
охранник в тюрьме читает Хемингуэя,
и как старик Сантьяго пьёт кофе из консервных банок.
докуривая свою толстую, остаётся с ней, тлея,
а потом возвращается на место, с мыслями о главном.
крест на чужом теле, ночью становится золотым,
оставляя спину неметь в золоте,
бежать в Гималаях от медведей становится простым,
но позже приходит чувство голода.
десерт, на серебряном подносе,
-простите, я не заказывала.
-это вам от мужчины, столик напротив,
прошу вас, ему не отказывают.
птичкой бы певчей стать, на крыше того заведения, хоть ненадолго.
не чувствовать того неловкого смятения, или вдруг он меня и тут словит.
в клетке сидеть будут обе, с дверцей из лазурита.
он будет с дудочкой, она его коброй, но дверь та будет редко открыта,
а потом птицу в свободный полёт, она его заслужила,
но за время отвыкла, без него падёт,
свободы нет в птичьих жилах.
повелитель тот, подкормил новую птичку, теперь синица в клетке изумрудной
это не страсть, не дурная привычка,
просто у сильных людей жизнь трудная.
раковину морскую, к раковине ушной,
звук прибоя, тишь да покой,
спрашиваю у моря сколько она стоит?
«за такое не платят, забирай, а то смоет»
лечебный камень, снимает отёк, нашла его на горной вершине,
на самый сложный вопрос, сразу мыслей полёт и они стали большими.
как жемчужина найденая мной, следующая клетка будет жемчужной.
раковина к уху, тишь да покой,
-ты правда нужна мне послушай.
он говорит закрывая дверцу, на пару замков, не на один.
когда-то птица будет предоставлена ветру,
но не пока он ее господин.