Ещё не юбилей, но все поздравления так незаслуженно многословны, что я решился на краткое их обобщение в стихийном пассаже. Это не автодифирамбы, а всего лишь констатация всем известного факта незаметного проживания самого скромного художника в мире залихватских самопризентаций. Непригодный для семейного уклада. Возмутитель обыденности. Автор перформанса Ветродром, длящегося 45 лет без смены главного героя с ротацией исполнителей вплоть до третьего поколения. Гордый самозваный собиратель в мимолетную стаю окрыленных одиночек. Вечный вспахиватель воды, по праву жнущий что посеял и зимующий на чужих хлебах. Дирижёр хеппенинга больше для себя, чем для тех кто понимает. Всю жизнь выписывающий одну и туже, но всякий раз разную живую картину с парусами на горизонте. Такой себе непрошеный раскрашиватель реальности, изгнанный на старости лет из ареола своего обитания сувереном от двуглавого и потому по орлиному виртуозным вспарывателем взлетов.
Вандалом моих живописаний, зыбкой но неистребимой картины, к которой и вы имели далеко не эпизодическое отношение. Он своё получит. И за мою, пусть и левую, испепеленную школу виндсерфинга, тоже. Бог не фраер. Но пейзаж без паруса навевает о Боге слишком однообразные мысли. Благодаря этим крыльям над водой я окружал себя красивыми людьми, гордился вами и делился своим праздничным миром немыслимым без вас. Картина осталась недописанной. Пусть уже не на эпоху, но ещё лет на десять возрождения, надеюсь как минимум. Ещё не налюбовался вами, не нарадовался. За год до семидесятилетия решил набраться наглости и на всякий случай написать с кем вы имели дело. Не я один такой самопровозглашенный и свято верящий в свое право на мимолетный радужный вклад, смущающий художественным вмешательством обыденные мотивы, деятель, и наше творчество не от слова худо. На мой взгляд, такая форма самовыражения самая человечная из всех возможных художеств и самая самодостаточная. Пусть родственное отношение к белению паруса одинокого имею самозванное, но среди вас другого представителя от него не было.
Вот шуточная увертюра от именинника, теперешнего уэльского шабашника и известного обалдуя.
Вчера до вечера вырезал старую входную дверь по периметру рамы и перфоратором выдалбливал паз для новой. Делая сквозную прорезь огромной болгаркой срезал, из-за непроглядной завесы от каменной пыли, штифты на которых всё держалось. Вся конструкция, метр на два с половиной, стала на меня валиться. Пришлось засверливать раму и ставить временные дюбеля.
Закрепил заразу.
Дверь полностью не закрывается. Новая конструкция ещё в упаковке стоит подпирая стенку рядом. Толстая, из хорошего металла, сам не дотащу. Дожидается демонтажа приговоренная. Сквозь прорези шириной по пять сантиметров с обеих сторон рамы просматривается улица. Идёт мокрый снег. Мыться в корыте из ведра с горячей водой, других удобств нет, из-за холода страшновато, глаза промыл, на голове черти что. Оседающая лунная пыль превращает дом в объект космического порядка. За бутылкой сбегать не могу. Идти две мили только в одну сторону, а дверь не захлопывается, замок, ясное дело, может назад не пустить. Водвореная на прежнее место рама обрамлена сквозными щелями, смотри хоть туда, хоть обратно, просто загляденье как привлекательна. Грязный, без выпивки и праздничной закуски, но за то в доме с надёжным проветриванием, счастливый с незапертой дверью улёгся и не заметил как наступило это незабвенное утро моего рождения. Осталось вымыть голову, отереться мокрым полотенцем, сменить белье, быстренько смотаться в Азду, такой огромный, тёплый и светлый рай с дарами со всех концов света, скупиться и сесть за стол, сложенный из старой тумбы и оккуратно обрезанного и хорошо протертого куска гипсокартона. Утро начинается. Поздравления посыпались за полчаса до звонка будильника, выставленного на полшестого. Проспать знаменательную дату и самому не хотелось. Выпью, закушу и буду рисовать. Прямо как в детстве. Вспоминать дорогих гостей с красками-карандашами и книжками со стихами разрисованными волшебниками для странного мальчика, который пренебрегая серьезными занятиями только рисует и пишет стихи, сочиняет и выдумывает другую жизнь, которая у него обязательно сбудется. Да что там, сбылась и до сих пор наполнена благодарными образами в преддверии воплощения, потому что в жизни прозы нет.