Валентина Дроздовская

Околица
ВАЛЕНТИНА ДРОЗДОВСКАЯ
(1939-1998)

ЗАПИСКА В ХИРУРГИЮ

Тепло ль тебе? Терпима боль твоя?
Слежу тревожно за минутной стрелкой…
Как жаль, что никогда не буду я
У изголовья твоего сиделкой.

Как жаль, что никогда моя нога
Не ступит на порог твоей палаты.
А за окном крещенские снега
Чисты, как медицинские халаты.

И завтра в десять люди примут бой,
В спасительное ринутся сраженье,
И милосердье встанет над тобой,
Склонённое в предельном напряженье.

И, как молитву, я шепчу: — Держись,
Припомни голоса,
Припомни лица
Тех, с кем делил ты помыслы и жизнь,
Кому от страха за тебя не спится.

Мне тоже не забыться в эти дни,
Но я надеюсь на твою везучесть.
Яви меня
И памятью прильни —
Ведь и моя решится завтра участь.

Ты дал мне право по тебе тужить —
Отныне даже этому я рада,
Ведь человеку для того, чтоб жить,
Любить и думать о любимых надо.

***

Ты убежден, что женственность -
Длинные ноготки,
Кухонная божественность,
Вышивка от руки,
Струнное послушание,
Милый прием гостям,
Всем твоим подражание
Слабостям и страстям,
Мягче шубейки беличьей
Утренние слова...
Останови свой перечень,
Буйная голова.
Не продолжай про женственность
До темноты в глазах.
Женственность - это жертвенность,
Стирка в больших тазах,
Это себя попрание
Ради удач твоих,
Это морщины ранние,
Выдержка за двоих,
Это не стан с осанкою
Опытных зазывал,
Это - всплывать русалкою,
Если девятый вал.

***

А любовь несла меня не боясь погони,
Бушевала пламенем, словно конь-огонь,
Я по воле случая падала с коня...
„До чего ж везучая,” – это про меня.
Падала удачница прямо в васильки,
Знала – рассудачатся злые языки
Кто-то приговаривал: „Ох, беда, беда.”
Зубы зло оскаливал: „Сгинешь, красота!”
Я в ответ: „Почтенные, никакой беды,
Разве грех – падение в синие цветы?”
Конь-огонь отыщется – не по мне ходьба,
Я – его владычица, он – моя судьба.
Полно, добры молодцы, что вам до меня?
Ведь не даром молвится: „Падать – так с коня!”

СИРЕНЬ

Вспоминается Киев.
Театр оперетты.
Мне — двенадцать, и я у подруг на виду
Приношу одичалой сирени букеты,
И топчусь у служебного входа,
И жду.

Я, совсем как большая,
Влюбилась в артиста —
Он в «Цыганском бароне» так пылко играл,
Он заливисто пел, он смеялся лучисто,
Он сирень от меня снисходительно брал.

А сирень ту мальчишки, безбожники наши,
На старинном погосте ломали весной,—
Видно, я им казалась всех девочек краше,
И они заикались при встрече со мной.

Оттого ли, что были мучительны чувства,
А кладбищенский куст безнадзорен и стар,
Поднялась у мальчишек рука на кощунство
И моя поднялась — передаривать дар.

Мы давно уж не ходим в коротких пальтишках,
Мы деревьев не гнём, добираясь до крон.
Я с тоской вспоминаю о наших мальчишках,
И совсем позабылся цыганский барон.