Вязь туманная на окнах
будто с прошлой жизнью связь,
вьётся поседевший локон,
а вокруг темнеет грязь
пересудов и наветов,
отрицаний под метель,
что когда-то было лето –
золотился чистый хмель.
Пела иволга с зарею
на малиновом кусту,
иногда, смешно порою,
прокричать мне в пустоту
фразу, полную презренья
к неформальной тишине,
и, уменьшив ваше рвенье,
крест поставить на стене
отчуждения в эпохе,
увядания в экран
не раздвоенности вздохов
с окровавленностью ран,
не дожившего сомненья,
не по поводу, но всё ж
в ожидании спасенья,
отметаю сходу ложь.
Остаюсь на дне признанья
неустойчивости дней,
перевернутых метаний
с беспросветностью дождей
эпохального значенья
с потепленьем атмосфер.
Не люблю я сочинений,
долгожданностей, мон шер.
Всё пристойно на опушке
перезвонов по весне,
где опять поют кукушки:
сколько жить осталось мне...
...Больно слышать, но не надо
нам в отчаянье впадать.
Год прожили, вот и ладно.
Новый Год уже видать
за окном в метели зимней,
поседевшей на снегу.
Мы ж идём со старым гимном
на остывшем берегу.
Не по прихоти пехоты,
под напором бури злой
забиваются не соты
белокаменной золой,
а сердца под сводом сплетен
за углом мечты моей
из безрадостных отметин,
распустивших голубей
из непризнанной когорты –
тунеядцев тишины,
где сумятицы до чёрта,
где печали не видны.
Остается помолиться,
замолить свои грехи.
И не надо, люди, злиться,
не о том мои стихи.
Но об этом состоянье,
где наморщенные лбы
окружают постоянно
отголосками судьбы
беспечального пилота
на предельной высоте –
ниже низшего полета
в безмятежной пустоте
опрометчивого чувства –
оставаться, быть собой
и не прятаться искусно
за некаменной стеной.
Обезличенного счастья
и безадресных острот.
Не хочу в пруду купаться,
а скорей наоборот,
пруд меня не принимает,
отвергает водоём.
Он, наверно, понимает,
что такое окоём,
за которым песни звонче,
за которым редкий звук,
лист бумажный не лопочет
от безнравственных порук
во спасение предательств
на исходе каверз злых
опрометчивых сиятельств,
но не нонешних, былых.
Отгремевших в тихом поле
на безрадостной стезе.
Говорю о странной доле
на безрадостной Земле.
Понимая всю нелепость,
ухожу за поворот,
где когда-то тихо пелось,
где не хмурился бы свод.