Персей устал рубить. На лезвие меча
лучи Горгоньих глаз намотаны, как узы,
и сталь от этих глаз, от их больной обузы
мутнеет и дрожит, невесело звуча.
Но в зеркале щита у левого плеча
плывут глаза другой, непроклятой Медузы,
прекрасной, молодой. Тоскующие музы
там ждут в тени ресниц, молитвы бормоча.
Не яд гадюк, но кровь кипит под языком,
и заалевший рот не помнит о заразе,
и девственным лицом отсвечивает медь,
и вновь проснулся бог во взгляде ведьмовском…
Да, может красота примерить безобразье,
но только в наготе согласна умереть.