я за плечи крепко обняла закат.
он вздохнул тяжелой грудью.
пальцы мелкой россыпью дрожат-
рушатся людские чьи-то судьбы.
он боялся, что они внизу
никогда не взглянут на него,
поцелованную солнцем полосу
грубо бросят, отмахнув рукой.
я погладила его по голове.
он смахнул искрящуюся слезу.
чтобы скрыть свою безумную тоску,
он укрылся в темной синеве.
он оставил мне кривые облака
и безумно тусклый неба свет.
сотворенный им,спустивши рукава,
еле начинавшийся рассвет.
он ушел, оставив за собой
дождь рекой и хоровод из туч.
будучи, как он, могуч,
он омыл беду искрящейся слезой.
люди не смотрели на него,
заметавшись в поисках ответа,
они не ждали больше ничего
кроме начинавшегося рассвета.
рано утром, взглядом устремясь
в голубое пробудившееся небо,
будто резко никуда не торопясь,
они, порабощенные рассветом,
стоят, улыбки не тая,
ведь начался их день с красивого пейзажа.
да что таить, такой была и я,
и мою душу этим светом будоражит.
и по исходу трудового дня,
спеша домой куда-то и зачем-то,
все забывали про тебя,
закат, прости нас всех за это…
ты провожаешь, убаюкивая в сон,
целуя каждого, как мать, в макушку,
и мягким светом, как подушка,
ты укрываешь небосклон.
закат, погруженный в обиду,
не вышел через день и через два.
сперва, не изменив особо быта,
но это только лишь сперва.
и ощутив, как будто что-то
украли в жизни их простой,
стало им совсем не до восхода,
не пленил он красотой.
стало хуже просыпаться
и труднее засыпать.
этот мир им показался,
как пустая пустота.
и взмолились в просьбе люди
о прощении свысока,
а закат ведь не осудит,
расступились облака.
он, пожав ладони солнцу,
осмотревши мир внизу,
только горько усмехнется,
вырисовав полосу.
и укутанные негой,
словно в детстве молоком,
каждый, что был человеком,
улыбнется кротко он…
я закат обниму за плечи,
благодарно сжимая его.
он шепнет мне тихо: - до встречи!
так улыбчиво и легко…