Кажется, я все понял.
Милая, я все понял!
Мне навсегда, отныне,
быть у тебя в долгу.
Я не помог в неволе,
я не спасал от боли.
Но, вот теперь, я понял.
Отныне помочь могу.
Я вырос и разобрался,
сменил свой пиджак на новый,
открыл горизонты в странах
и сотнях сортов вина.
Тогда я тобой спасался
и был абсолютно голый.
Теперь в груди моя рана
тобою заслонена.
Я понял, что ты бесценна,
в моей голове бессмертна
и в мыслях моих навечно
будешь заключена.
День наступал на смену
ночи, что так священна.
И я попросил сердечно
«Налей мне еще вина».
Я шел по дорогам дальним
предательства и обмана,
по рекам из нареканий
и бурям, и сквознякам.
Теперь мы сидим на заднем
в машине, где за туманом
не видно ни обещаний,
ни клятв наверняка.
Я взял бы тебя за руку,
холодные держа пальцы,
обнял бы душой наивно
и крепко тебя сжимал.
Прости меня за ту муку,
мы ведь с тобой скитальцы.
Улыбкой осветишь дивной
и уберешь кинжал.
Дурная ведь есть привычка -
покуда в душе метели,
несбывшиеся любови,
далекие есть мечты,
тогда загорается спичка,
тогда нас везут качели,
тогда у поэта на доле
написано жить стихи.
И ты была моей Музой,
моим вдохновенным чудом,
личной иконой рифмы,
мудрым поводырем.
Ты мне и дар, и груз мой.
И весело мне, и грустно.
Душа подпевает ритмам,
сердце горит огнем.