“В неё влюблялись дети и таксисты,
Лишь только сладким голосом сирены
Она произносила пару слов.
Наверно, так глаголет ангел чистый,
Наверно, так вербуют секты пленных,
Так мать баюкает свой дар бесценный,
Так телефоны делают любовь.
Когда она большим и мягким телом
Вселенную мгновенно заполняла –
Там для других не оставалось мест.
Там лишь она глухому миру пела
О том, что можно всё начать сначала,
Что Карл не будет больше красть кораллы,
Что Бог нас любит, и свинья не съест”, - Евгения Ткалич.
Обрюзгший мужчина лёг спать,
С утреца начал карьеру генерала.
Жена метается: то-сё прибрала,
В рефрижераторе пельменей не досчитала,
Бельё развешала, чтобы не затхлось,
Орхидеи, папоротники, кактусы полила,
Остался тарантул, красно-чёрная пакость,
Сунь ему комара с жёлтой ленты и - пошла.
Муж, почёсывая репу, подняв пузо,
Пялится, как лемур, в монитор,
Подкряхивает: “Туза ему, туза!”,
Отвлекается на “Звезду” сквозь ор.
Защитничек, хвала и честь генералу!
Пошёл ты к своей матушке в могилку,
ВС РФ “Грузы 200” гребёт самосвалами,
Около ста тысяч погибших навскидку.
“Сл-л-лушай, Зин, сваргань курицу в духовке”, -
Отвлёкся он и снова за своё.
Сорок лет, нет ни физики, ни сноровки.
“Конечно, Вов”, - синичкою поёт.
Курица кончилась... Вова!.. Оглох, что ли?
Владимир, продуктов нет, я в магаз...
О как! Ты, Зин, зришь, конечно, в корень...
Так-с, рассылка спама, #Крымнаш, #Крымнаш.
Жена вождя
В нарядном платье с запахом
Вприпрыжку бежит через двор:
У неё свидание с господином Палахиным,
Надо успеть, уговор есть уговор.
Ребятня разбрасывает по тротуарам фантики,
Чернорабочие киоски “Роспечати” распиливают,
Из окна кричат безызвестного Владика,
На рекламные баннеры надпись клеят красивую.
Подъезжает ПАЗ-3205 нагруженный,
Простуженный водитель берёт плату.
Зина пишет своему легендарному суженому:
“Дорогой не теряй уехала к Владе”.
Двадцать два рубля за проезд до района
Сыплются на плед к водителю,
На бугорок, углом наклонённый,
Въезжают милые бобры-строители.
Рандеву схлопнулось в аутодафе,
Зина переводила дыхание.
Артём Палахин, поправляя каре,
Приведённый в неистовство состояния,
Исчирикался про немытую Россию,
Про то, как либерал победит дураков,
Умный пескарь-воробей просился
Оставить ему на разговоры пару часов.
Зинаида Рудольфовна слушала
Глазами - отблеском солнца,
Он плёл “се ля ви”, “ма шери”
До дней последних донца.
Амура, Гименея, Купидона вспомнил он,
Ей нравилось, она слегка краснела,
Палахин был не то чтоб Аполлон,
Но всё же молодецкий телом.
Суммарный базис! О, слова,
Среднестатистический квазидемократ,
Твой муженёк - сопливая лапша,
А Сальный Пятнину, ух, сделал же “добра”.
Да-да-да, мурлычет податливо Зина,
В Артёме ища ненормальность любви,
Ты не слушаешь меня, тупая скотина,
Думает он; не жеманство - сплошной колорит.
Как мама кликала -
Зинушка возвращается в пазике
На Гагарина, 63, квартира 11.
Перед ней малыш гладит кота Барсика,
Бабка давит лыбу, губы лопнувшие облизывая.
Артём отдал денег на следующий день,
Насыпал соль на рану, называется.
Двор развернул сочным видом пастель,
Идёт генерала жена, жена красавица,
Зашла домой, по ступеням подымается,
Открывает дверь, вешает сумку, отдувается.
Муж с порога из соседней комнаты: «Зин, привет!»,
И она протяжно фальцетом давится,
Близорукость любви стала постояльцем,
Завтра ошалеет новая канитель.