Давно окончен летний ужин
травы-бессонницы из лужи.
Приходит полночь печаль,
и фонарей зеленый чай
ругается глотком горячим
и кормит бабочек парящих.
Ты отхлебнул, теперь болей
бокалом летних фонарей,
где магазинов взгляд стеклянный
опять кричит бетонно-пьяный.
Прохожий щелкнет каблуком
и каркнет носовым платком.
Вот на балкон купил билет,
завернутый в такси сосед,
Получкой лучиком бренча,
он, как и ты, глотнул печаль
и чиркнул в небо зажигалкой,
где светится луна фингалом.
А тополей вечерних хруст,
где отзвенел сирени куст,
дымится розовой попойкой,
да может быть больничной койкой,
и будет к осени полна
душа армейского сукна.
Мохнатый просится покой
в окне сиреневой рукой,
и вечно будет двор такой же,
травы зеленая рогожа,
и вытрезвитель в двух шагах,
решеток правильный шпагат.
1988