(Напоминаю благосклонным и неблагосклонным читателям, что это черновик, и что я пока не знаю, смогу ли дописать эту книгу. Извиняюсь за мат, если кто не приемлет)
Пытали меня, конечно, и в российских больничках. Особенно, когда однажды на скорой привезли, ночью… без сопровождения, без сумочки, в одном платьишке… а значит, и без денег. В Этой московской богадельне меня прям били… а и правильно, чего ж это я от рвоты, поноса и адской боли сознание теряю?
Надо сказать, били по-взрослому. Ну, не по почкам, конечно, по лицу… но сильно. О, если бы я могла ответить. Им бы прям с левой ноги прилетело. Но у меня даже рука не поднималась. И тут прекрасные, добрые российские врачи вдруг осознали, что я реально подыхаю, а в их планы это совершенно не входило. И таки что же они придумали? бл*дь, бл*дь, бл*дь!!! - они вызвали псих-бригаду, объявив меня наркоманкой.
Тошнота уже прошла и боль отпускала. Мои камушки в желчном устраивались по своим местам, как ни в чем не бывало. Я выбрала момент, когда все отвернулись и шмыгнула в туалет.
Два часа ночи. Как всё не вовремя. Как же неудобно звонить… друзьям. Но друзьям удобно, именно в такие моменты и нужны друзья. Потому что, кто же еще спасет тебя от садистов-врачей, когда ты абсолютно беспомощен, а в руках у тебя только телефон.
Света, я тут в больнице, рядом с вами, меня здесь бьют…
Через двадцать минут мои девочки, Света и Мила, уже были в отделении. Они появились как раз в тот момент, когда психиатрша с воплями ломилась ко мне в туалет, а я не открывала. Я просто просила уже хоть что-нибудь…
Бл*дь, вы слышали?! - злобно взвыла психиатричка и расхохоталась каким-то нечеловеческим голосом, - оказывается, у нас в сортире ничего нет, даже мыла… может ей еще и туалетной бумаги дать?!
****ец, как смешно… - Услышала я тихий от ярости голос Шаховской. - А можно узнать, что у вас тут происходит? - вежливо поинтересовалась она. Да, Света умела разговаривать с людьми. Талант, абсолютно мне недоступный. Я выдохнула с облегчением и виновато выползла из сортира.
Девочки, извините, но, кроме вас, мне просто некому было позвонить.
Света и Мила молча загребли меня в охапку и устроили между друг другом. Сколько-то долгих секунд мы так и стояли - стеной, в абсолютной тишине, глядя в глаза растерявшейся психиатричке. Ну, и кто теперь сила? - с каким-то тихим восторгом и завистью к себе самой подумала я.
Мы ее забираем, - безапелляционно заявила Света.
В воздухе абсолютно не пахло деньгами. Нет, ну, глядя на Милу и Свету, которые в полтретьего ночи стоят тут рядом со мной, такие прекрасные и уверенные в себе, стало понятно, что я не какая-то там бомжиха из Эквадора, над которой можно безнаказанно издеваться, а просто тупорылая эмигрантка, которая расслабилась “в заграницах” на ясном солнышке и бесплатном медицинском обслуживании.
Психиатричка как-то неуверенно заметалась, пыталась что-то сказать, но потом схватилась за телефон и начала что-то судорожно строчить. Через минуту появился растерянный врач. О деньгах уже не могло быть и речи. В воздухе сильно попахивало скандалом. Он же первый меня начал бить, а потом вызвал эту горе-психиатршу, которая уже оторвалась по-полной.
Ну, надо же! Оказалось, что врач не может отпустить меня в другую больницу, так как… Так как что?! Так как я могу туда не доехать. Потому что мне, видите ли, необходима срочная реанимационная помощь. Потому что камень может оказаться в желчном протоке в любую секунду, и тогда мне хана.
Ах, ты пидор! Так ты ж знал это, с самого начала знал. Знал, что я бессильна от невыносимой боли и немыслимой тошноты… и ты в озверении хлестал меня по лицу за то, что придется лечить меня бесплатно. Но нет, ты не хотел меня лечить, и поэтому вызвал бригаду, чтобы меня забрали в психушку и я бы там сдохла.
Прекрасно, прекрасно… а вот и псих-бригада.
Усталые раздраженные лица здоровых мужиков меня как-то сразу успокоили. Врач-психиатр угрюмо посмотрел на меня и попросил сесть на кушетку. Я послушно присела, глядя прямо ему в глаза. Мила успела шепнуть мне на ухо: “Спокойно… и не говори, что тебя здесь били, а то не выберемся”.
Что, так и оставите ее тут нам? - раздраженно зашипела психиатричка.
А ты что хочешь, чтобы я взял сейчас и увез в психушку здорового человека, который нуждается в срочной медицинской помощи по вашему профилю? - тихо спросил психиатр, но тут не сдержался и заговорил по-настоящему, на правильном медицинском языке:
Да ты, ****ь, заебала уже! Мне что, ****ый в рот, делать нехуя, таскаться к тебе через весь город? ****ец, сука, - еще один ложный вызов и я тебя саму на стационар запакую, к е**ни матери.
Эх, аж от сердца отлегло у него, наверное. Но у меня так точно… отлегло. Вот она, родная русская речь глубоко заёбанного человека, как есть - без вранья и притворства.
Под капельницей меня отпустило и я, наконец-то, уснула. Просто провалилась в блаженную пустоту. Какое же счастье - жизнь без боли, успела подумать я.
Я так много лет не могла пережить этот ужас, что дала себе слово - обязательно когда-нибудь написать об этом. И еще о том, какие прекрасные и добрые врачи в Эквадоре, где я по счастливой случайности оказалась давным-давно, и где мне посчастливилось построить мой дом мечты и прикупить землицы на берегу океана… за которую меня теперь и хотели убить озлобленные судебными неудачами аборигены. Странное слово, конечно, в цивилизованной, вроде бы, стране. Но что делать, если они сами себя так называют.
Да они по сути и есть - аборигены. Старики даже по-испански не говорят. Ну, по-хорошему, не говорят - крестик вместо подписи в седуле стоит. Словарный запас ниже базового минимума. А своего языка не помнят. Да они уже и не индейцы давно. Просто они и их предки всегда жили на этой земле. Потом продали ее. А потом земля сильно подорожала, и они решили, что ее нужно отобрать у каких-то странных русских и продать заново, и уже подороже - нормальным богатым американцам.
А русских надо убить. Чтобы, наконец-то, после восьми лет войны, вернуть себе землю по поддельным документам. А то все суды проиграны и надежды нет никакой. Только силой и наглостью. А еще подкупить полицейских и судей, тогда совсем хорошо будет. Потому, что тогда можно этих недобитых русских еще и в тюрьму посадить, - без медицинского освидетельствования и без права подать в прокуратуру заявление о покушении на жизнь. Ну, а если без освидетельствования не получается, то вот вам купленный полицейский в сопровождение, а вот вам замечательный эквадорский врач… вернее, врачиха - расистка и националистка.
Она с омерзением осмотрела меня, не прикасаясь, и дала какие-то указания ординатору, который зашил мой все еще кровоточащий череп и поставил какую-то капельницу. В это время доблестный эквадорский Полицейский, как он потом называл себя в суде, пытаясь посадить меня за обвинения в коррупции, спорил с врачихой, которая отказывалась отпускать меня в тюрьму - раньше, чем мне сделают томографию. Она, конечно, все понимает и полностью “за”, но ответственность на себя брать не хочет.
Напиши, хотя бы, что она пьяная была, - шепчет ей полицай, и врачиха послушно пишет.
О, мой слух… человека с генерализованным тревожным расстройством.
Ок, - громко напомнила я о себе, - но я не выйду из этого госпиталя без экспертизы на наличие алкоголя и прочих наркотиков в моей драгоценной крови.
Врачиха поспешно стерла написанное и застыла над клавиатурой. Полицейский чертыхнулся на своем “puta tu madre” и, раздраженно глянув на меня, выскочил из кабинета. В наступившей тишине и обездвиженности я снова почувствовала дикую жажду. Сколько же часов мне уже не давали пить? Я снова попросила… воды. Врачиха глянула на меня через плечо и вежливо сказала: “Ну, Вы можете купить себе воды”.
Я онемела. Сижу без сумки, без телефона, без денег - под капельницей… Что я себе могу сделать, Вы сказали, - купить воды? Находясь в госпитале с травмой головы и попав сюда по скорой помощи? Ну, здравствуй, Рашка!
“****ец” - подумала я, ухватила капельницу не избитой левой рукой и потащилась к рукомойнику. Конечно, я знала - и про больничные инфекции, и про местных амеб, и про то, что в Манте воду из-под крана даже кипяченую пить нельзя. Но жажда оказалась сильнее здравого смысла.
Глядя на меня, мягко говоря, в легком ахуе, врачиха брезгливо пробормотала:
А, вы тут решили попить? - ну, тогда и помойтесь заодно, а то Вы вся в крови.
Нормально попить я, конечно, не смогла, понимая весь ужас происходящего. Хлебнула пару ладоней, с отвращением и предчувствием неизбежной заразы, и успокоилась.
Пытка жаждой, как я ее потом осознала, продолжалась часа четыре, если не больше. До тех самых пор, как меня поместили в carcer, где добродушный полицейский принес мне бутылку воды и включил кондиционер. Мужа Диму разместили в соседней камере, мы даже могли разговаривать. Но прокапали меня, видимо, качественно, так что ничего не болело и очень хотелось спать.
От сумы и от тюрьмы не зарекайся… часто говаривали в СССР.
18.02.2023