ПРОСФОРА ИГУМЕНА СЕРГИЯ.
По рассказу
Анатолия Алексеевича Гусева
Часть 1.
Сей сказ не прост, не чтиво на потребу
Он о тебе, где ты ни окажись
О Святости любви – Духовном Хлебе,
Что раз дают с Рожденья на всю жизнь!
----------
Всё замерло, природа онемела
Лишь вьюга подвывала в полутьме.
В бараках иней, смерть гуляла смело.
Живой молил дай Боже смерти мне.
Был случай в заполярье в прошлом веке
В настуженную мертвенную ночь
Горячка пожирала человека
Врач лагерный не в силах был помочь.
–Нет топлива, почти остыли печи
Больные в этом холоде горят
–Лекарства нет, лечить мне его нечем
Лишь анальгин перевожу зазря.
И продолжал, –Привычная картинка.
А бригадир покоя не даёт,
–Хороший плотник был, сказал с грустинкой.
И вновь с надеждой, –Может, отойдёт?
–Конечно, отойдёт, не первая потеря.
Вон как горит, сорок один и три
Мороз и иней проникали в двери.
–Копейка-жизнь угаснет до зори.
А бригадир, –Жаль, плотник он от Бога.
Врач прошептал. – Так говорить - беда.
Укажут посуровее дорогу
Которая в один конец всегда.
Хрущёв твердил, что вскоре нам покажет
По телеку последнего попа.
А ты о Боге, за словцо накажут
Сошлют, запишут, без вести пропал.
–Куда ещё? Мы за полярным кругом.
–Поверь, найдут. Бескрайние поля.
И бригадир, как бы ругая вьюгу
–Пожалуй, могут. Посуровел взгляд.
–Статьёй какой повенчан в это царство?
–Так стройкам то работники нужны.
Доход нетрудовой и тунеядство.
–Хороший плотник, так ценить должны!
–Закон, выходит, решету подобен
Дыр множество, а выбраться никак.
-Да, молвил бригадир. –Властям удобен,
* Кухлянку надевая на **армяк.
Врач глянул безразлично на больного
То был когда-то сильный человек.
В жару, лицо небритое худое
О жизни утверждало дрожью век.
–Сегодня то жизнь как Осип Игнатьич?
–Бог помогает, а я Никодим.
–В бумагах пока что Осип Игнатьич.
Шифруешься как бы. Что ж поглядим.
Ровесник революции, не стыдно?
Уж сорок пять, а всё сосёшь как вошь.
Больной, хрипя сказал, –ты сам как видно
Всю жизнь свою за счёт других живёшь.
А я служил в Лавре до того года-
Года-указа, что жадно косил
Кто жив остался, клеймо «враг народа»
До смертного часа каждый носил.
-Будь добр, поведай, где кут тот заморский
Хотелось бы видеть, вдруг да не врёшь.
-В московских краях посад наш Загорский
–Такого не помню, славно поёшь.
Всегда один больной лежал в палате,
Что была изолятором теперь.
Входил к нему лишь врач в глухом халате
Боясь заразы, закрывали дверь.
Монах устал, в молитве Бог прославлен,
И в мыслях покидая этот свет
Жалел, что не в Святой Земле, не в Лавре
Придётся умереть в расцвете лет.
Пронизывая мыслью дни былого
Лежал, всю вспоминая жизнь свою.
Прощаясь с миром, всё молился Богу
Пока живые образы встают.
Часть 2
–Постриг приняв Никодимом стал зваться
Там же работал, с Творцом говоря.
–Все вы с заблудшим умом тунеядцы,
То не с мешками в обнимку с утра.
–Легче с мешками пластаться бывает
Так как лукавый пред нами силён.
То на себе испытал, теперь знаю,
Только пред верой беспомощен он.
Вот Патриарх наш Алексий в награду
-За вклад в Победу медаль получил
Ещё за оборону Ленинграда.
-Ну, ты, заврался совсем, помолчи.
Разом синея, он в кашле забился
Врач же в скептическом тоне сказал.
–Ты, как гляжу даже врать утомился
Ну и болтун. Вдруг открылись глаза.
-Спорить нет смысла. То ты так считаешь.
Только, возможно, ты- главный болтун.
-Ты же обманщик, мозги засоряешь
Люди последнее веря кладут.
-То приношенья от чистого сердца
Мы без насилья в молитве живём
В вере надежда отдушина дверца,
Где утешенье скорбящим даём.
-Что же работать, как все не желаешь
В поте лица себе хлеб добывать?
-Эх, о Душе ничего ты не знаешь
Не пред тобою отчёт мне давать.
-Гордый какой, несмотря что болеешь.
–Только смиренный пред Богом стою.
-Что ж топором так прекрасно владеешь?
-Им зарабатывал пищу свою.
В стройках тех радость Душе находили
Не пресмыкались нигде никогда.
И под бомбёжкой мосты возводили
Гнавшим фашистов советским войскам.
-О, ты геройская личность, как слышу
Хватит уж чушь несусветную несть.
-Бог лучше знает о нас, кто, чем дышит
Кем кого создал, таков тот и есть.
-Что ж отдыхай пока Осип Игнатьич
Утром предстанешь пред Богом своим.
-Так создан мир, не бывает иначе
Ясно своим, только так же твоим.
-Нет, просто сдохну, я в догмы не верю
И превращусь, как и все в прах земной.
-Знай, коль Душой не предался ты «зверю»
Будешь подхвачен! Аминь, Боже мой!
-Что-то за вера, где Девы рожают?
Это же сказки в пространстве пустом.
Кущи горят у вас, но не сгорают
Да разговаривать могут притом.
-Ум твой писание, сколько-то знает
Что ж атеизмами грузишь его?
-Думал над тем, но чудес не бывает
В сказках реального нет ничего.
-Здесь на Земле всё по вере даётся
Жизни проходят по воле Его.
С Богом блаженному легче живётся
Знал Грибоедов, что как отчего.
-Это ирония, ей ли здесь мерить.
-То ЕвАнгелие, молвил больной.
Всякий, кто будет молиться и верить
Будет спасён несмотря что земной.
-Даже пред смертью, без силы подняться
Всё пререкаешься, споришь судьбой.
-Эта привычка с войны не сдаваться.
-Что же солдат, пробуй выиграть бой.
В хрипе, зубами стуча отозвался
-Верует кто, тот блажен, и тепло.
Выключив свет, врач как бы извинялся
-Что же солдат, дай те Бог, чтоб везло.
Часть 3
Был тот указ в мае прошлого года
Тем, объявив беспощадный поход-
Звавший к борьбе с тунеядства породой
С теми, кто жил, обирая народ.
Тройки трудились, задержки не знали
Тем, пополняя бесправных поток,
Севера, знай себе, всех принимали
Их попадавших под власти каток.
Век не видать бы тем тройкам свободы
За тунеядство дан лагерей год
Плюс поселенья в довесок три года.
Как кровожаден судейский народ.
Срок максимальный. За что суд так взъелся?
Знать за медали на рясе его
Да на груди орден Славы имелся
А из мирского не чтил ничего.
Орден же тот почти жизнью оплачен
Раненый взрывом очнулся средь льдин
Часто сапёр, выполняя задачу
Бился со смертью один на один.
Год, почти минул с тех пор, как судили.
Осень с морозцем и иней как дым
Лёгкие слабые, но ещё жили
С той переправы по горло средь льдин.
Киев, понтон на Днепре наводили
Снова по горло и льдины везде
Там воспаление спиртом лечили
Ночь, пропотев утром снова в воде.
Даже в атаки на фрицев ходили
Чтобы войскам обеспечить рывок
Бомбы, снаряды, мы молоды были
Горьким был этот смертельный урок.
А через год, под Бобруйском то было
С воздуха бомбы утюжили мост
Лёгкое пуля тараном прошила
Путь его к жизни опять был не прост.
Снова монах-Никодим смежил веки
Впав в забытьё, слышал голос Творца
-Вера всегда хранит жизнь человеку
Смерть будет попрана! Капли с лица.
Слышал свист бомб над своей переправой
И штурмовой авиации шквал.
-Сколько терпеть это, Господи правый
Кончится это когда? Кто сказал?
Ах, то полковник в землянке крестился
К Богу воззвал хоть и был коммунист
Тут же всё стихло, налёт прекратился
Только в ушах ещё взрывы, пуль свист.
К вечеру немцы опять налетели
Бомбы не рвались, свист пуль перепляс
Видно, достаточно, бомб не имели.
Снова его зацепило в тот раз.
Старший сержант на войне пришёл к Свету
Бога познавший на всё был готов
Только узнав, что семьи больше нету
Вновь проклял Бога он Осип Седов.
Семью, не немцы, бандиты сгубили
Долго в беспамятстве в небо глядел
Хлебные карточки жизни лишили
Сына с женой, и солдат поседел.
С горем смирился, а сердце болело
Как же так Боже? Сынку лишь шесть лет.
Год как-то жил, только жить не хотелось
Богу молясь, проклинал тот момент.
Сплошь предлагали жениться вторично
-Сына родите, да не одного.
Он не желал. Жизнь текла хаотично
Хоть тридцать лет от рожденья всего.
Жил на войне он мечтою о встрече
С сыном-надеждой, любимой женой,
А возвратился, полгода, вновь смерчем
Страшное горе «накрыло волной».
Хлебные карточки жизни лишили
Сразу двоих ему близких людей.
После войны лишь полгода пожили
Зверски зарезал их местный злодей
Мучился, сердце-Душа возжелали
Мирной монашеской жизнью пожить
Лавру в Загорске тогда обновляли
Бога, как близких, не мог он забыть.
Целых два года покоя не знали
Сердце-Душа и стал Бога молить
Постриг принял, Никодимом назвали
И возвращалось желание жить.
Плотником был, трудясь Богу молился
Множество лет протекли как вода,
Горестей, скорбей нарыв умалился
Бога принял Никодим навсегда.
Годы текли, Сталин плох оказался
Тем, что фашизм пропустил вглубь страны.
Тем, что с народом в войну оставался,
Тем, что промышленность поднял с руин.
Только без стали бы танков не дали
Не одержали Победы в войне.
После войны вновь враги обвиняли
Лавру мол строит, в голодной стране.
Да, перегибы, конечно же, были
Только без строгости в жизни нельзя,
Умер и лик его грязью облили
«Добрые) служки (гнилого ферзя».
Служкам мечталось умы перестроить
Так, чтоб поверил народ в коммунизм,
Но в северах, где сплошь люди изгои
В Бога поверишь скорее, чем им.
Часть 4
Жизнь то тяжёлая, всё ж легче с Богом
Чем с их туманом-химерой бедой
Боже, как холодно, трудна дорога
Всё же помилуй мя, Господи мой.
Стал Никодим пред стеной против двери
Что на восток, не имея икон
Богу молился здесь, истово веря
Смерти не будет оставленным он.
Долго, в исподнем, он с жаром молился
Богу-держителю Неба Земли
Стало теплей, сразу лик осветился
Голос донёсся, надежду вселил.
Видит из тьмы Человек вдруг выходит
Ряса в заплатах, аскета лицо
Видом Славянин любимец в народе
То Святый Сергий – Отец из Отцов.
Близко подходит, но не было страха
В строгих глазах доброта и любовь
Слёзы стекают щеками монаха
Долу склонился пред Сергием вновь.
-Что же ты Чадушко, вас не оставлю
Духом упавших, найду, навещу
С именем Бога живущих прославлю
Кто вне Обители вновь защищу.
Многих, репрессий «машины» подмяли,
Только не все люди сердцем глухи,
Ты не бросал, и тебя не бросали,
Знай Никодим, Я не хуже других?
Вдруг Никодим вспомнил, как под Бобруйском
Раненный выдернут был, из воды
Неким Касимом казахом, кто в русском
Брата увидел и спас из беды.
-Да это тоже. Сказал Сергий строго.
-Так как в другом видел всяк своего.
Русский народ отвернулся от Бога
И Бог оставил его одного.
Из-за гордыни правителей много
Горя свалилось на судьбы людей.
Русский народ повернётся вновь к Богу.
Хоть им пока управляет злодей.
Не позволяли на Руси такого
Даже татары, хоть была война,
Этот же «русский» нагадил так много
И по заслугам получит сполна.
Поняв, что речь о Хрущёве ведётся
-Он Украинец, сказал Никодим.
-Кто же окраинцем сам назовётся?
Только лишь тот, сатаной кто водим.
-Чадушко, сердце по Лавре скучает?
Так приходи, я тебя пригласил.
Просфоры свежие братство вкушают.
И Никодим запах их ощутил.
–Вот, вкуси чадушко хлебца святого,
Сергий промолвил просфору подав
Мягкой была и горячей немного
Ел Никодим, в себя Святость приняв.
С каждым куском Дух его осветлялся
В Горнюю высь улетала Душа
Сергий смотрел, как дух зла разрушался.
Духу Святому входить не мешал.
Утром в палату врач входит с медбратом
Зэк Никодим лежит Осип Седов.
Врач посмотрел на лице мир и святость
И констатировал, - Этот готов.
Вскоре с носилками входят два зэка
Врач, на монаха взглянув, повторил
-Вот, забирайте, того человека,
Кто, Бог поможет. Всегда говорил.
Вздох, и глаза у монаха открылись
Встал, осмотрелся, на ложе присел.
Зэки носилки роняя, молились
Врач тихо охнул, медбрат побледнел.
-Господи, как же? Опершись на стену
Врач беспрестанно одно повторял.
-Что, Бога вспомнил, узрев перемену?
То хорошо чадо, всё же принял.
Врач, с собой справившись, лоб Никодима
Быстро ощупав, схватил стетоскоп
-Невероятно, нет хрипов, картина…
Лёгкие чисты, не треплет озноб.
Что ж Никодим, ты здоров. Не сидится?
Видно, твой Бог, тебе всё же помог.
-Срочно одежду мою принесите.
Ох, залежался, Душой изнемог.
-Осип Игнатьич, лишь месяц остался
На поселенье поменьше химер,
Там будет легче. Монах отозвался
-С Господом всюду легко, только верь!
* КУХЛЯНКА, -и, ж. На Севере: верхняя меховая одежда.
**АРМЯК, -а, м. В старину у крестьян – кафтан.