Приходит злое, чёрное извне,
опять в больной груди ущербность ищет,
и страхом разрастается во мне,
на горло давит, хрипло просит пищи.
Как будто на сто пятом этаже
почти остервенелого застоя,
где ночь, и что-то мерзкое в душе
грызёт и вовсе не даёт покоя.
Темно... лишь только тонкий силуэт,
что в вечность не отбрасывает тени,
как праздник торжества мыслесплетений,
стихов, что не сложил ещё поэт.
И в этой бестелесной пустоте,
едва забьётся птицей пульс натужный,
цвета перемешаются как нужно
на белом вожделеющем холсте.
Затем, так неожиданно легко,
на идише прочтёшь и на санскрите
ментальный шум, и тайны на ушко,
и горький скрежет околоорбитный.
Я спрячу их, чтоб помнить до конца:
и красок, и идей прикосновения,
шершавых клавиш громкое биение,
проникшее в печальные сердца.