Окоп

Дисклеймер:
Все упомянутые в рассказе персонажи,
космические корабли и планеты реальны.
Совпадения не случайны.
В тексте присутствуют сцены
жестокости и употребления табака.
Внимание!
Война, служба в армии и курение вредят здоровью!

После обеда работа и так не в радость, а тут ¬— на тебе сюрпризик. Эх, жизнь солдатская! В брюхе ещё побулькивает подкисшая капуста на маргарине и подобие компота из сухофруктов, серое зимнее небо мнится голубоватым, тучи притворяются облаками, портянки – почти чистыми, день сносным, и вдруг — заброшенный сортир. Замерзший, заброшенный и засыпанный солдатский туалет прямо на пути траншеи... Несказанное счастье… Чтобы прорубиться сквозь кирпич стенок и окаменевшее дерьмо начинки, придётся пахать до отбоя, а то и дольше. Хорошо ещё, что какая-никакая зима, лёгкий морозец, в иное время года на такой работёнке от вони задохнёшься.
— Перекур, пацаки, — ефрейтор Ляпа, здоровенный бугай и негласный лидер в траншее, вытащил почти полную пачку «Примы» и — широкий жест! — пустил её по рукам. Даже пацакам, доходягам Нетудыхаткам досталось по целой сигарете. Войска расселись кто где. Мы с Ляпой, фазаны, заняли крышку ящика из-под снарядов, широкую и удобную. Пацаки соорудили «седушки» из черенков собственных лопат и почти сразу задремали, привалившись спинами друг к другу. Немудрено, первые дни службы у солдатского организма три основных инстинкта: спать, жрать и срать. Если есть где — спать, если есть что — жрать, если есть чем — срать. Ни о чём не думать. Мысли, мечты и воспоминания — роскошь, положенная лишь старослужащим. Ну, иногда и фазанам…
А ведь самое сладкое в перекуре — воспоминания. Увы, не о гражданке. Поскольку на гражданке был не ты, не ты. Ты родился даже не тогда, когда стриженый гражданский зародыш солдата переоделся в хрустящие синие трусняки, сероватую майку, новенький камуфляж размером на гиппопотама и обул кирзовые сапоги или ботинки. И не тогда, когда твой первый сержант выстроил вашу разношёрстную команду в луже перед учебкой и скомандовал: «Вспышка с тыла, чаморы!». Впрочем, учебная часть также всё больше уходит в разряд неги околоплодных вод. Твои роды, твои настоящие воспоминания начинаются с корабля.
Сунули нас троих, меня, Ляпу и Армена во всю эту муть почти сразу, и двух недель в учебной части не провели. Ночью сержант поднял пинками. Спросонья и с перепуга подумалось, что чем-то днём провинились, и сейчас продолжится ночная туалетная жизнь с «пропиской в фанеру», мытьём очка зубной щёткой и прочими радостями солдатского быта. Оказалось, куда как хуже. В течение получаса нас нагрузили древними автоматами, скрутками из битых молью шинелей, сухим пайком на неделю и загнали на борт колымаги-шаттла.  А ещё через час, проблевавшись и частично отмывшись, мы осваивали науку жизни в космосе под чутким руководством господина младшего сержанта сверхсрочной службы. То есть драили гальюн, который сами перед этим заблевали и обдристали. Поверьте, та ещё радость чистить толчок в невесомости, даже через п..лю не освоишь на раз…
И понеслось… Гальюн, палуба, офицерские каюты, мостик, камбуз… Камбуз, мостик, каюты,  палуба, гальюн… Кораблик наш невелик, чуть больше катера, но содержать его в чистоте усилиями трёх пацаков — задача для стратега. Впрочем, Дуб предпочитал ускорение процесса уборки тактическими средствами: ремнём по спине, сапогом по голени, кулаком по рёбрам. Ну да духу-салабону уставом положено быстро привыкать, быстро учиться, а также «стойко переносить все тяготы и лишения межзвёздной службы». Без альтернатив.  Так или иначе, за пару месяцев полёта мы научились отмывать палубу за четверть часа, пообвыклись, притёрлись и даже наловчились иногда избегать некоторых «тягот и лишений».
Основа межзвёздной войны — деньги. Прикидывали, в какую копеечку влетит доставка на объект роты? К примеру, полгода полёта. Воздух, вода, жратва. Опять же помыться, побриться, ну и оправиться, простите за натурализм. Представляете, какой нужен ковчег, чтобы всё это вместилось? Дальше – больше. Что та рота? Ну да, ротой удержать рубеж... Смешно. А если батальон? Полк? Дивизия? Кому не лень, пусть сам рассчитывает тактико-технические  требования к экспедиционной эскадре, необходимой для транспортировки полноценной дивизии.
Потому нашего полка в одном корабле и прибывает по одному человеку на должность. Один полковник. Один капитан. Один старший лейтенант. Один прапорщик. Один старшина, он же каптёр, он же повар, он же медбрат. Один сержант, зато с двумя красными лычками на погонах. Это — отдельная поэма, это - младший сержант сверхсрочной службы Александр Дуб. Нет, ну сами прикиньте, каким дубиной нужно быть, чтобы даже на сверхсрочную нормального сержанта не дали…
Наконец, три рядовых пацака, то есть мы. Трое на три должности по штатному расписанию: стрелок, наводчик и подносчик снарядов. Мы, молодое пополнение: духи, салабоны,  слоняры. Многофункциональные автоматы с голосовым управлением: движок к тачке и полотёру, стиральная и посудомоечная машины в одном флаконе, а также денщик, курьер, официант и прочая, прочая. Почему нас на самом деле трое трое? Потому, что господам офицерам положено иметь денщика. Каждому.
А ещё на корабле имелся десяток порталов темпорального умножения, они же «мультики».
Всё это — абсолютно секретная информация. Как всегда неизвестно от кого пытаются утаить очевидное, но, тем не менее, количество документов о неразглашении, мною якобы прочитанных и, безусловно, подписанных, обеспечивает работой целый отдел в штабе округа. Не меньше отдела.
Впрочем, когда привыкаешь к недосыпанию, невесомости и периодическим побоям, на корабле не столь и плохо. Поскольку сухо и тепло.
Так мы и жили-тужили. До самой высадки.
Всем известно, что высадка — самый опасный момент для десантирования. Тут как: или тебя встречают свои, или, со всеми вытекающими, поджидают враги. Если свои — всё путём, просто впрягаешься в лямку и продолжаешь «стойко переносить тяготы и лишения». Привычный расклад. А вот если плацдарм успел захватить враг, то в лучшем случае всех просто уничтожают. В худшем? В худшем — плен, а там — полевой лазарет, где вражьи коновалы вживляют  чип в подкорку. И вместо свободомыслящего воина, исполняющего свой межзвёздный долг и кладущего жизнь за счастье всей Вселенной, пленник превращается в живого робота, в несчастного зомби на службе у сил вселенской тьмы. Смотрели в детстве фильмы по сети? То-то. Жуть. Впрочем, если честно, весь этот триллер – краткое изложение старлейского конспекта с грифом «Для служебного пользования» и видео для политинформаций. Страшные сказочки для неграмотных Нетудыхаток. Даже особо «упоротый» и вечно подвыпивший старший лейтенант Спорыш, батальонный идеолог, как-то перебрал одеколона и поделился соображениями, что всё это — полная туфта. Нет у врага таких технологий. Да и у нас их нет, просто потому, что межзвёздная наука тупо не доросла до подобного уровня. И нелогично: к чему оперировать и чипировать вражеского солдата, когда своих вдосталь? А для своих существует куда как более надёжный и действенный механизм управления — всё та же п…ля.
В общем, всё определяется в момент приземления.
Всё просто. Как только посадочное шасси десантного бота вгрызается в почву будущего плацдарма, включают портал темпорального умножения, в просторечии «мультик». В камеру «мультика» загоняют рядового, запускают программу умножения. К примеру — умножения на два, как это и рекомендуется инструкцией. Камера переносит солдата сперва в прошлое на заданный интервал времени, а затем возвращает почти к исходному моменту. Туда-сюда — и вот из камеры выходят уже два солдатика. Почему при появлении нового экземпляра не исчезает старый? Почему от овеществлённого парадокса не содрогается мироздание? С этими вопросами, пожалуйста, к физикам, специалистам по дискретной темпоральной механике и квантовой вероятности, а не к недоучившемуся экономисту.
Так или иначе, солдат уже двое. И существовать вдвоём они будут до тех пор, пока у более раннего не истечёт таймаут, заданный программой. А таймаут заряжают достаточный для совместного выполнения предстоящей задачи, как правило — с изрядным запасом.
На практике рядовых умножают как минимум на четыре, с целью повышения эффективности. Представляете четырёх человек в боксе, рассчитанном на двоих? Как всё это перенёс здоровяк Ляпа — отдельная драма…
Потом процедура повторяется ещё, ещё и ещё. Столько раз, сколько требуется. С рядовыми, с кусками, с немчурой (то есть с господами офицерами), со всеми кроме командира-полковника. И кого волнует, что два уставных календарных года превращаются для солдата срочной службы в десятки биологических?
В результате всех этих манипуляций со временем и вероятностью в прошлом оказывается достаточно личного состава и шанцевого инструмента для подготовки плацдарма по всем канонам самой передовой военной науки во Вселенной. В прошлом, относительно момента высадки.
Нам повезло. Мы успели. На неприветливой пустынной планетке корабль встречал посадочный котлован.  И от котлована — изрядно разветвлённая сеть траншей, землянок, окопов, нужников и прочих необходимых углублений в девственной щебёнке, не знавшей ранее ни лопаты, ни кирки, ни лома. От вида этой посадочной идиллии несчастным пацакам сразу стало не по себе… Ибо именно нам и предстояло малыми сапёрными лопатками выгрызать у планеты всё это мегалитическое великолепие. За неху..  немалое биологическое время.
На деле в нормальной позиционной войне огонь ведут искусственные интеллекты кораблей. Утюжат и выжигают вражьи позиции всеми доступными средствами. А наша солдатская задача — копать окопы да траншеи. Поглубже, поширше да подальше. Чтобы уберечь от огневой мощи противника господ офицеров и прочую ценную «матчасть».
Так что всех нас троих сразу и немедленно загнали в порталы темпорального умножения. И после нескольких сотен прыжков во времени выносили из камеры «мультика» под руки. В глазах троилось, ноги подкашивались, желудок пытался избавиться от переполнявшей его пустоты. Что успокаивало: вытаскивал меня из мультика я сам. То есть два экземпляра меня же, но более поздней, будущей версии. Есть надежда ещё сколько-то пожить.
Жизнь пацака-окопокопателя тяжела и монотонна. Подъёмы и отбои, насмешки и издевательства, половые тряпки, лопаты, кирки, ломики. Грязь, холод, жара, гнусная жратва, то понос, то запор. Хотя случаются мгновения, когда добродушный старослужащий фазан-черпак-дед вроде Ляпы даёт минуту послабления и даже угощает сигареткой.
Воспоминания текли струйкой пота по грязной щеке. Широкая спина Ляпы была тёплой и надежной опорой. Дымок «Примы» приятно щекотал горло. Тучи приоткрыли кусочек серо-синего неба, лучи безымянного зеленоватого солнца осветили траншею с дремлющими пацаками, притоптанным снежком и кирпичной кладкой заброшенного сортира.
Всю эту пастораль нарушили крики прапорщика Кудренко, подкравшегося со стороны штабного блиндажа:
— Шо расселись, шо расселись, б…, кто разрешил? Ляпа, шо, ох…л, давно п…лей не получал?
Злоба прапорщика понятна. Вообще он заведует складом горюче-смазочных материалов, в том числе не иссякающей цистерной спирта. «Работа с личным составом» землекопов не входит в его должностные обязанности, это прерогатива сверхсрочника, Санечки Дуба. Себя же прапорщик причисляет к офицерам, а господа офицеры очень не любят соваться в окопы, особенно в такой близости к передовому рубежу. Если послали прапорщика, значит, Санечка во всех ипостасях опять валяется в лазарете по причине острого алкогольного отравления. Отравления тем самым содержимым той самой цистерны. А прапорщика назначили крайним и как ответственного за спирт, и как младшего по званию.
Ляпа встал, притушил остаток сигареты, спрятал в почти пустую пачку и спокойно ответил:
— Перекур, господин прапорщик. Только сегодня не управимся, бойцов маловато. Сами видите, преграда. Форс-мажор.
Мелкий и нескладный прапорщик подпрыгнул перед Ляпой как болонка перед сенбернаром и опять забрызгал слюной:
— Да ты чё, б..! Какой ещё тебе форс, какой мажор! Прапорщика через х..? Чтобы всё за час сделали, б..! Копаешь и бежишь на месте, б..!
— Не управимся, господин прапорщик, — Ляпа даже не вздрогнул от прапорского визга, — мало бойцов. Сами видите, не копать, долбить надо. Пришлите ещё пяток человек, да не доходяг Нетудыхаток, а кого поопытнее и покрепче.
Прапорщик сжал было сгоряча кулачок в намерении засадить в железобетонный ляпин пресс, но вовремя остановился. Ляпе прапорские потуги пофиг, а ручку можно и повредить. Вздохнул густым перегаром. Подошёл к злополучной преграде, пнул ножкой мерзлый красный кирпич. Подёргал себя за нос и, наконец, принял решение:
— Ладно, пришлю, если есть кто свободный. Кого найду.
И ускакал в сторону столовки.
Мы успели докурить, но теперь не спешили браться за работу: появился повод, якобы дожидаться подкрепления.
Впрочем, долгий отдых не случился. Вскорости к нам пришлёпали ещё двое Нетудыхаток, трое Бабаят и один Армен. Нетудыхатки, нескладные и пузатые пацаки, сразу слились с группой остальных своих ипостасей и немедленно включились в работу. Армен, спокойный честный трудяга, тоже без напоминаний ухватился за свободную тачку.  А вот расхлюстанные дохляки Бабаята воткнули лопаты  в грунт и демонстративно разлеглись на крышке ящика, где прежде сидели мы с Ляпой.
— А ты чё, Бабай, вздумал дедовать? — удивился Ляпа, — Остальные за тебя должны корячиться?
— Ох…л, фазан? На дембелей пасть раскрываешь? — один из Бабаят встал с крышки и с грозным видом сделал шаг в сторону Ляпы.
Вообще Ляпа — самый добродушный в нашем призыве. Не помню, чтобы он хоть пальцем тронул даже самого чмошного пацака. Но тут завёлся, ухватил Бабаёнка за грудки грязного бушлата и приподнял одной рукой:
— Дембель, говоришь? А где у тебя на роже шрам, которым Бабая наградил Карандаш на третьем месяце службы? А ну, бегом работать, пацаки, и чтобы подгонять не пришлось, падлы хитрож…е!
Ляпа согнал с лежбища остальных Бабаят, и все трое, не на шутку перепуганные, кинулись вместе с Нетудыхадками обкапывать и долбить кирпичную стену нужника.
Вообще дембеля на первый невнимательный взгляд действительно можно, порой, принять за молодого. Особенно если этот молодой — его же версия из прошлого. На первый и невнимательный. Показной пофигизм к внешнему виду у дембелей сочетается с ленивой неспешностью движений и особым отсутствующим взглядом. Опять же, дембеля, в отличие от мальчиковатых пацаков, взрослые мужики. Так или иначе «закосить под дембеля» считается для пацака серьёзнейшим преступлением, даже серьёзнее, чем «кинуть через х…» деда, что чревато серьёзными побоями и пренеприятнейшей «воспитательной» ночью на чистке сортиров или выгребных ям.
Как уже говорилось, прорубить траншею сквозь замёрзший заброшенный нужник — нелёгкий труд. После того, как разломана кирпичная стена, замёрзшее гуано вырубают ломиками и штыковыми лопатами. И при этом по понятной причине нельзя использовать горелки для облегчения работы и создания в траншее терпимой температуры воздуха. Вырубленные ноздреватые куски коричневого цвета тачками транспортируют в тыл и закапывают в загодя приготовленной яме.
Уже смеркалось, но дело у вялых слабосильных пацаков двигалось медленно. В итоге  мы с Ляпой и Арменом взялись за ломики сами, а пацаки копали яму для утилизации и таскали тачки. Наконец метры смёрзшегося дерьма закончились, открылась дальняя стенка сортира. После перекура Ляпа отправился проинспектировать, как молодые справляются с закапыванием вторичного продукта, а я картинно сплюнул через плечо и с размаху ударил ломиком по кирпичу.
И тут… Туалетная стена обрушилась. Мы докопались до встречной траншеи противника.
Жесть! Даже не так… Хуже жести… Полный п…ц. Мы с Ляпой не любим уподобляться тому же прапорщику и обходимся в речи без матерщины. Но как, как выразить то, что я увидел?
Из вражьего окопа на меня смотрел я. Я, в полевой форме врага, заношенной и застиранной почти до белизны. Загорелый, повзрослевший, возмужавший, с тремя сержантскими лычками на погонах. Трудно узнаваемый, но, без сомнения, я.
Это я.
Мы?
Кто мы?

Глоссарий
  Пацак – солдат первого дня службы.
 Фазан – солдат второго полугодия службы.
  «Вспышка с тыла» –  команда, используемая сержантами и старослужащими для издевательства над личным составом. По этой команде все солдаты должны упасть на живот, лицом в грязь и закрыть затылок руками. Официально это можно выдать за «тренировку боевых навыков».
  Чамора - уродина
  «Прописать в фанеру» – воспитательный удар кулаком в грудину, при этом воспитуемый стоит у стены, прижавшись к ней спиной, дабы понимал, что «жизнь мёдом не намазана». 
  П…ля (ненорм.) - основной метод ускоренного обучения молодого пополнения.
  Каптёр  – ротный кладовщик.
  Дуб – это действительно такая фамилия одного младшего сержанта сверхсрочной службы, а вовсе не какая-то там кликуха-погоняло. Реальный человек, не у Гашека срисован.
  Немцы, фашисты, фуражки – так срочники нашей части именовали господ кадровых офицеров.
  Разумеется господа офицеры размножаются исключительно парно, дабы избежать казусов, поскольку за время полёта изрядно прибавляют в комплекции и при учетверении в мультик просто не поместятся
  По счастью в трюме имелись и нормальные лопаты. Мораль: не всё в жизни мрачно.
  Матчасть (сокр.) – материальная часть, имущество, техника и т.д.
  Железобетонный пресс ефрейтора Ляпы – феномен, неоднократно проверенный старослужащими. Били и руками, и ногами, и табуреткой. А Ляпе – хоть бы что. Только посмеивался.
  Дембель, ветеран – солдат после приказа о демобилизации его призыва.
  Чмошного – грязного, жалкого, противного.
  Закосить – притвориться.
  То есть не выполнить распоряжение старослужащего.
  Дед – солдат или сержант четвёртого полугодия службы до приказа о демобилизации, после которого дед становится «дембелем» или «ветераном».