Часть вторая
Сказка
Глава первая
Ой, вы, гой еси, все те, кто часть вторую в руки взял,
Духом вы, видать, окрепли, не сгорел читать запал!
А история не учит никого и ничему,
«Правда» с «ложью» в ней - до кучи, где –и сам я не пойму.
Соловья Иван поставил мост заветный охранять,
А Горыныча направил на разведку, разузнать,
Нет ли за мостом движенья рати, иль, какой отряд
Вызывает опасенье в посягательстве на клад.
И уже потом наш Ваня руку дал свою лечить,
Зелья от Яги Любава Ване ковш дала испить.
И затем велела строго: «Смирно часик полежи!»
Часик, ведь, совсем немного при смятении души.
«Как гонца, царю пред очи, выслать мне бы наперёд?
Пусть обоз готовит срочно и ко мне с дружиной шлёт!
Но кого послать? Задача! Нет совсем кандидатур!
Змея выслать наудачу? Так недавно он всех кур
С голодухи съел в слободке. А народ всё зло простит
Соловью, что он, в охотку, свистом до смерти дурит?
Да и как же он домчится без коня в короткий срок?
Не летает он, как птица, и не бегает, как волк!
Ни пера нет, ни бумаги, челобитную писать,
Не могу и сам сайгаком буераками скакать,
Получается, попали мы, ресурс исчерпав весь!»
Тут Яга явилась:«Ваня! Не печалься, выход есть!»
И даёт она Ивану чудо-зеркальце; «Гляди,
Видишь в зеркальце Любаву? А она, глянь, впереди!
Прикажи увидеть змея, что он, как он, где летит?
Вот, гляди, над речкой реет, и куда-то вниз глядит!
Змея, Ваня, позови-ка, выйдет пусть с тобой на связь!»
«Эй, Горыныч, а лети-ка ты назад, я дам наказ!»
Змей, конечно, удивился, и, недоуменьем полн,
Всё ж приказу подчинился, прилетел, не медля, он.
«Так, Горыныч, есть задача, невозможная почти,
Только ты её удачно можешь выполнить, учти,
Полетишь, в царёвы руки строго лично передашь
Это зеркальце, но прежде ты получишь инструктаж».
Всю инструкцию запомнил змей Горыныч, и взлетел.
Снова Ваня неуёмный, он здоров, и жаждет дел.
Соловья проведал Ваня, обстановку прояснил,
А Ягусю он, с Любавой, на рожон не лезть просил.
Ждут - пождут они, не видно змея в небе голубом.
Как там змей, и любопытно, как с царём встречался он?
«Что хлопочете без дела?- говорит в сердцах Яга,-
Не одну собаку съел он, этот змей, в таких делах!»
И раздался голос громкий: «Царь на связи! Вань, держись,
Дислокацию ты толком, всё как есть, мне доложи!»
«Докладаю, царь-надёжа, клад Кощеев стережём,
Ждём с дружиною обоза, много злата в кладе том,
Много серебра, каменьев драгоценных, так же есть
Шлемы, брони, луки, стрелы, и всего не перечесть,
Что скопил Кощей, ограбив, твой, надёжа-царь, народ!»
«Назначаю тебя, Ваня, воеводой! Наперёд
Отвечаешь за сохранность наших в кладе ценностей,
Через три денёчка, Ваня, про обоз жди новостей!»
«А нельзя ли чуть пораньше? – робко Ваня попросил,
Только царь уже сеанс свой связи резко прекратил.
Вот на небе, где цветочком облачков кудрявых вязь,
Показалась будто точка, в змея быстро превратясь.
И Горыныч, запыхавшись, бодро Ване доложил,
Что всё сделал он, и даже, кое-что он получил!
«От царя тебе есть вести!» И, вокруг поворотясь,
Змей Горыныч, как кудесник, царский достаёт указ:
«Всех он податей избавлен, и к царю на службу зван,
Царской милостью поставлен воеводою Иван».
А внизу – печать и дата, росчерк царского пера.
«Мне, признаюсь я, приятно, но дожить бы до утра!
Люба, ты ступай с Ягусей, солнце село, скоро ночь!»
И Любаву Ваня с грустью проводил от камня прочь.
Глава вторая
Ночь спустилась над рекою, чёрный лес как будто спит,
Но, вдруг, кто-то как завоет, а потом как зашипит.
Неспокойно воеводе, он, предчувствием томим,
Сам дозором фронт обходит, и внезапно перед ним
Появляются из мрака, словно бы из-под земли
Восстают живьём из праха, вурдалаки, упыри.
И несметною толпою, нагоняя страх и жуть,
И, звериным воем воя, на Ивана держат путь.
Соловей с мертвящим свистом - вурдалакам нипочём!
Воевода, зол, неистов, рубит упырей мечом.
Те, бесследно растворяясь, восстают из праха вновь,
Их ряды совсем не тают, и не льётся в сече кровь.
Змей Горыныч шумно дышит, бьёт хвостом врагов под дых,
И огнём на нечисть пышет он из трёх голов своих.
Но в исходе нет просвета, всё плотней ряды врагов,
Биться надо до рассвета, иль, до первых петухов.
Вот раздался конский топот на мосту. Что там за гость?
Воевода крикнул: «Кто там? Соловей, бегом на мост!»
По мосту, в одеждах чёрных, мчится всадников клубок.
Свистнул Соловей проворно в силу полную, как мог.
На дыбы поднялись кони, седоки - из сёдел прочь,
Свист, как ветер, прочь их гонит, через мост обратно в ночь.
Змей и Ваня не сдаются, хоть дела совсем плохи,
С жизнью чуть не расстаются, но пропели петухи.
Всё утихло, вурдалаки, растворясь, исчезли прочь,
Воя глухо, как собаки воют на цепи, точь-в-точь.
Отдышавшись, воевода произнёс: «Коль не помрём,
Два ещё таких налёта мы легко переживём!»
Голос грянул с неба громом:«Царь на связи! С нами Бог!»
«Воевода на приёме!» – Ваня взял под козырёк.
«Молодца ты, воевода, у меня других нет слов,
А обоз уже в походе, и с дружиною «орлов»!
Мы тут битву с упырями поглядели, Вань, твою,
Заслужили по медали вы там все, кто был в строю!
А царица речь заводит, дескать, орден позарез
Выдать надо воеводе, остальным - медаль и крест!»
«Я премного благодарен и царице и тебе,
Но Горыныч – не боярин, крест он свой наденет где?
И медаль ему не к месту, что он будет делать с ней?
Отпиши ему поместье, пусть разводит там свиней.
И возьми его на службу, на охрану рубежей,
Сэкономишь и оружье и достаточно людей,
Полетит он – хоть над лесом разглядит любой курьёз,
И не то, чтобы агрессор, ворон не просунет нос!
Соловей, опять же, может защищать те рубежи,
Где достаточно возможны контрабанда, грабежи.
Он один разгонит шайку, смело вступит с нею в бой,
И его возьми, я шапку, царь, ломаю пред тобой!»
«Это всё, о чём ты просишь?»- хмуро спрашивает царь.
«Нет не всё, Любава тоже заслужила, что не жаль,
Государь, для человека, что помог нам клад добыть,
И позволь Яге аптеку вместе с клиникой открыть!»
«А тебе, тебе что надо?» - царь чуть-чуть не закричал.
«Для меня – уже награда то, что воеводой стал!»
«Ну, Иван, даёшь ты, парень! Что бояре скажут мне?
Что какие-то там твари при деньгах и на коне?
Сколь мы лиха натерпелись и со змеем, с Соловьём,
Что народ-то, в самом деле, скажет обо мне самом?
Скажут: царь слетел с катушек, потому – долой царя?
Ты, Иван, меня послушай, это ты затеял зря!»
Глава третья
«Государь, меня покинут Соловей, а с ним и змей.
Коль, не выстою один тут супротив я упырей,
Что тогда? Мои догадки - приберёт Кощей весь клад!
Что останется в остатке, и кто будет виноват?
Подрядится змей в итоге снова живность воровать,
Соловей - купцов в дороге будет снова обирать,
А бояре вновь исправно станут думать да рядить,
Как за счёт казны державной сладко им поесть, попить!»
«Соловью и змею, Ваня, ничего не говори,
Всё останется меж нами, награжу тебя, смотри!»
«Не случится, царь-надёжа, предо мной они стоят,
Слышат всё, и, уж, похоже, от тебя уйти хотят!»
«Ваня, слушай, что скажу я, завтра вынесу вопрос
Обязательно я в Думе, это я тебе всерьёз!
Вы дождитесь там обоза, уж постойте славы для!»
«Государь, и я серьёзно: ты про Думу - это зря!»
И Горыныч грустно: «Ваня, царь сказал, что я – лишь тварь,
Я корить тебя не стану, воевода ты, не царь.
Я уже построил планы на свою в дальнейшем жизнь,
Но, как оказалось, рано, и наивен я, кажись!»
Соловей: «Прощай, однако, не забуду я тебя,
Видел я, каков ты в драке, и скажу тебе, любя:
Ты, Вань, правильный уж очень, и отступишь ты едва,
Жалко мне, но нету мочи слышать царские слова!»
Соловей, махнув рукою, отойти едва успел,
Как Горыныч над рекою, ввысь поднявшись, улетел.
Вновь царя раздался голос: «Не пущай их, Вань, держи!
Как так можно, не уволясь? Власть свою им покажи!»
«Государь, они, ведь, вольны, и присягу не давал
Ни один, но добровольно каждый делом помогал.
На меня ты положиться можешь смело, но учти,
До поры, пока что жив я, а коль сгину - то прости!»
Прибежала тут Любава вместе с бабою Ягой:
«Ваня, ляжешь здесь во славу ты доски лишь гробовой,
Совладать тебе, поверь мне, не по силам, он – Кощей,
Ко всему ещё - бессмертный, пропадём за миску щей!»
«Думать так не смей ты даже, не те нынче времена!
Я на службе, служба наша - и почётна и трудна,
Дал доверия кредит мне царь! Не спорь, гляди, с царём!
Царь – он царь, как ни крути ты, вся ответственность на нём!»
Царь кричит: «Я вновь в эфире! Дело, Ваня, ведь, горит,
Мы тут, то есть, я, решили, дать тебе ещё кредит!
Я гонцов послал с Указом, что ты можешь принимать
Всех на службу, и тем разом сам награду назначать!»
«Государь, я жду депешу, и спасибо за кредит!»
«Лично, Ваня, я повешу орден на твоей груди,
Коли сладишь всё чин чином, и обоз доставишь нам,
Коли нет - согласно чину, спуску, Ваня, я не дам!»
Что же вызвало столь скорый в царских мыслях поворот?
Кто про зеркальце припомнит, тот, конечно, всё поймёт.
Царь решил тайком послушать, что бояре говорят,
На надёжность всех прощупать, до единого, подряд.
Ведь, про зеркальце боярам царь ни слова не сказал,
Поступив таким макаром, царь совсем не прогадал.
Он сказал: « Поскольку Ваня отыскал какой-то клад,
То к нему обоз направить и дружинников отряд!»
После слов от воеводы про бессовестных бояр,
«Правда это, или лжёт он?» - так подумал сразу царь.
«Ну-ка, зеркальце, ты свет мой, нам боярей покажи!»
Приказал он с твёрдой верой Ваню уличить во лжи.
Только правда оказалась слишком горькой для царя,
Выходило, что наш Ваня про бояр сказал не зря.
У боярей с казначеем сговор был на воровство:
Клад не сильно оскудеет, отщипнуть, коль, от него.
И гонцов тот час направил к воеводе царь тайком,
Два указа написал он, первый - знаем мы, о чём,
Во втором - про казначея: «Казначея заковать
В цепи крепко, и к злодею никого не допущать!»
Глава четвёртая
С солнцем день уже прощался, небо выкрасив в багрец,
На коне верхом примчался весь в пыли с письмом гонец.
На словах он воеводе сообщил, гундося в нос:
«В тридцати верстах отсюда продвигается обоз,
И к утру прибудет точно!» Ваня тихо говорит:
«Невесёлая мне ночка нынче снова предстоит!»
Тут-то с неба тень метнулась, и, упав на землю вдруг,
Змеем лихо обернулась: «Ваня, это я, твой друг!»
«Ну, ты вовремя, Горыныч, молвил нужные слова,
Я подумал, что вражина, меч не выхватил едва!
Как ты здесь?» «Бойцы нужны ли? Вань, ты смело говори!»
«Позарез! И, знаешь, в силе обещанья все мои!»
«Вот те раз! А что случилось?» «Царь сам лично повелел!
Так, а где, уже забыл я, взять поместье ты хотел?»
«Присмотрел я, Вань, местечко, два там рядом озерца,
Но для счастья, если честно, я б поел сейчас мясца!
Голодуха, Вань - что тётя, не терзала каб она!»
«Завалил я на охоте вот такого кабана!
Ты давай на кухню топай, там поешь – потом ко мне,
Предстоит опять работа, прежней тяжелей вдвойне!»
И пока Горыныч молча подкреплялся кабаном,
Подошла Яга, и молвит: «Я, Иван, скажу о чём:
Гребень зеркальца хоть плоше, но есть польза в нём одна,
Коль, его на землю бросишь – сразу вырастет стена.
Гребень ценный сей даруя, вижу пользу в нём в бою,
Также вижу, как вхожу я в платье в клинику свою,
Где леченья комплекс полный. Мысль мне эта дорога!»
Тут Кощея голос молвит: «Старая ты кочерга!
Предала ты нашу дружбу в триста с лишним долгих лет!»
«Друг такой мне нафиг нужен, не женился ты на мне!»
«Ты, Яга, совсем рехнулась, я молоденьких люблю,
А тебе, в мою-то юность, было сто! Иль я туплю?»
«За своё ты, хрыч, обратно? Было мне лишь сорок пять!
Нынче, в триста пятьдесят-то, я же ягодка опять!»
Думал Ваня: «Эффективно преподнёс Кощей визит,
Видно шапкой-невидимкой он, укрывшись, тут стоит!»
И, собравшись к поединку, он на звук схватил рукой
Шапку эту, невидимку, и Кощей предстал сам свой.
Ваня меч молниеносно пред Кощеем обнажил,
Только было уже поздно, и Кощей ему грозил
В вышине, швырнув перчатку: «Ну, Иван, держись теперь!»
Но Иван, напялив шапку, прыгнул в сторону, как зверь.
Лёгкою не стал мишенью он свистящей булаве,
Но своим мечом Кощея зацепил по голове,
И, грозясь, и чертыхаясь, улетел Кощей во тьму.
В тот же миг птиц хищных стая пролетела вслед ему,
И вернулась вновь, под крики: «Брать живьём его, живьём!»
Но Горыныч с диким рыком опалил всех птиц огнём.
Птицы, зло сверкнув очами, полетели шумно прочь.
Соловей кричит: «Начальник, а не надо ли помочь?»
«Соловей? Ну, как ты кстати! Посвисти-ка пташкам вслед!»
«Слушай, Вань, мне непонятно: вроде есть ты, вроде - нет!»
«Здесь я!» - шапку – невидимку с головы Иван стянул.
«Ваня, мне Кощей с ухмылкой заявил, что я – холуй!
Оскорбления такого, Ваня, я не потерплю!
Да, и главное: с обновой! Я про шапку, Вань, твою!»
До полуночи осталось лишь каких-то полчаса,
За мостом уж раздавались топот конский, голоса.
Тут Иван Ягусе молвит: «Знаю, сделан мост тобой,
Разрешишь поджечь, коль в пользу ворога качнётся бой?»
«Что ж, коль надо будет - можно, хоть и жалко шибко мне.
Почему? Ответить - сложно, пережить – смогу вполне!»
И гонец, чуть ли не плача: «Я без дела час стою,
Воевода, дай задачу, как мне действовать в строю!»
«Луком хорошо ль владеешь? Раньше лучником служил?
Так и быть, бери лук, стрелы, под прицелом мост держи!
И Горынычу задача, ты огнём, ведь, мастер жечь?
По приказу, не иначе, на сожженье мост обречь!»
Глава пятая
Час полночный приближался, всё утихло как-то вдруг,
В небесах нарисовался сам собою яркий круг,
А луна холодным блеском, на верхушки елей сев,
Осветила перелески, речку, мост и весь рельеф.
Гул пронёсся непомерный, и тот час из-под земли,
Повылазили, как черви, с волчьим воем упыри.
Бросил Ваня наземь гребень, вырос частокол густой,
И закрыл стеною берег вместе с камнем и мостом.
И кричит Иван Любаве: «Прячься, Люба! Погоди,
Шапку на, одень, за камень тихо сядь и там сиди!
Щит возьми с собой, прикройся, от стрелы шальной спасёт!
А за нас не беспокойся, мы на мост пойдём, вперёд!»
Только дружно забежали все защитники на мост,
Стрелы роем зажужжали в вышине, пониже звёзд,
И вонзились полукругом пред мостом в пустынный брег.
У Ивана под кольчугой, знать, имелся оберег!
Вот раздался топот тяжкий из-под кованных копыт
Всадник грозный смерть сулящий на коне на мост летит,
Весь в броню до пят закован и с копьём наперевес,
Череп белый нарисован на щите и белый крест.
Смерть защитникам алкая, волколаков* мчится рать,
Низко аспид** пролетая, всех стремится перегнать,
И Ивана рвать когтями, вырвать клювом сердце чтоб,
И гонцу диктует Ваня: «Нечисть бей стрелою в лоб!»
Тут Горыныч пыхнул жаром прямо аспиду в глаза,
Аспид полыхнул пожаром, и упал, хвостом дрожа.
Но внезапная потеря не сломила вражий пыл,
Дух разъяренного зверя в них нисколько не остыл.
Соловей дурящим свистом рать на миг остановил,
А из лука меткий выстрел волколака поразил,
А за ним второй, и третий волколаки на земле,
А Иван Кощея встретил, он, Кощей, был на коне.
И пока от волколаков отбивались все бойцы,
Оплошал Кощей в атаке, не приметил он гнильцы
На мосту, и проломился под копытом конским мост,
И с коня Кощей свалился: «Это не апофеоз!
Я приписывать победу не позволю всяким ртам,
Я такой, я, коли еду – спуску ни за что не дам!»
«Я всё понял, успокойся, лучше тихо полежи,
Не убью пока, не бойся, латами не дребезжи!»
И Кощей тогда поднялся, меч двуручный обнажил:
«Ну, Иван, ты доигрался, ну-ка удаль покажи!»
И махнул мечом внезапно, меч, как молния, блеснул,
Отскочил Иван, понятно, меч перила рубанул.
«Что же, ловок ты, чертяка, но пока я – не всерьёз,
Будет, нет, Любава плакать, не видать тебе тех слёз!»
«Я имею подозренье, в чём оно - ответ я дам:
Нет, уж, силы у Кощея, а Иван - не по зубам!»
«Где, вы, юности надежды, и прекрасные мечты!
Был такой, как ты, я прежде, стать таким хочу как ты!
И всего делов-то, Ваня - кровушки твоей глотнуть,
Нанесу тебе я рану - и напьюсь, уверен будь!»
И Кощей мечом двуручным наносить удары стал,
Искры сыпались беззвучно, звонко билась сталь о сталь
Воевода был бы первый в том бою, но весь секрет
В том, что был Кощей бессмертным, а Иван – увы и нет!
А Иван в бою Кощею дважды руку отрубал,
Ранил сильно его в шею, в сердце остриём попал,
Но Кощей - он же бессмертный, раны – вовсе нипочём,
Заживало всё мгновенно то, что рублено мечом.
Только с удовлетвореньем факт наш Ваня уяснил:
У Кощея заживленье отнимало много сил.
Эх, ещё бы продержаться ну, хотя бы полчаса,
И Кощей, похоже, сдастся, и отступит первый, сам!
И, собрав в кулак все силы, Ваня вновь атаковал,
И ударов наносил он на удар Кощея – два,
Изловчившись, шлем Кощею он надвое раскроил,
И Кощей, держась за шею, наконец-то отступил.
*В славянской мифологии оборотень, принимающий волчье обличье, победить которого можно только поразив оружием в лоб.
**Аспид – в славянской мифологии крылатая змея с птичьим клювом, победить которую можно только огнём.
Глава шестая
Всем достались раны в драке, и погиб гонец в бою,
Утащили волколаки жертву в сторону свою.
Всё утихло, и Любава вышла с бабою Ягой,
Что в засаде пребывала там со ступой и метлой.
«Ты баталию блестяще до конца довёл, Иван!
Воевода, настоящий ты, я вижу, не профан!
Хоть мы клад и отстояли, но в литавры рано бить,
Легче будет нам едва ли клад до места проводить!
Здесь кругом леса, чащобы, и болота, глухомань!
Нечисть всякая там бродит, и она опасна, Вань!
Всю её Кощей науськал, ведь, отнять он клад должон!
Ох, не даст тебе он спуску, и капкан поставит он».
Пошептала чуть Ягуся, частокол тотчас исчез,
А Яга к траве нагнулась: «Гребешок мой вот он, здесь!»
Принялась Ягуся раны добрым молодцам лечить,
А Любавушка - на кухню, приготовить есть и пить.
И пошёл за мост, влекомый волколаков поглядеть,
Наш Иван, ведь лиц знакомых, мог он среди них узреть,
Сорок тел там бездыханных в ряд лежали на земле,
И у всех алела рана на их мраморном челе.
В лица вглядываясь, молча павших обходил Иван,
Потеряли облик волчий все, усопшие от ран.
Незнакомые всё лица, но внезапно в стороне
Увидал он: «Мне не снится? Да никак это Гордей!»
Да, и вправду, бездыханный в стороне Гордей лежал.
«Эх, видать Кошей поганый парня всё-таки прижал,
Незавидно умер, зверем, но не мне судить таких,
Притащу-ка на наш берег, похороним по-людски!»
И бесчувственное тело на руках принёс Иван,
А Любава поглядела, и сказала: «Вот финал!
Незавидный и печальный, так погибнуть в цвете лет!»
Подошла Ягуся: «Хватит! Кто сказал, что шансов нет?»
Достаёт она две склянки, с мёртвой и живой водой,
Мёртвой брызгает на рану, следом – брызгает живой,
И открыл глаза покойник, следом – глубоко вздохнул:
«Попрошу не беспокоить, я, ведь, только что уснул!»
«Просыпайся, разберёмся! Сном ты вечным, парень, спал,
Расскажи, Гордей, что помнишь, как к Кощею ты попал?»
Был таков ответ Гордея: «А причём здесь вечный сон?
Что за шутки про Кощея? Мне не снился даже он!»
Встал Гордей и отряхнулся, и себя он оглядел:
«С кем одеждой я махнулся, или кто переодел?
Сумка где? Иль, кто припрятал, подшутить, чтоб надо мной?»
«Нам, Гордей, теперь понятно, приключилось что с тобой!»
Был Гордей, как отрешённый, или вогнанный в тоску,
Весь рассказ прослушал полный он про сечу на мосту:
«Как же так! Невероятно! Вроде только что вздремнул!
А Кощей? Хитёр, понятно, ну, а я - дурак, уснул!»
Звук рожка в лесу раздался. «То – обоз, сдаётся мне!»-
Говорит Иван. Примчался витязь грозный на коне:
«Воевода где? Где войско, где охрана у моста?»
«Воевода - я, спокойно, вся охрана на местах!
Сам-то кто?» «Так, старшина я, тридцать витязей отряд,
Казначей, и писчих стая, и возничих двадцать пять!»
И даёт Иван, довольный, старшине царёв указ:
«Ознакомься, и исполнить, то, что велено, сей час!»
Казначея заковали, но истошно он орал:
«Пожалеешь ещё, Ваня, что меня ты заковал!»
Но примолк, когда Горыныч произнёс не то, чтоб речь:
«Казначею было б нынче лучше голос поберечь!»
Воевода первым делом приказал гонца найти,
И доставить срочно тело, чтоб попробовать спасти.
Долго витязи искали у моста, и у реки,
Не нашли. Гонца порвали волколаки на куски.
«Жаль парнишку, - молвил Ваня, - настоящий был герой,
Свечку надобно поставить, отслужить за упокой
Как воротимся. А есть ли средь дружины силачи?
Надо камень сдвинуть с места, и убрать совсем с пути».
И дружинники сказали: «Как один – богатыри!»
Поднатужились, нажали – только сдвинуть не смогли.
«А тащите слеги, живо, да потолще и длинней,
Мы с Горынычем подвинем и поможет нам Гордей!
Как откроем подземелье - камень слегами поддеть,
Опрокинуть живо с целью, чтоб эксцессов не иметь!»
Поднажали, поднатужась - дело и пошло на лад,
И открылся вход наружный во кащеев тайный склад.
Глава седьмая
Приказал Иван возничим прежде сбрую выносить,
А Яге с Любавой лично за возничими следить,
Чтоб не шастали по складу, время, ведь, оно не ждёт,
И чтоб писчие как надо на товар вели учёт.
И подумал после Ваня, на Гордея глядючи,
А попробовать бы надо волколаков всех лечить:
Сорок душ – немало будет, коли всё пойдёт на лад,
А то в людях шибко скуден на границе наш отряд!
Волколаков на повозках привезли на берег свой,
Принялась Яга усопших окроплять живой водой.
Вот один встаёт, как пьяный, а за ним другой встаёт,
Учинил допрос наш Ваня: кто таков, и где живёт.
Оказалось, одним словом, усыпил их всех Кощей,
Слава Богу, все здоровы оказались, и вообще,
Повинились, попросили дать вину им искупить,
И сказал Иван: «Отныне надо ревностно служить!»
День прошёл в трудах, заботах, вечер тихо накатил.
«Царь на связи! Ваня, что там у тебя? Всё ль погрузил?»
«Докладаю, царь-надёжа, догрузил двадцатый воз,
Завтра злато всё уложим, и отправиться обоз!»
«Третью ночь ты простоишь ли? Будет ночка непростой!»
«Я, царь-батюшка, так мыслю: сорок витязей со мной,
Да дружинники, их тридцать, да Горыныч, Соловей,
Мне далече до провидца, но не выстоит Кощей!
Вот в обратный путь он спуску ни за что уже не даст,
На лесной дороге узкой он не в бровь ударит, в глаз!»
«Ты придумал что-то нынче? Есть по теме что сказать?»
«Драгоценности Горыныч будет лично доставлять!
Семь пудов возьмёт за ходку, час – лететь ему туда,
Пять минут поест в охотку – и назад, опять сюда».
«Ох, сметлив ты, воевода! Прикажи, мол, царь велит,
Что пока стоит погода, пусть немедленно летит!»
Ночь прошла на удивленье очень тихо, лишь в лесу,
Часто слышалось движенье, кто-то топал по мосту,
Ухал филин, и во мраке тени плыли по кустам,
То ль шалили вурдалаки, то ль резвились бесы там.
И к утру уже пять ходок змей Горыныч налетал,
Но испортилась погода, да и змей уже устал.
«Отдохни-ка от прогулок! Лёг бы ты, Горыныч, спать,
Я приставлю караульных, будут сон твой охранять».
Но возникла вдруг идея, стал Ягу Иван просить:
«Стой, Ягуся, мы сумеем делу как-то подсобить?
Не отыщется ли зелья, чтобы силушки придать
Нам Горынычу, чтоб смело мог он целый день летать?»
«Что ж, Иван, пойду навстречу пожеланью твоему,
Да, и к слову я замечу, шапку змею дай мою,
Будет змей летать, невидим - попадёт Кощей впросак,
Ох, как мы его обидим, ох, он злиться будет как!»
И хлебнул Горыныч зелья, шапку к шее привязал,
И невидим, с увлеченьем так до вечера летал.
Перенёс всё злато, камни драгоценные к царю.
Вышел царь на связь, и Ване говорит: «Благодарю
Я тебя за службу, Ваня! Как воротишься назад,
Дочь свою отдам я замуж за тебя, вот мой расклад,
И советником назначу я тебя, и титул дам
Князя сразу, не иначе, я сужу, Вань, по делам!»
Эти речи услыхала и Любавушка, она
Подошла в сей миг до Вани, и была огорчена.
Но Иван ответил сразу: «Я готов царю служить,
Но по царскому приказу не смогу я полюбить
Никого, царевну даже, и к тому же у меня
Есть невеста, царь державный, ждём мы свадебного дня».
«Ох, и крепок же ты, Ваня, впрочем, я того и ждал,
Ты мои надежды, Ваня, прямо скажем, оправдал!
Остальное, Вань, всё в силе, слов обратно не возьму!»
И Любава поспешила в руки к Ване своему:
«Ваня, милый, я про это не устану говорить:
Есть всегда на этом свете, то, что очень может быть!»
Конец второй части
Эпилог
«Сказка – ложь, но ложь с намёком!» Кто-то это, ведь, сказал!
Но рассказчик однобоко ни что не намекал.
То, что может быть – случится, а в каком таком году -
Знают некие лишь лица, те, что правят бал в аду.
Как мне хочется поведать, что в дальнейшем всё срослось,
Но пока что до победы выстлан путь шипами роз,
В жизни так всегда бывает, да и в сказках, что таить,
Раз - поможет, два - мешает, то, что очень может быть.
Тут недавно отыскался манускрипт, не знамо где,
Прочитали, оказалось, пишет Ване некий «Г».
Буквы кое-где истёрлись, подтверждая артефакт,
Но учёные упёрлись, манускрипт прочли вот так:
«Здравствуй, Ваня, друг сердешный, пребываю жив-здоров,
Жизнь моя течёт неспешно. Летом много комаров,
Лес кругом, и речка рядом, чуть не прямо у окна,
Летом от неё прохлада, а зимой - тоска одна.
Я наел себе три шеи, брюхо - тоже, я скажу!
Третий месяц всё худею, на диете я сижу,
Перешёл я на индеек, прав ты, Ваня,как всегда,
Далеко летать не смею, похудею - лишь тогда!
Соловей переключился на художественный свист,
Он, Вань, музыке учился, и теперь – большой артист!
Разъезжает по концертам, вон, афишу мне привёз,
Так свистит, что шибко нервных прошибает аж до слёз!
Я, Вань, часто вспоминаю наши прежние дела,
Было времечко! И знаешь, мысль мне в голову пришла:
Что всё лучшее, что было – крепко связано с тобой,
Вместе мы когда рубились с той кощеевой ордой».
И учёные все пальцем покрутили у виска:
И у древних тоже часто крыша ехала слегка.
И откуда вдруг три шеи? А летать откуда, где?
Ловко как он врать умеет, этот самый некий «Г»!