Уронил я давленье весеннее.
Темнота. Был лишь миг - воскресал
И увидел Серёгу Есенина,
Он сидел у пруда и писал.
Пиджачишко на плечи накинутый,
Зябко нынче сидеть у воды
И язык от усердия вынутый,
А в глазах утонули пруды
Подошёл, поздоровкался чином,
Дескать, как ты тут сам жив-здоров?
Он травинку стряхнул на брючине
И ответил: Устал от воров.
Как же так, говорю, Александрыч,
Ты порвал же земельную мреж?
А я тута теперь, как Касандра,
Край небесный, а воры всё те ж.
И поведал мне... В общем,
земную,
Неотличную жизни стезю,
Мягко стеленную - жестяную,
Дескать, там я хоть жил, тут гнию.
Ну а ты там чего, всё кабачишь,
Всё по лярвам, да тёплым краям?
Нет, мой друг, нынче в небе рыбачил,
Только тоже послали к мяух.
Дёрнул рыбку на днях золотую,
Попросил не себе, за людей,
Мол в потьмах грязной злобы ратуют.
Мне сказали: Иди, охладей.
Нынче, ежели нету бумажки
Да с мутантом в печатной графе...
И продолжу - рифмуйте с "промашка" .
Сволокли меня, как подшофе
В околоток с пинками и бранью,
Попрошаек таких тут пруди.
Выставляй свою бошку баранью
И средь них сколько хочешь труди.
Вот такая житуха, братуха,
Вот такие мальдивы-края.
Край один - в тёмных душах разруха,
Да вороны по весям грая'т.
Да подохнуть теперь нужны штампы,
Без печати - живей Ильича.
Те вон, сгавчили старого Трампа -
Не поставил, где надо печать.
Не бывал я, дружище за морем
И не тискал там Юльку* за грудь,
Но люблю погулять на просторе
И друзьям почитать что-нибудь.
Ничего в нашей жизни не ново,
Лишь в "Кабацкой Москве", как в псалме
Нахожу новый пряник медовый,
Что так держит меня на земле.
Заглянул он в глаза мои с грустью
И промолвил одно лишь: держись
И пиши. Не пускают и пусть им.
А до срока сюда не стремись.
Жизнь, она - индикатор, бумажка,
Всех расцве'тит в правдивейший цвет -
Кто по жизни был бес, кто букашка,
Ну а кто даже в смерти поэт.
****************************
Юлька* - Джулия Робертс.