Клёкотом
в горле
дым,
про;клятым
маршем
эхо...
Я не вернулся живым –
я просто туда не поехал,
не выжигал мне глаза,
не зализывал раны Ящер.
Руки мои не ловили свинец кипящий,
Плащ мой не вспорот, горячим не пьян вином!
Всплеском кевлара вокруг не свистела сеча,
глыбы бетонные мне не рвались навстречу –
этого не было,
не было,
не было...
Но,
вжавшись при штурме в забрало стального борта,
Брат, я в аду – здесь не твой девяносто четвёртый,
но –
что-то около.
Бьёт амбразуры жар.
В пляске свирепой пульсации артудара
бешеной тенью ревёт подо мной броня.
Пыльная станция
хрипло
стреляет
числами:
здесь умереть – в восемнадцать?
Нет, это немыслимо,
может кого и заденет, но не меня.
Гул нарастает – земля надо мною, небо ли...
Этого не было, я заклинаю, не было,
дай мне дышать!..
Продолжается бой, и в нём –
что я такое? – истории жрец вне строя.
Там, где должна быть нашивка за боевое –
знак безымянный латунным горит огнём.
Мой крик – грохот взрыва,
воронки – мои глазницы,
и даже когда моё сердце устанет биться –
надтреснутой песней продолжит звенеть мой гнев,
которого не было;
в шторме, которого не было.
Ночами я всё ещё там –
жить сражением мне бы, но
дождись меня, брат.
Я, возможно, вернусь.
Или
нет.