В тринадцатой квартире, рядом с нашей, жил сосед. Все его звали Миша, Миша Родин. И взрослые, и дети, и его ровесники. Дяденька был улыбчивый, добродушный. Вероятно, потому что почти всегда был «подшофе». Жена от него ушла именно по причине его хронического «подшофе». Недолго с ним жил сын с женой и ребёнком. Но вскоре и они переехали. Остался один, полная свобода действий. Вот он и гулял вовсю.
Дом у нас был, что называется, большой семьёй. Все всех знали. Ходили в гости, дружили и ссорились. Бабули традиционно сидели на лавочках, заботливо сделанных их же мужьями многими годами раньше. А лавочки стояли в тени деревьев, высаженных самими жильцами дома в тот самый год, когда они получили ключи от квартир. Каждый купил саженцы и посадил по два-три дерева. В основном это были фруктовые деревья. А вот красивая и стройная берёза, пара лип, тополя – это Миша Родин. И каждый раз, когда он подходил к нашей девичьей стайке, он обязательно напоминал гордо, что вот эта самая красивая и стройная берёзка – это его рук дело! Как и стол для тенниса, на котором уже никто не играл, но зато мы сидели с девчонками и болтали о своём девичьем. И нам не очень-то нравился этот лохматый дядя, от которого странно пахло. Но в целом он был совершенно безобидным старичком. А кое-кто из девчонок позволял себе вежливо отправить его домой.
Мне доставалось его внимания больше всех – соседи же! И он часто либо поднимался следом за нами, либо спускался навстречу и каждый раз обязательно хватал меня на руки, подбрасывал вверх и обязательно чмокал в щёку, что доставляло мне крайне неприятные ощущения. И вдобавок этот запах перегара.
Одно время Миша куда-то запропал. Оказалось, заболел. И после этого некоторое время не пил. Совсем. В эти дни он выходил во двор чистым, опрятным, с газетами под мышкой, в очках, долго читал на лавочке и тихо уходил. Непременно здоровался со всеми и прощался с поклоном. Это было немного забавно и очень непривычно. Мужики – его «друзья» – с ним в это время не общались, поглядывали исподлобья, всем видом показывая, что он предатель. А бабули полушёпотом говорили, что вот, мол, на человека стал похож, так бы всегда.
Но недолго это длилось, и мы снова увидели привычного всем Мишу.
А ещё на нашей площадке, напротив Миши, жила одинокая тихая женщина Зоя. Интеллигентная, скромная, совершенно незаметная. Она никогда не сидела во дворе, ни с кем не общалась, только здоровалась и всё. Конечно, на неё поглядывали с подозрением. Ну ведь странная она. Единственные, с кем она разговаривала, это мои мама и бабушка. Она даже несколько раз заходила к нам домой.
И вот однажды, как в самых настоящих романах, случилось странное: мы выходили из квартиры, и в это же время от Миши выходила тётя Зоя. Это было так странно, что мы оторопели, но виду не подали. Надо уточнить, что в этот период Миша опять запропал. Все поняли, что он либо «лишку хватил» и отлёживался, либо опять его прихватило и он лечится. Скорее всего, его в самом деле «прихватило», потому что он был трезвым. И тётя Зоя выходила от него с какой-то посудой. Она неловко поздоровалась и заспешила к себе в квартиру. А Миша вдогонку ей крикнул: «Спасибо, Зоя, ещё раз», – поздоровался с нами, приветливо улыбнувшись, и запер дверь.
Невольно мы становились свидетелями развития отношений между нашими соседями: мы всегда слышали, как открывается и закрывается дверь Родина. И наконец из его квартиры стали доноситься приятные ароматы еды, а не гари и сигаретного дыма. Это нас радовало. Вероятно, кроме нас в доме ещё никто пока не знал о тихом романе двух пожилых людей. А мы его скрывали, чтобы не спугнуть.
Соседи снова предположили, что Миша прихворнул. Во дворе не сидит, газеты читает на балконе. Кто-то из бабулек пожелал ему здоровья и образумиться наконец-то и уже насовсем. А старшая по дому (бывшая сотрудница «серого дома»), качая головой сказала, что ведь он участник войны и вроде даже награждён орденами. Правда, никто не видел их никогда.
Через какое-то время Миша вышел из дома посвежевшим. Сходил в парикмахерскую. Выходил в магазин с авоськой, в которой не было даже намёка на алкоголь. И это радовало всех жильцов, бесило собутыльников, и даже для нас было приятным достижением старика.
Потом они с тётей Зоей появились из подъезда уже вместе, да так и пошли по двору рядом. Вернулись обратно, но уже с полными сумками. Все замерли. Долго шептались и строили догадки. А они стали часто ходить вдвоём, и не только в магазин. Они просто гуляли. И тётя Зоя стала одеваться свежо и даже ярко. И дядя Миша в светлых одеждах, выглаженных брюках, костюмах, начищенных до блеска туфлях. Как же было приятно и радостно смотреть на эту пару!
Наступило Девятое мая. У нас принято было во дворе чествовать ветеранов. Сирени росло кругом немеряно, а тюльпаны привозила одна бабуля с дачи. Мы делали букеты и дарили старикам. А они утирали слёзы, улыбались и благодарили. Это всегда трогало наши детские сердца и души. А вечером мы даже делали крохотный концертик. Пели «Катюшу» и другие песни, пара девочек танцевали. В общем, как могли и что могли, и это было от души!
В этот раз мы снова у подъезда ждали ветеранов. Они каждый год ходили на парад, несли цветы к памятнику Славы. А когда возвращались, мы дарили им наши букеты. Но никто не ожидал, что в этом году будет нечто новое для всех.
Во двор завернула пара. Мы узнали тётю Зою. А рядом с ней шёл… Миша Родин! В военном костюме, увешанном сверху донизу орденами и медалями. Они сияли на майском солнце так, что слепили глаза! И издалека был слышан их лёгкий металлический звон. Все, кто был во дворе, замерли. Мы впервые видели дядю Мишу в таком виде. И это вызвало шквал эмоций у всех. «Вот это да! Вот так Миша Родин!» – шептали и бабки, и дети, и даже мужики.
А они шли, мило улыбаясь, беседуя о чём-то своём. Мы кинулись дарить им цветы, разглядели и медали у тёти Зои. Я уже не помню, что и кто говорил, но я запомнила навсегда этот день и светящиеся лица пожилых людей, наполненных счастьем и радостью.
Больше мы не называли его пренебрежительно «Миша».