Они думают: время - ценой с грошовый,
Давно уж сгнивший, пропащий плод.
Что вот уж точно, давно не ново: истерик дикий,
Звенящий звон,
Посудой хлипкой, о стен бетоны,
Да слёз наигранных ручьи.
Под пресловутые узоры -
Мотивы чьих-то сальных строк,
Чтоб рифм заезженных вагоны - и прям с колонок, чтоб был толк.
Чтоб пробирало, и по нервам, елозя как-то невпопад.
И чтоб надеждой килогерцы - её с собою звали в ад.
Думают...
Думают.
Правда ли?
Думают, что вереницей выстланы: лишь фальшь, презренье, и игра.
Что в тихом стоне, кличе девичьем - нет ни намёка на слова,
Что стали бы для них опорой, в том шатком мире, в ком живём.
Вот только...
Время слишком утло, и слишком резво по слогам -
Свои надменно ставит графы.
И чётко в цели, сто из ста.
А в это время, на балконе, тихонький шёпот, да мольба.
Мольба о счастье.
О надежде.
С её давно уж стёртых губ...
А они думают, что знают - что значит быть одной из тех,
Кто как никто спасеньем грезит.
Кто хочет просто взять да жить.
Кто сладострастием лишь бредит, и Бога кто во снах клеймит.
Одной лишь строчкой. Лёгкой фразой.
И в ней весь смысл той войны -
Она его попросит дважды,
Попросит только сжечь мосты.
А уже после, и с причала, махнув платочком вслед заре -
Лишь только тихое: "не надо",
Лишь только громкое: "сожги"...