когда почти что со слезами
ее я обнял, провожая,
мне позвонили и сказали:
- остынь. она тебе чужая.
душа рванулась в быстром всплеске
и съежилась, как шарик смятый.
а голос был совсем не женский
и не мужской, но мятно-мягкий.
он полз букашкой по ладони,
он гладил волосы, покоя.
он говорил:
- ты что, не понял?
она всегда была чужою.
он впитывался и втирался,
он протекал сквозь стены-двери...
но, кажется, перестарался.
я не поверил.