В грузинской солнечной сторонке,
Где свищет ветер в облаках,
Сидела женщина в избёнке
С грудным младенцем на руках.
Она счастливо улыбалась
И, глядя в личико дитя,
Мурлыкать песни принималась,
Ребёнка усыпить хотя.
Она молилась в мыслях Богу,
Чтоб сын стал честен, добр и смел,
Чтоб выбрал верную дорогу
И счастье обрести сумел.
«Ты станешь, – говорила мама, –
Священником, чтоб в мир людской
Из светлого большого храма
Нести блаженство и покой.
И сам в душе при честной жизни
Ты Божий образ сбережёшь,
Царю, народу и Отчизне
Благословенье принесёшь.»
Так эта матерь размышляла,
Качая сына своего,
Она не ведала, не знала,
Какая доля ждёт его.
Она не знала, что не кончит
Он семинарии вовек,
Что жизнь ему иное прочит,
Другой он будет человек,
Что позже, по каскаду мнений,
В народной памяти страны
Он будет вождь, диктатор, гений,
Тиран, мудрец, герой войны.
Она не ведала, что вскоре
С усами, трубкой, в сапогах
Он вызовет восторг и горе,
И уважение, и страх,
Что памятники строить станут
Ещё при жизни для него,
А после – хаять не устанут,
Злодеем выставив его.
Она не знала, что не будет
Он Джугашвили с неких пор,
Лишь имя Сталин не забудет
Ни нищий, ни министр, ни вор.
Она не ведала, бедняжка,
Родного мальчика судьбы,
А то, боюсь, от вести тяжкой
Слезами залилася бы.
Она, блаженная, хотела,
Чтоб был святым отцом сынок,
А он, напутав сути дела,
Отцом народов стать лишь смог.