12 злобных обезьян взирают на меня
Из сруба в космосном стволе
Над синевой песка пустыни,
А звезды виснут и горят на их ушах,
И оголяет острие
Бархан песка подспинный.
Мне ни дышать, ни шевелиться:
Немая нежность этих игл
Вбирает плату троекратно.
Я помню шелест мягких листьев,
Багровый на закате Нил
И птиц закатных.
Заморским ветром обдавало эти щеки,
Теперь их сдует от песка,
И засверкает в свете ночи
Слюда, которую разбрасывают боги.
Я темноте — стеклярус точек,
А в свете — цельная искра.
Сколька по длительности ночь, когда ее,
Как светлячок игривый будишь
От забвения?
Смотри на космос, полный дрем:
В гиадах усыпленных чудищ
Она — спасение.
Кидали ветер одинокий, как песок,
12 злобных обезьян,
Вбирало сердце горечь сомы.
Оно лежало, как засушенный листок,
И рассыпалось я в не-я
Чредой поломок.
Ресницы чудищ перевязывает Нокс,
Меня невидимо,
А дюнный свод забывчив.
В целинных вехах не назначено писцов
Для мемуаров о
Побитых ветром листьях.