К людоеду пришла беда,
У него разболелись зубы.
Растопил уже тонны льда,
Выпил крови бездонный кубок.
Он вчера сотен пять мужчин,
Прожевал, как всегда, на ужин.
И молчали все, как один,
Хоть и были все при оружии.
Что поделать, он — людоед,
И в роду его все такие:
Пока сотню людей не съест,
Не осилит ни строчки гимна.
Боль грызёт его всё сильней,
И желудок орёт о пище.
Пища копится у дверей —
Части тела, мозги, кровища.
Все медсёстры уже в строю:
На столе, на постели, в клетке.
Телевизор всадил иглу
Прямо в мозг, словно в чашку Петри.
Ублажают и так и сяк
Боль зубную сто эскулапов.
Но болезнь, из их цепких лап
Вырвав жертву, не хочет драпать.
Хуже правды, страшней, чем брак,
Эта боль! Он уже на стены
Лезет, давит в себе раба
Людоедской гнилой системы,
Обещает не есть людей,
Даже если они младенцы,
Но и в воздухе, и в воде
Бродит аура вырожденца.
Ни победы, ни долгих лет
Гарцевания по-над схваткой
Людоеду не светит, нет.
Анамнез у болезни краткий:
Кто людей жрёт и день, и ночь,
Человечий утратив облик,
Захлебнётся своей слюной.
Она станет той костью в горле,
Перекрывшей весь кислород,
Перерезавшей путь к спасению;
Людоеда, что жрёт народ,
Убивают за поражения.