"– До чего вредное животное, – отозвался вдруг Шариков, и выехал на корточках с суповой миской в руке.
Борменталь захлопнул дверь, не выдержал и засмеялся. Ноздри Филиппа Филипповича раздулись и очки вспыхнули.
– Вы про кого говорите? – спросил он у Шарикова с высоты. – Позвольте узнать.
– Про кота я говорю. Такая свoлочь, – ответил Шариков, бегая глазами" (М.А.Булгаков, "Собачье сердце").
****
Можно ли назвать М.А.Булгакова пророком? Наверное, можно. Хотя так в пророки попадут все кому не лень. Вот ведь и Владимир Соловьев (не философ)пытаясь высмеять творение своего дореволюционного тезки и потроллить христианство написал поэму об антихристе (Апокалипсис от Соловьева). Там он в роли журналиста выполняет роль слуги антихриста, честно ему служит (хотя и задается вопросом "Кому служишь?") и т.д. Все это скучно, я об этом уже писал. Я также и писал про попытку троллинга романа "Мастер и Маргарита", где повешенного на столбе Иешуа казнит странный культурист с гнусавым акцентом, напоминающий Шварценеггера. Т.е. терминатора.
Про десятки конкретных совпадений палача Марка Крысобоя с терминатором и про его страшную тучу я так часто писал, что еще один раз вызовет зевоту даже у меня. Хотя то, что этот факт упомянут Соловьевым свидетельствует, что я не один такой умный.
Интересно другое. Признаком конца, вернее понимания конца в этой книжке становится странное явление.
Женщины перестали рожать.
И интересно даже не это.
Чудо в другом.
Ведь это же настоящее чудо. Возрождение Шарикова собственной персоной (я не о журналисте). "Вчера котов душили, душили...". Ради такого чуда, как говорящая собачка, даже какая-то старушка явилась лично в доме профессора Преображенского...
***
Возвращаясь к М.А.Булгакову. Я не понимаю, кому интересен роман-пророчество о России. Опять этот немец с двойной В на визитке, засевший в Кремле, опять полный бардак, приглашение на бал у сатаны.... Если даже Нострадамус с его стихами о войне в Украине, которые сбываются на глазах, никому не интересны.
Тем не менее, необходимо признать, что пока роман идет в ногу со временем. И то, что я это пишу, я пишу ради поддержки самого романа, а не для кого-то, кто будет это читать.
Напомню, что попытка спрятать Россию за образом великой блудницы и ведьмы Маргариты у М.А.Булгакова не удалась. Это старый прием. Мы знаем его благодаря таким романам как "Идиот" Ф.М.Достоевского или "Анна Каренина" все того же Льва Николаевича.
О хулиганствах и погромах ведьмы Маргариты в "Доме Драмлита" я уже тоже писал. Странное повторение цифры 84, лютая ненависть к какому-то критику. Умелая работа шваброй, разбиение окон посреди ночи, ночные погромы, борьба с электричеством и лампочками, поджог здания. И все это почему-то в пустом доме.
Все это было бы очень увлекательно. Но скучно, так как ничего нового нам Маргарита не показала. За исключением одного.
Организацию массового потопа в Доме Драмлита (под этим домом вообще-то зашифрован телевизор и новости, ключ - фамилии Латунский и Квант).
А где спрашивается обещанный потоп? Потому что организация массового потопа, в попытках поймать черного кота в черном запертом туалете, является любимым делом возродившегося из темной души преступника и убийцы Шарикова.
Не проблема, давайте посмотрим.
"В это время в квартире N 82, под квартирой Латунского, домработница драматурга Кванта пила чай в кухне, недоумевая по поводу того, что сверху доносится какой-то грохот, беготня и звон. Подняв голову к потолку, она вдруг увидела, что он на глазах у нее меняет свой белый цвет на какой-то мертвенно-синеватый. Пятно расширялось на глазах, и вдруг на нем набухли капли. Минуты две сидела домработница, дивясь такому явлению, пока, наконец, из потолка не пошел настоящий дождь и не застучал по полу. Тут она вскочила, подставила под струи таз, что нисколько не помогло, так как дождь расширился и стал заливать и газовую плиту, и стол с посудой. Тогда, вскрикнув, домработница Кванта побежала из квартиры на лестницу, и тотчас же в квартире Латунского начались звонки.
— Ну, зазвонили, пора собираться, — сказала Маргарита. Она села на щетку, прислушиваясь к тому, как женский голос кричит в скважину двери:
— Откройте, откройте! Дуся, открой! У вас, что ли, вода течет? Нас залило".
Описание какого-то дикого бардака, который за этим последовал, можете найти сами.
***
И теперь конечно же описание любимой выходки Шарикова. Организация потопа в ванной комнате в попытках поймать наглого черного кота.
Я готов перечитывать эту историю хоть весь день.
Это гениально.
Михаил Афанасьевич - браво.
"Сколько раз я приказывал, котов чтобы не было! – в бешенстве закричал Филипп Филиппович. – Где он?! Иван Арнольдович, успокойте, ради бога, пациентов в приемной!
– В ванной, в ванной, проклятый черт, сидит, – задыхаясь, закричала Зина.
Филипп Филиппович навалился на дверь ванной, но та не поддавалась.
– Открыть сию секунду!
В ответ в запертой ванной по стенам что-то запрыгало, обрушились тазы, дикий голос Шарикова глухо проревел за дверью:
– Убью на месте...
Вода зашумела по трубам и полилась. Филипп Филиппович налег на дверь и стал ее рвать. Распаренная Дарья Петровна с искаженным лицом появилась на пороге кухни. Затем высокое стекло, выходящее под самым потолком из ванной в кухню, треснуло червивой трещиной, и из него вывалились два осколка, а за ними выпал громаднейших размеров кот в тигровых кольцах и с голубым бантом на шее, похожий на городового. Он упал прямо на стол в длинное блюдо, расколов его вдоль, с блюда на пол, затем повернулся на трех ногах, а правой взмахнул, как будто бы в танце, и тотчас просочился в узкую щель на черную лестницу. Щель расширилась, и кот сменился старушечьей физиономией в платке. Юбка старухи, усеянная белым горохом, оказалась в кухне. Старуха указательным и большим пальцами обтерла запавший рот, припухшими и колючими глазками окинула кухню и произнесла с любопытством:
– О, господи Иисусе!
Бледный Филипп Филиппович пересек кухню и спросил старуху грозно:
– Что вам надо?
– Говорящую собачку любопытно поглядеть, – ответила старуха заискивающе и перекрестилась.
Филипп Филиппович еще более побледнел, к старухе подошел вплотную и шепнул удушливо:
– Сию минуту из кухни вон.
Старуха попятилась к дверям и заговорила, обидевшись:
– Чтой-то уж больно дерзко, господин профессор.
– Вон, я говорю, – повторил Филипп Филиппович, и глаза его сделались круглые, как у совы. Он собственноручно трахнул черной дверью за старухой, – Дарья Петровна, я же просил вас?!
– Филипп Филиппович, – в отчаянье ответила Дарья Петровна, сжимая обнаженные руки в кулаки, – что ж я поделаю? Народ целые дни ломится, хоть все бросай.
Вода в ванной ревела глухо и грозно, но голоса более не слышалось. Вошел доктор Борменталь.
– Иван Арнольдович, убедительно прошу... гм... сколько там пациентов?
– Одиннадцать, – ответил Борменталь.
– Отпустите всех, сегодня принимать не буду.
Филипп Филиппович постучал костяшкой пальца в дверь и крикнул:
– Сию минуту извольте выйти! Зачем вы заперлись?
– Гу! Гу! – жалобно и тоскливо ответил голос Шарикова.
– Какого черта?.. Не слышу? Закройте воду!
– Гау... угу...
– Да закройте воду! Что он сделал, не понимаю?! – приходя в исступление, вскричал Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна, открыв рты, в отчаянии смотрели на дверь. К шуму воды прибавился подозрительный плеск. Филипп Филиппович еще раз погрохотал кулаком в дверь.
– Вон он! – выкрикнула Дарья Петровна из кухни.
Филипп Филиппович ринулся туда. В разбитом окне под потолком показалась и высунулась в кухню физиономия Полиграфа Полиграфовича. Она была перекошена, глаза плаксивы, а вдоль носа тянулась, пламенея от свежей крови, царапина.
– Вы с ума спятили? – спросил Филипп Филиппович. – Почему вы не выходите?
Шариков и сам в тоске и страхе оглянулся и ответил:
– Защелкнулся я.
– Откройте замок! Что ж, вы никогда замка не видели?
– Да не открывается, окаянный, – испуганно ответил Полиграф.
– Батюшки! Он предохранитель защелкнул! – вскричала Зина и всплеснула руками.
– Там пуговка есть такая, – выкрикивал Филипп Филиппович, стараясь перекричать воду, – нажмите ее книзу... Вниз нажимайте! Вниз!
Шариков пропал, через минуту вновь появился в окошке.
– Ни пса не видно, – в ужасе пролаял он в окно.
– Да лампу зажгите! Он взбесился!
– Котяра проклятый лампу раскокал, – ответил Шариков, – а я стал его, пoдлеца, за ноги хватать, кран вывернул, а теперь найти не могу.
Все трое всплеснули руками и в таком положении застыли.
Минут через пять Борменталь, Зина и Дарья Петровна сидели рядышком на мокром ковре, свернутом трубкою у подножия двери, и задними местами прижимали его к щели под дверью, а швейцар Федор с зажженной венчальной свечой Дарьи Петровны на деревянной лестнице лез в слуховое окно. Его зад в крупной серой клетке мелькнул в воздухе и исчез в отверстии.
– Ду... гугу! – что-то кричал Шариков сквозь рев воды. Из окошка под напором брызнуло несколько раз на потолок кухни, и вода стихла.
Послышался голос Федора:
– Филипп Филиппович, все равно надо открывать, пусть разойдется, отсосем из кухни!
– Открывайте! – сердито крикнул Филипп Филиппович.
Тройка поднялась с ковра, дверь из ванной нажали, и тотчас вода хлынула в коридорчик. В нем она разделилась на три потока: прямо – в противоположную уборную, направо – в кухню и налево – в переднюю. Шлепая и прыгая, Зина захлопнула в нее дверь. По щиколотку в воде вышел Федор, почему-то улыбаясь. Он был как в клеенке – весь мокрый.
– Еле заткнул, напор большой, – пояснил он.
– Где этот? – спросил Филипп Филиппович и с проклятием поднял одну ногу.
– Боится выходить, – глупо усмехнувшись, объяснил Федор.
– Бить будете, папаша? – донесся плаксивый голос Шарикова из ванной.
– Болван! – коротко отозвался Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна в подоткнутых до колен юбках, с голыми ногами, и Шариков со швейцаром, босые, с закатанными штанами, шваркали мокрыми тряпками по полу кухни и отжимали их в грязные ведра и раковину. Заброшенная плита гудела. Вода уходила через дверь на гулкую лестницу прямо в пролет лестницы и падала в подвал.
Борменталь, вытянувшись на цыпочках, стоял в глубокой луже на паркете передней и вел переговоры через чуть приоткрытую дверь на цепочке.
– Не будет сегодня приема, профессор нездоров. Будьте добры отойти от двери, у нас труба лопнула...
– А когда же прием? – добивался голос за дверью. – Мне бы только на минуту...
– Не могу, – Борменталь переступил с носков на каблуки, – профессор лежит, и труба лопнула. Завтра прошу. Зина! Милая! Отсюда вытирайте, а то она на парадную лестницу выльется.
– Тряпки не берут.
– Сейчас кружками вычерпаем, – отозвался Федор, – сейчас!
Звонки следовали один за другим, и Борменталь уже всей подошвой стоял в воде.
– Когда же операция? – приставал голос и пытался просунуться в щель.
– Труба лопнула...
– Я бы в калошах прошел...
Синеватые силуэты появлялись за дверью.
– Нельзя, прошу завтра.
– А я записан.
– Завтра. Катастрофа с водопроводом.
Федор у ног доктора ерзал в озере, скреб кружкой, а исцарапанный Шариков придумал новый способ. Он скатал громадную тряпку в трубку, лег животом в воду и погнал ее из передней обратно к уборной.
– Что ты, леший по всей квартире гоняешь? – сердилась Дарья Петровна, – выливай в раковину.
– Да что в раковину, – ловя руками мутную воду, отвечал Шариков, – она на парадное вылезет.
Из коридора со скрежетом выехала скамеечка, и на ней вытянулся, балансируя, Филипп Филиппович в синих с полосками носках.
– Иван Арнольдович, бросьте вы отвечать. Идите в спальню, я вам туфли дам.
– Ничего, Филипп Филиппович, какие пустяки.
– В калоши станьте.
– Да ничего. Все равно уже мокрые ноги.
– Ах, боже мой! – расстраивался Филипп Филиппович.
– До чего вредное животное, – отозвался вдруг Шариков, и выехал на корточках с суповой миской в руке.
Борменталь захлопнул дверь, не выдержал и засмеялся. Ноздри Филиппа Филипповича раздулись и очки вспыхнули.
– Вы про кого говорите? – спросил он у Шарикова с высоты. – Позвольте узнать.
– Про кота я говорю. Такая свoлочь, – ответил Шариков, бегая глазами.
– Знаете, Шариков, – переводя дух, отозвался Филипп Филиппович, – я положительно не видел более наглого существа, чем вы.
Борменталь хихикнул.
– Вы, – продолжал Филипп Филиппович, – просто нахал. Как вы смеете это говорить? Вы все это учинили и еще позволяете... Да нет! Это черт знает, что такое!
– Шариков, скажите мне, пожалуйста, – заговорил Борменталь, – сколько времени еще вы будете гоняться за котами? Стыдитесь! Ведь это же безобразие!
– Дикарь!
– Какой я дикарь, – хмуро отозвался Шариков, – ничего я не дикарь. Его терпеть в квартире невозможно. Только и ищет, как бы чего своровать. Фарш пропал у Дарьи. Я его проучить хотел.
– Вас бы самого проучить! – ответил Филипп Филиппович, – вы поглядите на свою физиономию в зеркале.
– Чуть глаза не лишил, – мрачно отозвался Шариков, трогая глаз черной мокрой рукой".