Пересказ Энн Секстон сказок братьев Грим,
Из книги "Трансформации"
Публикуется в сокращенном виде.
Однажды король крестил свою дочь Дикую Розу,
и поскольку у него было только двенадцать золотых фей,
он пригласил их всех на это грандиозное событие.
У тринадцатой феи были длинные и тонкие пальцы,
как соломинки,обожженные сигаретами,
и матка, как пустая чашка.
Она напророчила:
Принцесса в пятнадцать лет уколется о прялку и упадёт замертво.
Капут!
Двор замолчал.
Король был похож на героя картины Мунка "Крик".
Хотя пророчества фей в те времена не выдерживали критики.
Но у двенадцатой феи был какой-то ластик и она смягчила проклятие,
превратив эту смерть в столетний сон.
Король приказал истребить все прялки и прогнать всех прях.
Дикая Роза превратилась в богиню и каждую ночь
король кусал подол её платья,
чтобы защитить её.
Он прикрепил луну английской булавкой, чтобы обеспечить ей вечный свет.
Он заставил каждого мужчину при дворе чистить свой язык
очистителем BuB-O,
чтобы они не отравляли воздух, которым она дышала.
Так она и спала в этом запахе. В ранге жимолости.
На пятнадцатом году рождения она уколола палец об обугленную прялку
и часы остановились.
Да, в самом деле.
Она заснула, заснули король с королевой, слуги, мухи на стенах.
Огонь затих в очаге и жареное мясо перестало потрескивать.
Деревья стали железными, а собаки фарфоровыми.
Все они лежали в кататоническом трансе, застрявшие в машине времени.
Даже лягушки стали как зомби.
И только гроздь шиповника росла, образуя огромную стену
из гвоздей вокруг замка.
Многие принцы пытались продраться сквозь заросли ежевики,
потому что они много слышали о Дикой Розе,
но они не очистили свои языки,
поэтому терновники сдерживали их,
и так они были распяты.
Но через сто лет один принц добился успеха.
Колючки перед ним расступились, как это было у Моисея
и принц обнаружил нетронутую картину.
Он поцеловал Дикую Розу и она проснулась с криком:
"Папа! Папочка!"
Престо! Она вышла из тюрьмы.
Она вышла замуж за принца и всё было хорошо,
кроме страха, страха сна.
Дикая Роза страдала бессонницей.
Она не могла ни вздремнуть, ни лежать спящей
без придворного аптекаря, подмешивающего ей несколько капель снотворного,
но никогда в присутствии принца.
Если это произойдёт, сказала она, он должен застать меня врасплох,
пока я смеюсь или танцую.
Так что я не знаю этого жестокого места,
где я буду лежать с электрошокерами для скота
и открытой дыркой в щеке.
Кроме того я не должна мечтать,
потому что когда я это сделаю,
я увижу накрытый стол и эту старуху у себя дома,
её глаза, выжженые сигаретами,
и когда она ест предательство, как кусок мяса.