- Салам, Субхиддин! Как тебя теперь называть? Хаджи-Субхиддин?
Молодой брюнет с тонкими восточными чертами лица и будто прорисованной бородкой отставил снеговую лопату в сторону и, в знак почтения к Палычу, при рукопожатии приложил вторую руку к груди, даже не сняв рукавицу.
- Салам, уважаемый. Как ваше здоровье? – поинтересовался дворник, вполне искренно, как показалось инженеру.
- Хуже бы не было, а так – терпимо… Ты лучше расскажи, как там в Мекке? Как погода? Как мама? После хаджа не болеет? Тяжело было?
Внимательно глядя на раскрасневшегося то ли от мороза, то ли с похмелья Палыча, Субхиддин выбрал только один из вопросов, чтобы ответить.
- В Мекке тепло.
- В Иерусалиме тоже тепло. Я там три раза был. Давно, правда… От псориаза лечился. Рядом. На Мертвом море.
- Это Святая Земля. Вы тоже «хаджи», уважаемый. Трижды… Это почетно.
- Ну, вот, видишь! Мы теперь вроде как однополчане… Дорого обошлось паломничество? – не сдержался от вопроса Палыч.
- Десять. Почти.
- Ну, и за маму ещё… Двадцать тысяч зеленых, без малого?.. А с малым около двух миллионов в деревянных!.. Ты хороший сын, Субхиддин-Хаджи… Отметим такое событие?
Договорились вечером встретиться в дворницкой за свежим конопляным чаем…
Палыч принес к чаю баранки, Субхиддин высыпал на блюдце из большого бумажного пакета изюм, кишмиш.
Расселись, заговорили. Как обычно, о переселении народов, синтезе культур и национальных традиций.
- …А я считаю, что вы, таджики, нас избаловали. Освободили от грязных работ. Мы уж их и делать разучились. Да и не заставишь никого в дворники пойти за такую зарплату. Хотя некоторым пенсии не хватает, чтобы за квартиру заплатить… Ты как считаешь, Хаджи-Субхиддин? – спросил Палыч, громко прихлёбывая горячий чай.
- Я, Палыч-Хаджи, уважаемый, в сетях порылся, со стариками посоветовался, и вот что получается, - дворник расстелил на столе белые салфетки, разложил баранки и изюм в ему известном порядке, и пролил чай в середину импровизированной инсталляции. Салфетка напиталась желто-зеленой влагой, пятно расползалось всё медленнее, пока не остановилось, приняв неопределенную форму.
- Видишь? – показал Субхиддин на пролитый чай. – Каждый раз, как ни проливай, лужа разная получается…
- Ясен пень, тут не угадаешь, - согласился Палыч.
- Вот и мы также. Мы пустоты занимаем, где вас нет. И обижаться не надо… Больше чая – больше пятно… Хочешь, в баранку налью?
- Ага, понял, баранка типа МКАД будет, лей, посмотрим.
Дворник налил чаю в баранку, лежащую на салфетке. Пропитавшая салфетку влага задержалась в бараночном кольце, просочилась под него и приняла форму неправильного круга, по цвету более насыщенного, чем предыдущее бесформенное пятно. Но и сама баранка размякла и следующей порции жидкости не выдержала бы, развалилась. И выходило так, что лить внутрь неё чай было бы уже бесполезно. Нужно класть другую баранку, побольше диаметром, на другую сухую салфетку. А иначе пятно повторило бы судьбу первого.
- Это судьба всех Империй, перенявших чужую культуру, – сказал дворник. - Вы хотите жить, как в Европе и Америке и получать, сколько они получают. А столько работать, как работают Китае, и получать, сколько они получают, в Китае, вы не хотите. Вам этого мало. Поэтому вы и не работаете, и не живете, как вам хочется. Вы ни в Европе, ни в Китае, вы дома. В баранке. А мы своим чаем занимаем только пустоты…
- Ну, такими темпами, вы скоро все пустоты займёте… - Палыч не расстроился, чай с каннабисом этому способствовал. И задал ещё раз вопрос: - Ты не объяснил, откуда у тебя столько денег на хадж?
- Семья собрала. Я и поехал. Маме, женщине, нельзя одной ехать, правила не позволяют… Вы здесь не живёте семьёй, вам не понять… Вот в нашем доме семнадцать этажей, пятьсот квартир, жили бы семьёй, каждый бы в Иерусалиме хоть раз в жизни побывал. По очереди, как у нас в кишлаке… Зачем тогда такие дома строить?.. У нас горы, землетрясения бывают, нам нельзя такие дома высокие. Хотя земли мало, они бы пригодились… А у вас много земли! Зачем вверх залезать? Чтобы мусором потом всё вокруг завалить? И позвать таджика, чтобы убрал за вами?.. Стройте дома один-два этажа, сами убирайте за собой, сами воду носите! Что мешает?.. Зачем лишние деньги тратить на это? Копите лучше на хадж!
Палыч от его слов даже расстроился немного. Взял с блюдца щепотку кишмиша, сунул в рот разжевал. Успокоился.
- Вы не пьёте. А могли бы и вино из винограда делать, а не изюм. Вот тогда бы и посмотрели, у кого на хадж денег хватило бы, - сделал он неожиданный вывод.
- Вино не виновато, - покачал головой Субхиддин. – Не много денег на вино потратишь, если много работаешь, а если работать, некогда будет вино пить… Деньги уходят на то, что вы придумываете, чтобы не работать. На машины, на бензин, на газ, на праздники разные, на развлечения, на комфорт… На женщин ваших!.. А женщины быстро к удобствам привыкают и рожают всё реже… И вас всё меньше становится, а нас всё больше… Прости, уважаемый, вы ради женщин всё и делаете! А если у женщины веры нет, чему она детей научит? Какому хаджу? Куда детей пошлёт? В магазин? Они там все деньги и оставят, и внуки тоже… А вы работайте, работайте…
Пал Палыч был обескуражен.
- Так, а жить тогда зачем? Ни вина, ни женщин… Одна работа и молитва остаются?..
- И уважение! К тем, кто работает и верит. К родителям. К старшим. К соседям. К родственникам… Так же ваш Христос говорил? Любите и не судите других. Не сотворите себе кумира! Не из вина, не из женщины, не из машины и квартиры своей… А вы воруете друг у друга и в семье, и на работе, и ещё чужие деньги друг другу в рост даёте. И детей этому учите… Простите меня, уважаемый, против Бога вы живёте, против смысла. А он всё видит. И потому мы здесь… Пока мы убираем за вами. А станет нас больше, вы за нами убирать будете. Кто поглупее. Кто в Европы да Америки не успел уехать, где за ними латины да тайцы убирают… Вот такое великое переселение народов! Вы и не заметите, как вас вообще не станет…
Палычу стало совсем грустно. Он хрустнул баранкой и посмотрел на залитый чаем стол. Тёмные, грязные пятна на белых салфетках. Размоченная баранка. Рассыпанный изюм.
- Нет. Пока мы вам нужнее, чем вы нам, этого не случится… Мы, всё-таки, дома, а вы в гостях. Это важно… Вас можно заменить, а нас нельзя. Пока, конечно… Это как в изюме твоём косточек нет. Его здесь не посеешь. И черенок от него зимой в нашей земле вымерзнет. Не будет кишмиша – и нечего жевать будет. А поработаешь, устанешь, замёрзнешь, вот тут-то водочки и выпьешь… И не один раз… И женщину нашу полюбишь спьяну и на всю жизнь, а она уж найдёт способ с тебя денег тянуть: да не на хадж, а на шубу. И с роднёй перессорит, и с соседями, и с собутыльниками твоими… И дети твои про тебя плохо думать начнут, безо всякого уважения, но с любовью и жалостью. Вот тогда и подумаешь, кто в кого переродился: я - в тебя, или ты – в меня!..
Дворник молча начал убирать со стола и Палыча не перебивал.
- …Империя, конечно, империей, но я так рассуждаю, что у тебя кто-то с матерью в кишлаке остался, а ты сюда опять приехал. Значит, это вашей семье выгодно… Ты тут место держишь. Скоро детей привезёшь, гражданство получишь, а там школа, университет, детей учить надо, чтобы в дворниках не остались… Ты же не на дворников их учить будешь, Хаджи? Что молчишь?.. Оно и правда, примеры есть: Риши Сунак, Барак Обама… Но пойми, это они ассимилировались, а не наоборот… И потом там у них демократия: вон педерасты в президентах, лесбиянки в секретарях, кому твои дети руку жать будут к тому времени, как сами выучатся – неизвестно… И что им бабушка скажет, хадджа?.. Нет, Субхиддин, на то она и империя, хоть и разваленная, что многое позволяет своим народам на их родине, в кишлаке с кишмишем и чаем с каннабисом, а в пределах баранки – будь добр жить не по своим, а по имперским обычаям, как бы вы эту белую салфетку своей мутью ни залили. А почему? А потому что – в гостях… Чему мы несказанно рады!
- Ну, ладно. Тебе отдыхать пора, - Палыч взглянул на часы и поднялся со стула. – Я тут пару жменечек изюму возьму, внучке, она любит… Что? Не жалко?.. Спасибо… Тут на завтра снегопад передают и метель. Ты уж постарайся пораньше встать, чтобы машины со двора выехали и мамашки детей в садики успели сдать. А скользко будет, дорожки солью с песком посыпь, как ветер утихнет. Есть ещё смесь?.. Хорошо… А после обеда я вышку заказал. Сосульки сбивать будем и крышу чистить… И лифт во втором подъезде ототри, там матом дети во всю дверь написали. Но это когда стемнеет… Хода, Хаджа-Субхиддин!
- Хода, Хаджи-Павлович!
Во дворе шёл снег. Тихий, неслышный, медленный. Метель ничего не предвещало.
Пал Палыч пошуршал в кармане изюмом и пожалел, что не попросил конопляного чаю. Но возвращаться было неудобно. «Ладно, в следующий раз, - подумал он. – Теперь чаще будем встречаться. Не зря мы теперь оба – Хаджи».