Чехлы от ветра злого надуты в паруса,
На сером фюзеляже холодная роса.
Не высохнуть росе той от солнечных лучей,
Уже сверкают точки посадочных огней.
До взлёта остаётся каких-то два часа,
Под пастью бомболюка промчатся облака,
Стабилизатор взвоет, свалив меня в пике,
А из него уж точно я выйду налегке.
Уйдет полтонны груза на голову врага,
А я – на путь обратный с крутого виража.
Коснутся мягко шасси бетонной полосы,
И бомбы снова схватят надёжные замки.
Вот экипаж садится, пристёгнуты ремни,
И засверкали быстро на плоскостях винты,
Газ выжат до отказа, вот я уже бегу,
И вновь колёса от бетонки рвутся в высоту.
До цели остаётся каких-то два часа,
Под сводом бомболюка несутся облака,
Мой командир спокоен, нет страха на лице,
Настанет его время свалить меня в пике.
И засверкал огнями блокадный Ленинград,
Вот-вот отдам ему я свой смертоносный град.
Но что со мной случилось? Предел по тангажу –
И вот уже я не в пике, а в штопор ухожу.
Корёжит перегрузка, и стонет фюзеляж,
Внизу под куполами – спасённый экипаж.
Лавиной надвигается холодная волна,
И самому из штопора не выйти никогда.
Последние секунды над небесами вой,
И вот разбит я вдребезги холодною волной,
И тело мое серое с крестами на боках
Мой груз из бомболюков развеивает в прах.
Чехлы аэродромные не лягут на кресты,
И шасси не коснутся бетонной полосы:
Расставлены все точки, закончен мой полёт,
Другие ждут команды опять идти на взлёт.
Но рано или поздно, пусть даже налегке,
Они капот опустят в последнее пике,
И, падая отвесно, скользя по небесам,
Застынет в одиночестве податливый штурвал.
В последние секунды они легко вздохнут,
Что с полным бомболюком не выйдут больше в путь…
Зенитные разрывы, свинцовая вода –
И не бомбить им больше большие города!