- В Бога веруете? – тихо, не навязчиво так, спрашивал у Палыча, стоящего на шаткой табуретке, человек, придерживающий его за ноги.
Палыч тем временем пытался дотянуться до вентиляционной решётки на кухне, под самым потолком. В таком положении отвечать было неудобно и глупо. Да ещё отвертка никак не попадала в паз на шурупе. Палыч ещё с минуту покряхтел и опустил затёкшие от безуспешных стараний руки, чтобы перевести дыхание и взглянуть вопрошающему в глаза.
Глаза оказались чисты и доверчивы, как у дворняги, просящей хоть какую-нибудь подачку, а если в кармане ничего нет, то хотя бы погладить или потрепать за ухом.
- Сергей Петрович, - обратился он к человеку у его ног, - стремянка у вас есть в доме?
- Была бы - Маша сама открутила…
- А вы сами, что, не можете?
- Я высоты с детства боюсь. Голова кружится…
- Понятно, - Палыч неуклюже спрыгнул с табуретки. – Здесь без стремянки делать нечего. Не достанем мы их…
- А, может, и ничего, не кричат уже… Может, сдохли? – со слабой надеждой предположил Сергей Петрович.
- А хоть и так! Всё равно доставать… Завоняют со временем… В кухню не войдёшь… Да и соседи взвоют…- Палыч сделал паузу. – Вы зачем про Бога спрашивали?
- Работа у вас тяжёлая… Да ещё в таком возрасте вы… Вот я и спросил: если веруете, тогда понятно было бы… Если нет, то зачем риску себя подвергать, судьбу испытывать?
- Интересно вам? – удивился Палыч и вдруг задумался, присел на край табуретки. – Не знаю я… Привык, наверное… Живу себе и живу… А если вы про работу, то какая разница? Можно и не работать, а под машину попасть… Или кирпич на голову упадёт случайно… Бог ни при чём. Судьба у всех разная!
- Ну уж нет! – не согласился Сергей Петрович, поправляя на длинном носу очки с выпуклыми стёклами. – Маша говорит, что всё от греха зависит. Мы уже в грехе родились, в первородном, и как только на свет появились, уже грешны, потому что мы люди, от Адама и Евы, Богом наказанных за яблоко, вам известное, потому и стыд ощутили и смерть познали, и виноваты теперь перед Богом, все до единого, до окончания нашего века. А птицы небесные и твари всякие безгрешны всю жизнь и смерти своей не знают. А мы, люди знающие, оберегать их должны и пестовать, предупреждать об опасностях и болезнях, спасать и миловать всюду.
- Во как! – присвистнул Палыч. – И мяса вы не едите?
- Едим, - печально признался Сергей Петрович. – И в этом грешны. И за это винимся и молимся.
- Ну, это вы зря! – Палыч ощутил своё преимущество. – Вы же сами этих тварей не убивали? Мясо в магазине берете или на рынке?
- В кулинарии, тут, за углом…
- И хорошее мясо?
- Неплохое… Ребра, суповые наборы недорогие… Восточные люди торгуют…
- Иноверцы?.. Я тебе так скажу, – Палыч привстал и осторожно похлопал своей тяжелой ладонью по хлипкому плечу Сергея Петровича, - за басурман этих виниться не надо! Мало того, что обвешивают, так и мясо у них с мясокомбината ворованное… Ешьте без греха с Машей своей и в голову лишнего не берите!
Тут за стеной в вентиляционном канале раздался птичий крик, как будто звук исходил из треснувшего при давлении горла и возвысился до скрипа ножа по стеклу. Через пару секунд он повторился, но на тон ниже. Еще через пару секунд оба упавших в канал с крыши галчонка заголосили одновременно.
Мужчины поморщились и, не торопясь, отправились к соседу за стремянкой…
Когда они вернулись, Маша, пришедшая из магазина и взобравшаяся каким-то образом на кухонный навесной шкаф, приспособлением из проволоки с петлёй доставала из заключения уже второго птенца, а первый прыгал по кухне, явно недовольный произошедшим, и обвинял в этом табуретку, доказывая ей криками и всем своим видом, что она не права. Получив в слушатели брата, сброшенного со шкафа Машей, он начал объяснять ему, чем виновата табуретка, ещё громче и доходчивее. Брат с ним не соглашался, отвечая не менее задиристо. А в этот момент Палыч бережно снял маленькую, невесомую женщину с импровизируемого насеста. Она смущённо посматривала на принесенную стремянку, одергивая задравшуюся юбку. Сергей Петрович гордо смотрел на неловкого Палыча, переминающегося с ноги на ногу, как бы подтверждая, что и они с Машей чего-то стоят.
Будто опомнившись, Маша распахнула окно в майский двор и ловко и быстро выпустила галчат на волю, благо им недалеко было лететь до земли с первого этажа.
После неловкой паузы Маша сказала мужу:
- Серёжа, я же объясняла тебе, что не надо трогать шуруп. Надо приоткрыть решетку, повернув её вот этой палочкой в сторону. И птенцы сами вылетят. Первый раз что ли?.. Галчат напугал… Человека побеспокоил… Мне уже соседи звонили из-за криков… - и, подняв глаза на Палыча, промолвила: - Простите нас! Простите, пожалуйста!.. У нас так каждую весну. Нас птицы любят…
В прозрачных глазах маленькой женщины отражалось невыдуманное счастье, пришедшее к ней с весной и галками. Новыми галками и новой весной. Как доказательством продолжения жизни. Весь её вид говорил: какая я молодец! Не зря молилась! Не зря!
- А мы сейчас чай пить будем! Давайте с нами… - предложила Маша и посмотрела на мужа.
- Пал Палыч он, - подсказал муж.
- Павел Павлович, давайте чай пить?
- Давайте, - согласился Палыч, будто ему нечего было делать, как усесться на злосчастную табуретку.
Сергей Петрович как-то нехотя вызвался вернуть стремянку соседу, а, получив от хлопотавшей по кухне хозяйки молчаливое согласие, исчез надолго, зацепившись с соседом в разговоре за первородный грех, а заодно, похоже, и за рюмочку…
- Печенье сами стряпали? – спрашивал Палыч, отправляя в большой рот крошечный кусочек выпечки. – Ничего, вкусненько… Так, говорите, не дал вам Бог ребятишек, так вы за чужими всю жизнь ухаживали? Нянечкой, что ли? А?.. Частным образом? Жить негде было?.. А сами откуда?.. Что вы говорите?! Бывал, как же, в Рязани, в Касимове… Ока, разливы, все дела… Медицинское училище там заканчивали?.. А у нас в институт не поступили, обычная история… И всю жизнь по чужим семьям?.. Скажите, пожалуйста! Вот судьба так судьба!.. А с Сергеем Петровичем где познакомились?.. Где?! В Рехабе?.. Это что такое?
- Реабилитационная клиника. Семейная. От зависимостей лечат. Наркотических, алкогольных… Я к ним мальчика бывших хозяев часто привозила, у него игровая зависимость была от компьютерных игр, а Сергей там завхозом уже работал. Он из Барнаула. Сам лечился дважды от алкоголизма, все деньги на лечение отдал, да в конце концов так в Рехабе и остался. Удобно: врачи и лекарства рядом, да ещё и деньги платят. И я при нём осталась, как мальчик тот с крыши прыгнул… Меня же и обвинили хозяева, что недосмотрела, прогнали… Хорошо, не посадили… Вот и устроилась в клинике нянечкой. Так и сошлись. Я за это время уже всех родных потеряла, а от него родные отказались. Повезло, что хоть квартиру успел выкупить, на последние… А своих нет ребят, нету… А вы на пенсии? И работаете?
- Тружусь! – бодро ответил Палыч. – Вот галок по вентиляции гоняю!.. А вы, Машенька, птенчиков за окно бросили, чтобы их кошки сожрали?
Маша улыбнулась застенчиво.
- На всё воля Божья, Павел Павлович… Только мамочка этих галчат уже под окном сидела, ждала, что их брошу. И в прошлом году сидела, и в позапрошлом… Вы бы подсказали своему руководству, чтобы они сеточку над вентиляционным каналом натянули. Тогда и птенцы проваливаться с крыши перестанут, и вам никого гонять не придётся… Ещё чаю? Или печенья?..
- Хватит… - надулся Палыч. – Пойду уже…
Одевался он долго. Обувался, завязывал шнурки на две петельки, соизмерял, чтобы были ровными, чтобы случаем не наступить. Одним словом, тянул время. Маша ему сильно понравилась. Он до сих пор ощущал в руках упругость её тела, запах от волос, и эти крохотные печенья на самом деле были вкусны необыкновенно, даже теперь во рту сохранялся их аромат с послевкусием заморского фрукта. Не утерпел, спросил:
- А чем это у вас печенье пахнет?
- Ах, это… - Маша всплеснула руками. - Родиола розовая, настоящий корень, алтайский женьшень… Сергею Петровичу посылками бывшие друзья-собутыльники шлют из Барнаула. Я вам с собой дам!
Она тут же открыла шкаф в прихожей и сунула ему в руку сверток из бумаги.
- Вот. Тысяча рублей. Настаивайте на спирту. Только на ночь не пейте… Не уснёте с женой…
- Благодарю, - отозвался понятливый Палыч, отсчитал Маше деньги и попрощался, пожав её бархатную руку…
На лестничной площадке он столкнулся с нетвердо стоящим на ногах Сергеем Петровичем. Тот полез к нему целоваться и плакать:
- Грешные мы люди! Первородно и вечно! Неистребимо! Помолись за меня, дорогой мой человек! Не побрезгуй, помолись!
И вдруг отодвинул Палыча от себя на вытянутые руки. Взглянул из-под толстых очков подозрительно:
- Ты к Машке приходил?! Все вы к Машке ходите, кобели! Повадились, ироды! А ну, пошёл отсюда, вражина! Вон из моего дома! Вон, я сказал!
Он указал пальцем на выход из подъезда, и Палыч вышел. Настроение было испорчено окончательно. Ему даже показалось, что в траве под окнами бродячая кошка хрустит какими-то мелкими костями, но разглядывать, что она ест, Палыч не стал. Так и ушёл, от греха…