Ни слова о любви...
Ни слова о любви? Их надо еще найти —
слова, которые не предадут, но отдадут,
откроют эту грань, которую не перейти,
ту дань, которая одновременно,
попеременно — и потеря, и награда.
О любви — ни слова… А где же та основа,
где те слова, которые передадут
не мысль, а что? Неужто чувства? Не то, не то…
Слова — не ложь, конечно, на все сто,
но часть искусства столь древнего, что
тень его, рубеж веков переваля,
и в октябре, в конце, добавив к январю,
как кИноварь, начало февраля,
и жизни желтизны неяркой солнца на лице
печатью освятив, всю жизнь переиначила.
Неслышен труб мотив, который слишком груб
для тонкой сей материи. Означила мистерия
светил предсказанный союз, что посулил мечту
— рифмуя снова вновь и кровь, не поминая слова —
ту, что не сминая очертаний, не спрячет, не скроет
сетью нитей новых уз тех, прежних и сполна
ещё не скроенных иных, неясных указаний,
что ведь она уже должна присутствовать
как дОлжно, иначе ложно все — и мысль, и смысл,
их снесет, но длань простертая спасет
и осторожно вынесет на берег, где тем, кто верит,
даст полуразрушенный приют —
ведь нас уже не раз спасал Экклезиаст.
Насколько можно мы восстановим там уют —
часы настенные начнут считать и мерить
секунды, примы, терции, но как проверить
мелодию простую, не тратя время всуе
и не меняя жизнь на сестерции?
Начала и концы из виду не теряя,
пасует вечность, вспомня Менелая,
тогда как актуальна бесконечность.
Мы, ее гонцы, средь мошек тьмы застыв,
как в янтаре, и все забыв, летим, глаза закрыв,
кренясь и крыльев на ребре, жизнь жизнью защищая,
сквозь годы и пространства, знак постоянства
в серебре добыв, избыв и зимней стужи тьму,
и летний свет слепящий, и лопастью крыла
сквозь жизни слой кипящий ощущая кутерьму
астрала, над пропастью, где страха нет,
а есть лишь скорость и покой над вечною рекой —
дорогой, что ведет к Нему.