В голодные семидесятые
Шахтёрский посёлок мой жил,
Как равные прочие всякие,
Трудясь в напряжении жил.
А мне, шестилетке советскому,
Мир виделся чудным дворцом,
И курс был: от светлого, детского —
На юность со строгим лицом.
Войдя в магазин за грамматикой —
Мы в школу стремились всерьёз —
Увидев набор из солдатиков,
Я им восхитился до слёз:
Фигурки из красного пластика,
Атаки лихой простота,
Истории нашей фантастика,
Романтика и красота...
«Живые... И «как настоящие...» —
Я щупал дырявый карман.
Вот, цены!.. За чудо изящное —
Два двадцать!.. По тем временам...
Не смел я просить у родителей.
Отец бы не дал ничего.
Но мама, взглянув вопросительно,
Шепнула: «Влюбился в кого?»
Я вспыхнул, наверное, пламенем,
Которое ярко и днём,
И мама, прослушав с вниманием,
Вздохнув чуть, сказала: «Пойдём».
Вот счастье-то было великое!
Оно неподдельно вовек,
В мгновенье всю жизнь осветило мне,
Что понял родной человек.
Пусть много потом перемелется,
Я те не забуду весы:
Игрушки и, вроде безделица —
Иль в праздник на стол колбасы...
Защитникам правды и Родины —
По матери я Иванов —
Я им соответствовал, вроде бы —
Бойцам и героям из снов...
Страны моей вечные воины
На страже народа стоят.
И в малые цепи построены
Мои
Монументы
Солдат.