Краем поля
Краем поля, заросшего сорной травою,
Уходила старуха, Иванова мать,
Чтоб успеть до зари, досветла к богомолью,
Чтоб за душу родную еще постоять.
Сколько минуло лет – пусть другие считают,
Зарастают поля, покосилась изба.
Только слышно, как суки дворовые лают,
И сползает на разум тяжелая мгла.
Сколько раз по весне лед ломался на устье,
Сколько раз облетал старый кряжистый вяз,
Но старуха опять слезы горькие пустит,
Как в тот день, из своих, уже выцветших, глаз.
«Постою, постою, уже можно стоять-то!
Пусть душе его будет спокойно в раю!»
Тихо капает дождик июньский на платье,
Он застыл, как Иван, у небес на краю.
Село
Старуха в умирающем селе
Скребет клюкой по ветхому порогу.
Заросшая репейником дорога
Теряется в туманной полумгле.
Наличники обвисли, как усы
Супруга, что схоронен в прошлом веке.
Дать каждому гнезду – по человеку!
Дать каждому – беленой полосы!
Дать дому звон ведра и запах дыма!
Дороге дать следы копыт и шин...
Мы сами эти кладбища вершим,
Роняем в небыль быль непоправимо.
Колодец заколочен и забыт,
Зарощен травами, и в нем гнездятся птицы.
К нему навряд ли кто-то возвратится,
Хотя он недочерпан, недопит.
Старуха щурится – ей принесли кефир
И хлеб, который вряд ли пахнет хлебом.
Она одна, между крыльцом и небом.
Июньской степью дышит вечный мир.