Ты строишь мост,
Ради тех, кто строит стены…
Uht,tyobrjd
Отвали… Какого хера эти ублюдки звонят в четыре утра?… Восемь? Бляяяядь… Сама отключай… Да… Да… Нет, не хочу… Понял… Видела зажигалку?... Да брошу, брошу, кончатся и брошу (на карандаш: теперь заказывать по полпачки, чтобы «кончались»)… Не беси меня… Да, проснулся… Ладно, поем, ладно… Понял… Понял… Нет… Да, сегодня… В восемь… Трезвый… Буду… Устроим… Нет… Закрою… Все, давай…
Боже, дайте воды. И так всегда. Ты мне говоришь? Ха… Кто сказал, что я обязан быть эталоном? Даешь палату мер и неизмеримых весов!
Думаешь, мне не нужны ответы?
Антропометрические исследования интересуют лишь пыльных сержантов на призывпунктах, костюмеров и гробовщиков. Тавро, китель, ящик. Список исчерпан. Дата, отпечаток минутной стрелки, подпись. Остальное стандартно, диагноз пригодности субъекта к осуществлению жизнедеятельности в ноосфере - лишнее. Забавно, если б таблетки парацетамола лепили под диаметр пищевода. А вдруг, я один в целом мире их глотаю, а все жуют? Онтогенез гениев подчинен строгой схеме (первая ступень: всезнающие отцы, в белой горячке били их в морду, невзирая на возраст), и, с точки зрения формальной логики – уникумы являются «homo не sapiens» (сам придумаешь поумнее, ок?), поскольку строение черепа и серого вещества у них должно отличаться, не радикально, но… Ну посуди, серое вещество, взболтать, но не смешивать. Подвид homo post mortem. Назначено: опохмелиться немедленно. За это и причастимся… Ого, благословение, перестает плющить… Синусовый… Завяжу, но не сегодня… Нынче ломяк…
Чистить зубы – насиловать нервносонную подсистему, не доходит, что полтюбика я выда-вил на колено, все равно на щетку не соберешь, вот и приходится лезть в душ, ненавижу утренние процедуры.
Давай в процессе, ладно?
Начнем, как водится, с конца. Уже ни для кого не секрет, что мы, как несовершенные твари, не можем претендовать на звание идеала, и уж точно в миллиардах парсеков от увлечения анализом сущности движения духа. Поэтому – финиш. Творчество – индивидуальный оргазм. В результате – бездарное восприятие идеи, даже при условии, что оно вероятно. Извини, я не понял к чему тебе грим, если ты жив? Упадок перерождения – послать к матери все, до чего дотянешься, а то, чего нет – выдумать и тоже послать. Радостно на душе, весело на душе. Понятия социума – беспредел и страх. Бесперебойные спекуляции на тему “что могло бы случиться, было бы время, выбор, желание”. Социум и пустота. Социум есть пустота.
Я нищенствовал шесть веков. Восемь? Не помню. Вырос котенком в газовой турбине, на хрена пространства, раз я один. Не согласен? А как насчет этого:
Я благоденствовал в эпоху Великой Чумы. Родился глубоким стариком без реакций и мировоззрения. Спустить концепции в унитаз, и учиться дышать жабрами. Тело умирает, а глаза смотрят на то же дерьмо, что и прежде и холодная жуткая молодость трахает обессилевший мозг. Как насчет этого? А?
Я круто закинулся в прошлом - внутризеркальная одиссея, из поколения в поколение. До сих пор помню последнюю ночь с ней – полусгнившим трупом. Ей не нужно кончать – она крепко подсела на хмурый. Травится всем, что достанет, гасится разнообразной дрянью: сочувствием, состраданием, сос…, сос…, SOS. Перечень терминальных состояний - черный ящик затяжного прыжка, она и не помнила, как все началось, опять “начало”, мы никак не “кончаем”, мы подсели на бытие, почему бы не сдохнуть, хоть раз оттопыриться по полной, плющит от несвежих анекдотов, итак, я вырос…
Теперь я ни о чем не буду жалеть. Даже о нас с тобой холостой ход насколько затянешься просто скажи когда отпустит где гармония не успела одряхлеть manus manum… нет креста глас древнего барда…
Наконец врубился, почему мне не нравится яркий свет. Полумрак напоминает о бесконечных плацкартных вагонах; лежишь, пытаясь ухватить мысль, одновременно делая попытки устроиться так, чтобы в спину не сильно дуло, а над ухом то и дело хлопает дверь в сортир, тянет пивом, потом, блевотиной (запах кислый, как в столовке), испражнениями, а ты лежишь, глядя на яичную скорлупу, рассыпанную возле мусорного ящика, на тапочки (почти как дома), грязные ботинки (те, кто садится впотьмах), оксфорды, шерстяные носки… звон бутылок, соседи, силятся спеть вполголоса “Враги сожгли родную хату”, но не выдерживают и переходят на полную громкость, поскольку трех пузырей на четверых оказалось достаточно. Я встаю и выхожу дымить в тамбур. Так меня и забыли в тамбуре с самого рождения. Я обитатель полупустых поездов, наполовину занятых вагонов, я врастаю в верхнее боковое, между тем как люди приходят, проходят, вспоминаются, забываются и кажется, что пора позвонить одному из тех, с кем в беспамятстве менялся номерами телефонов, но когда меня будит сушняк, я понимаю, что состав уже отошел от станции и мерно плывет дальше и полка, с продавленным мной силуэтом, остынет, пока я буду раскуривать сигарету, потому что спички гаснут от дыхания, а новые зажигать становится лень, так я и стою, смотрю в пятачок окна на белое море, а на глаза навора-чиваются слезы оттого, что этого впредь не случится, и то же самое будет завтра.
Бодун – зверь особенный. Живешь по-другому. Синклит фантазий иной, отличный от обыкновенного. Первые полдня существуешь. Кондратий, дуди в горящие трубы. Смолишь, пьешь кофе. Затем наступает период тотальности. Шестерни стачиваются. Принимаются решения мирового масштаба. С тем и засыпаешь.
Хорошая пьянка – всегда возможность найти контакт с собутыльником. Потом возмож-ность повышается до фулл-контакта. Следом контакт находится с любым прохожим, с людьми, ожидающими трамвая в лютый мороз на остановке, если, конечно, они не слишком озабочены темпом твоей речи и некоторой бессвязностью высказываемых идей. Банально весело. Но вот пример диакритики: с каждым разом напиваясь я все больше и больше уверяюсь в том, как закончится вечер, что в одиннадцать буду торчать у закрытых до утра ворот депо, в безуспешных попытках застегнуться, пальцы не попадают в петли, я ушел, а мог бы остаться, просто остаться, но все чаще, там невыносимо душно от вольготного высокомерия и пышной пошлости (они припомнят вам бриоши, я гарантирую), буду долго сидеть на занесенной скамейке, курить, пойду на автобус, пригреюсь у раскочегаренной печки, засну, додремлю до конечной, контролер распиннает и я поковыляю домой, тихо, никуда не спеша, “Это я, мама”.
Нечего вопить, что это безнравственно. Отщепенцы имеют экзистенциальные принципы че-ресчур отличающиеся от общепринятых, признанных. Homo post factum, post fatum. Ценности установлены степенями цены, уплаченной за свободу. То, что ты можешь себе позволить. Прометеи штурмуют вершины с собственных катапульт, поэтому они – чужие, их изгоняют, чтоб не нарушали равновесия. Закрытая система не может развиваться динамично. Она не может развиваться вообще.
Пренатальная эволюция человека определяет его будущее; коль скоро мать пинали в живот, родишься начальником.
Жизненный цикл испещрен логическими цепочками, правилами “если…то…”. Правда обы-вателя – реальность, погруженная в спячку, хотя во сне многие продолжают летать. Эпизоды входят в фильм, когда продюсер «высочайше повелел». При условии, что его агенты не приберут раньше финансовые потоки к рукам под проценты. Как знать. Пути их неисповедимы. Всякий жертвует недостижимым во имя неизвестного. Равнозначность этих событий постигается потом, когда наступает похмелье. Глобальность, реальность – толстые голые бабы, за которыми я подглядываю из-за кустов моего alter ego.
Ничего, я сам выдумал интервьюера, нужно же в конце концов начинать. От шелухи шоу оскомина на тротуаре вблизи лупанария коллегия ляпис-лазурных клошаров с лапшой на щетине щек криво-косо побритых у бака лобзающих щавелевый самогон “Абсент, два” ломает с аллюзий слишком щекотно но нот двенадцать всего гораздо доходчивей вера распущенная на “я” и “никого больше”, щас, щас…
Ты зарастаешь струпьями метафизики. Ты понимаешь, что прочитал? Неужели так сложно? Слушай… Слушай! Ребро Адамово – вот ошибка. Кажется Тише Не шуми Да ты и не говоришь ничего Пошло оно Пошел вон Да стой Номер твой – шестьсот шестьдесят пять. Тире. Точка…
Чаю? Я вчера сон видел. Странный. Она вся в красном. И я босиком по снегу. Идем и молчим. И мне так хорошо. Как… Как… Да черт разбери… Буквы теряются. Холодок – вдруг конец, и досадно, не досмотрел. Такие яркие – совсем редкость… Сидит, отвечает, а сам не издал ни звука. Шопенгауэр. Острова. Мосты, цивилизации, пропасти. И ни до кого не достучишься, пока не сможешь просуществовать их пять минут, пока подлинно не поймешь всю возвышенность и всю грязь каждой души, надежды, самые потаенные страстишки, степень самопожертвования, любви-ненависти, пока не прочувствуешь предельную диалектику застывшей секунды, пока не станешь актером, стоящим на полпути от первого ряда к провалу ямы, пока не убьешь самодовольство, не взгромоздишь эту тяжесть и не понесешь ее гордо, радостно, как титан небо, только тогда, только тогда выльешься в мир, станешь неразрывной частью вселенной, вездесущим ангелом-клоуном. Фронтмен – тот, кто для последнего зрителя он сам, экзальтация от невозможного. Номер один и для мартовских ид и для триумфа.
Рано или поздно, ты поймешь, что происходит, а до тех пор остается тревога и ступор ожи-дания. Чего? Ну, хотя бы реализации недавнего бреда: когда я не пишу писем, я пишу песни.
Во сне, каждый диктатор верил
В сверхновые гавгамелы
Временами это круче, чем поэзия – сплавились маски сценическая с циничной уличной, а развести население на осознание пребывания в стойле крайне сложно, так что, если выбрал, то давай, вкалывай, с перепоя ты или с поминок (принципиально, одно и то же).
Пошли им всем по автографу, пусть дрочат на них по сортирам и ванным. Как достали. Стоп, предыдущие два слова с серьезной физиономией. Я пишу сценарии в потемках, а утром их читают стихами. Ирония бытия. Жаль, фильмы эти я вижу лишь изнутри. Объемность воображе-ния утомляет. История – то, что происходит не с тобой, с другими.
У них совершенно идиотская привычка приходить не вовремя. Так и шарахались: он и это его выражение.
Не буду заводить кошку; хочу, чтобы мышцы лица аккуратно высохли, стать похожим на Озимандию. Когда отворят калитку в гробницу, там будет стоять запах жимолости, непременно жимолости, ну, на край, вербены.
Толстая кишка лестничных пролетов проиграла нам гамму соль бемоль от фа-диез до доходяги пса, которого бьют все кому не лень, как только он слямзит противогаз и долбится чистым воздухом, избавленным от кошачьих испражнений, запаха мокрых бычков, голосов выпивающих у перил слюнявых педиков в “кислоте”, моих шагов, поворотов ключа и прочей херни.
Взрывай, взрывай, пока не вызвали мусоров. День медленно-медленно вырос до размера ирисов. Пик тишины, ты в гостях у галактики: на, бери, трахай. Я вышел в домашних тапочках. Отклонения, аллюзии. Снег = замерзшая вода, ходить, Христос, хронология, хиромантия, реинкарнация, метемпсихоз, хромосомный набор, единосущность, шизофазия, больница, стоянка, малая клоака, поворот налево, ларек, сигареты, платформа. Стоять! Погнали подлечимся!
Из двух рюмочных нас вышибла охрана - слишком экстравагантны, в третьей стакан про-лился бальзамом прямо в больную печень, она у меня твердая, как камень, дым из трубы валит не переставая, умный народ пошел - я стану центнером с гектара и мою бывшую плоть щедро облепят спредом и джемом и скормят недоумку, который никогда не станет читать Джойса, и даже не узнает, кто это такой. Так, один из вариантов.
…из разговора за стойкой:
Философия — это способ бросить вызов промедлению. Философ - человек, выражающий то, о чем все пока только смутно догадываются, пытаются сформулировать. Апогей концентра-ции умственной деятельности, который становится возможным при систематическом приведении мыслей в порядок. Еще по одной?
В следующую мгновение после того, как я спросил его о Фихте, гаденыш чуть не сломал мне нос.
Эпатаж, как претензия на то, чтобы быть услышанным, выродился полностью. Акт мастурбации в переполненном автобусе вкупе с прочтением собственных сочинений. Декламация под аккомпанемент оргазма. Уж не хочешь ли ты сказать, что здесь можно поставить знак равенства? Принадлежать постмодерну в нарушении причинно-следственных связей. Зрители занимают места, стартует продажа билетов. Я бы не купил. А из принципа. И вовсе не потому, что я не решил, стоит ли смотреть ту или иную пьесу, ответ очевиден, но в кои-то веке наколоть бред устава — это первейшее побуждение, когда сажают в клетку. Эпатаж как блевотина на заскоруз-лой харе окаменевшего социума - допустим, но далеко не всегда. Общество черствеет ежеминутно, завтра его не поколебать и этим. Эпатаж как самоутверждение - скорее самозащита, клапан давления извне, выживание капли воды под каблуком атмосферы. Выживание. Дарвин-ОГПУ. Вырезай выродков. Локомотив прогресса - старый добрый инстинкт. Тот, что века кислоты не вытравят, в соответствии с которым младенец-гений и младенец-олигофрен кричат, начиная дышать. Эпатаж - как выживание.
Окружающие не говорят. Только кажется, что они формулируют некие тезисы. Теории рождаются раньше, и ты вкладываешь их в уста произносящему. Искусство быть внутри мира. Мир вне, данный с появления на свет, служит объектом познания, причем исключительно в тех символах, которыми мы награждены генетически. Последнее дополняется трактовками zeitgeist отдельных авторов (успеваем “пробежать” не стремясь, не имея возможности вникнуть). Скорость передачи информации возрастает. Твиттерпанцершоколад. Едва (слон G6) успевает возникнуть идея - получаешь Нобелевскую премию. Ощущаемый космос - твоя собственность, империя Ничто.
Живому крайне трудно быть посторонним, однако многие ли живут по-настоящему?
Я не хочу ломать крыльев, поэтому мне проще уйти, чем остаться.
Куда теперь, Черный мой человек? Разумеется, ты пойдешь за мной всюду, поделишь лю-бую помойку, призрачный граф, мой грех, моя фантазия. Безудержный, безуспешный любовник, что может быть более жалким? Но нет, ты не просишь жалости - ты жаждешь покоя и каждую осень я жду тебя, чтобы напиться твоего молчаливого одобрения.
Каждую осень я мечтаю влюбиться навечно.
Улей эритроцитов в надпочечниках. Боль концентрации. Сияние. Бей или беги.
Случившееся требует, чтобы его придумали. Описали в координатах утраты, иначе оно бу-дет принадлежать только миру идей. Иногда хочется воплощения. И старея, хочется все чаще и чаще. Зрелость продукта совпадает с наступлением импотенции. “А дальше, как заведено”. Я скоро вернусь.
Для излишества невероятно стать нормой, именно потому, что оно вне. Опять диалектика. Постоянное пресыщение - субъективная норма. “Дорога излишеств ведет в храм мудрости”. Понимаешь, излишеств. Долбить все подряд – почти вписаться в лимит. Здесь нужен масштаб Пол Пота. Я никогда не напишу “Улисса”. Узость мыслительных рамок - измельчание - трагедия грандиозного. Коммунизм умственного труда – пропасть заборных виршей.
Прикосновение к вечным звукам, чистые руки, ясные глаза, разум - губка, способная впитать замысел целиком, удержать, раскрыть, воплотить…
Не заинтересован. Не приемлю. Фильтрую. Цены на экологию подскочили. Комплекс. Комплекс рычагов. Налог на дыхание. Петь запрещается! Жить интереснее, когда в черепе гуляет ветер. Наиболее весомая часть - опыт полетов вниз головой. Если я разбиваюсь серьезно, приходится тратить часы на то, чтобы собрать себя воедино. Расстрельные квоты. Психопатия процедуры. Операция происходит прагматично, точно, сухо, стерильно. Наконец-то история научила хоть чему-то. Умение убивать. Искусство. Брезгливость к ремесленникам от войны. Изящество скальпеля, под острием расползается кожа на губы и сердце - немой язык, вырывается, когда вырезают тупой ложкой. Шизофрения ночного города. Плоско и банально. Мы в большинстве больны, потому и банальны. Выдворили психушку за стены лечебниц. Рвотные позывы в ответ на истерию известий, как только некий доктор ввинчивает привязанности в не предназначенные к перегрузкам головы.
Господь - пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться мастурбирующие предвечерья на каждой странице тайная вечеря в пустом ангаре с хрена ли присяжных двенадцать а не тринадцать один из них - подсудимый а кто-нибудь пытался понять почему - все оправдали деньгами совесть бессеребренников - лицемерие - голодный не может быть свят, ибо святой не может быть мертв пора отринуть постулат умерщвления плоти.
Я не люблю, когда мой мозг умирает. Беспорядочность воспринимаемых образов, смыслов, вербальных посланий, вибраций, импульсов - основа творения, как ребенок, строящий домик вопреки физическим правилам и вечно удивляющийся как это он не падает, или уникальная ветка железнодорожного узла, по которой ты единственный спешишь к… Осознание постмодернист-ских изданий как субъекция читающего приводит к переосмыслению античных символов, back to the future, искаженный континуум, неопределенное настоящее, а друг сопьется, не должен сидеть на поминках раньше, чем нажираться на свадьбе. Но что я могу? Сила - маска немощи. Такие дела, я слаб и изначально, и впредь. Мы получаем по нашим желаниям. Sacrum. Господь, пастырь мой…
По злачным пажитям… Три, один. Конверсия. Стерильность. Отрицаю авторитет, абсолют, все анти-, что душит во мне благородство, интеллигентность. На хер ваше спонсорство, я хочу жить. Дохлый номер. Нас все равно покупают на каждом шагу. Четыре, два, выкупают. Кадр: муниципальные мусора. Информационная разобщенность — вот что служило двигателем науки. Остановка: Internet. Структура. Матрица. Объем в изометрии. Углы. Координаты. Хочешь стать точкой? Точкой отсчета? Точкой входа? Выхода? Стоп. Остановка. Камера - снято. Не надевай мои джинсы. Не трогай мой кофе. Не лапай мое отражение. На хер. Валим курить.
Спорынья - слуховые галлюцинации - невроз. Ежесекундное извлечение звука - последнее прощание с очередной историей, минутой, мгновением этой жизни. Сие преступает законы.
Соль-бемоль. Ля-минор - до-мажор.
Кармический ветер
Керамический день
Гости и продажность убивших во мне веру качеством, эффективно забрит подбородок. Полусфера, косвенно относящаяся к оценке IQ, как крышка табакерки. Натуральный характер абсцесса подтверждается ранним стремлением к квадратичному знанию - периметр койки обложен условным обслуживанием внутричерепного давления. Платные услуги - практика для экспорта в логическом моделировании. Аналогии - клонирование. Качество - количество. Я уничтожил в себе человека. Я не стал бесконечным. Я не могу быть зависимым, но не хочу быть ненужным. Степень развития - чья-нибудь воля, толкнувшая нас на край. Я сжег все мосты. Я свободен от извинений, сожалений, прочей ***ни. Я - поток осознанного, но никто, слышишь, никто не признается в том, что я - невидимка. Преинсталляция мыслей. Унификация мозга. Подарок для нейрохирургов и стандарт приложения агрессии. Выделение комплексом странной жидкости обращающей сахар в соль. Сладкая горечь. Я работаю иллюзией. Я - заполнитель лакун. Я - концепция вселенной. Регулятор закономерности догматов формальной логики. Следует ли верить в единство, если a priori целое крошится на “мое” и ”чужое”. Пробуй, пробуй, Фома. И это - вера? Вера умерла и нам остался куцый опыт в сочетании с общим стенанием о неизбежности упадка. Колосс пошел трещинами и скоро уже погребет нас со всеми мелочами. Земля отныне безвидна. Принципы. Ответить: Не знаю. Гости.
Основы выражения интереса к условиям допущения плана, являющегося политикой господства идеи. Нет ничего статичного. В центре экономии интереса - определения ограниченного круга направлений представления беспомощности. Постыло. Ох, как постыло. Ощутить себя Христом, несущим бремя проблем всех, кто меня окружает и становиться сильнее. Устать. Просто обязан устать. Ты не виновен в испытаниях, выпадающих на долю других. Что же в твоих глазах заставляет их приходить и делиться. Как долго ты выдержишь? Это была веселая игра? Не хочешь исчезнуть? Продолжим? Fade out…
Четыре этапа отхода с позиций:
1. Состояться никем, ничем.
2. Смириться с ненужностью.
3. Воздвигнуть храм эгоцентризма.
4. Убить в себе теплое, стать мертвым.
Быть никем, значит гибнуть каждый день в муках, но с рассветом рождаться, чтобы с высоты дыбы следить за палачами, что улыбаясь подходят и предлагают распять, обезглавить, обесчеловечить. Там, где смерть ощутит пустоту, наступит эпоха вечного мрака. Она не придет, а я так устал, я так устал, устал… Боже, храни смерть для лучших слуг своих. Сверши умирание без муки.
Индикатор включился, до взлета три минуты. Так вернее. Локомотив идет по пути преодоления притяжения без опоздания. Я превращаюсь в Бейт аль-Джауза. Я вижу черные дыры, холодный свет, черные дыры… Госзаказ поставки смертных и уровни отдельных производств с сумеречным горизонтом покоя с субъектами рынка услуг и вертикальных порядков. При оглашении списка, женщины бросаются в пропасть. Добровольные жертвы. Стать птицей. Нет случайных связей. Дождь…
Фундаментальной причиной кризиса мысли является снижение способности формулировать тезисы глобально, панорамно, с охватом даже самых мельчайших подробностей, не теряя главной нити. Дороги алкоголя, никотина, прочих наркотиков порой слишком сложны и запутаны. Эйфория новизны, очевидно, сменилась безразличием к собственно идее принятия подобных средств, открытию метода алогичного познания взаимосвязанных процессов, связей. Поверхностный кайф от факта употребления отдаляет, уничтожает цель движения. Дефиниция революции по Че Геваре…
Я опять заблудился в хаосе Зазеркалья.
Мне не дано предсказать следующий вдох, начиная извлекать звуки; иконостас лиц будет последним видением поглотившего меня покоя. Решения, ходы являются сами собой. Как искра зажигания. Расслабься. Если это есть - оно твое. Если нет - готовь экспромты заранее - твой памятник жалок.
Она сказала, будто я похож на «вот того, из Doors». Похуй. Пять минут тишины. Не надо хлопать меня по плечу. Всего лишь работа. Так что же вы гладите мое честолюбие. Садись, покурим молча.
Они приходят и уходят. Странное холодное чувство. Мы меняемся памятью. Я перегораю, когда становлюсь каждым из них хоть на секунду подпеваю себе тихо слушаю себя пью пиво вселенная душит я распадаюсь на молекулы но чувствуя боль от порезов вновь возвращаюсь в конечном итоге я дойду до конца души взлетают и зажигаются звездами.
Это не худший наш след в жизнях вернувшихся в дом и на кухнях целующих пепел любимых я не забываюсь неважно завязал я или затаился до экстаза мой билет еще действителен ну что же ты молчишь древний схоласт смеялся Христос или нет был ли распят или его заурядно столкнули в вонючую помойку геенны - отвратительной выгребной ямы уксус только сначала горек а дорастет до почек уже по барабану брабантское кружево легких - хлам хлопья осядут на стенках маски и краски теряют смысл.
Неужели все было так просто? Мы любили и нам оставалось лишь встретиться. Мы идем бросая слова и песни, вверяем полкам шкафов письма, которые все же горят, несмотря ни на что. Мы останемся живыми на фото, которые будут рассматривать дети наших друзей, когда умрет дерево посаженное нами, когда обветшает дом, где были написаны наши лучшие ночи и дни. Все было так просто. Для тех, кто стоит в партере, мы - призраки, смотрящие на свет широко открытыми глазами, дающие время подумать перед тем, как сделать следующий шаг.
Я… Не нужно говорить ничего. Ты знаешь все и так. Ты знаешь, ты видела звездопад. Я тоже был там…
Нет, спасибо… Да, да, ложусь, чай только допью. Отключи телефон… Спокойной ночи… Да, устал… Все нормально… Вполне… Смотри, улыбаюсь… Нет, не слезы, дым в глаза попал… Да, дописал почти… Все равно не напечатают… Неважно… Спокойной ночи.
Я собираюсь выспаться. Кто меня завтра разбудит - получит в морду. Но если в семь, то, конечно, спасибо.