Стебель небесной соломки
вложен в пергамент двора -
луч осторожный и ломкий,
бьётся в луче мошкара.
Словно гербарий, неслышно,
высушено доживём,
не сокрушаясь, раз вышло
нам оказаться вдвоём,
в сетчатых окнах больницы
гаснуть усталым лицом
и шелестяще стелиться
в ноги седым чабрецом.
Сколько глядеть доведётся
в тёмные окна тайком?
Сколько ещё остаётся
грусти в остатке сухом?
Снова под утро не спится,
и, виноват без вины,
слушает, как за ключицей
мошка ночная звенит,
мой, не готовый проститься,
дальней палаты жилец,
словно прижатый страницей,
колющий пальцы чабрец.