Из аварской поэзии:
РАСУЛ ГАМЗАТОВ
ПАТИМАТ
(поэма)
«Тот, кто думает, что женитьба
И рождение ребенка – это счастье,
Не знает, что радость всей жизни
Может быть убита за один миг».
Слова отца
I.
Как мне забыть?.. Июнь… Двадцать шестое…
Число, уже навечно роковое?..
И в новом веке горький тот закат,
Когда ушла из жизни Патимат?
В Махачкале, в стенах родного дома,
Как облако над морем, невесома,
Она была спокойна и светла,
Хотя над ней уже сгустилась мгла.
Прощаясь, мне в глаза она смотрела,
Как будто что-то главное хотела
Она поведать прежде, чем уйти,
Оставив боль сердечную в груди.
И я глядел на облик её милый,
Поверить в расставание не в силах…
Ах, Ева, из-за одного плода
Ты наказала мир весь навсегда.
Полвека было нашему союзу
С тобой, моя единственная муза,
Что Прометея дар – любви огонь –
Вложила мне и в сердце, и в ладонь.
Погасло вдруг божественное пламя,
Что трепетало годы между нами…
Вниз покатилось жизни колесо,
И явью стал мой самый страшный сон.
Всевышнего все ГЭС погасли разом,
Швыряя в темноту мой светлый разум,
Как будто ангел смерти Азраил
И над моей судьбою протрубил.
И я застрял меж небом и землёю,
И выхода не вижу пред собою,
Как будто вниз упавшая скала
Меня в ущелье узком заперла.
Я как пандур теперь с одной струною,
Железною уже, не золотою…
Ведь золотою ты была одна,
Но звонкая оборвалась струна.
Друзья мои, ушедшие так рано,
Из звёздного пошлите океана
Мне весточку о той, что далеко
Теперь одна, как в песне Сулико.
Душа осиротевшая рыдает,
И в чёрное все строчки облачает
Предательски дрожащая рука,
Не дописав последнего стиха.
Как тот дурак из рваного хурджина
Посеял яблок чуть не половину,
Так дни и ночи тщетно я терял,
Неужто, Патимат, всё было зря?
И торбы дней моих отяжелели,
Которые тащу я еле-еле
Сквозь жизненную вьюгу и туман…
Бьёт в колокол набатный Цадастан.
Из чугуна он лит, а не из стали,
Без Патимат и дни чугунны стали…
В чём жизни смысл, коль рядом её нет?
Никто на это не ответит мне.
Когда планета сделалась базаром,
Всё от азарта распродав задаром,
Ей ни к чему, ни солнце, ни луна…
О, где же ты – последняя цена?!
Гляжу на поколение иное
С какою-то щемящею тоскою…
Заблудшим им, что нынче я скажу –
Всем тем, кто иней променял на ржу?
Гляжу на наши годы молодые,
Как будто бы на вёрсты столбовые –
Там было всё – и споры, и любовь,
И горизонт вдали, и вечный бой!
А нынче ничего там не маячит,
И песнь моя терзается и плачет,
Как будто бы она в последний раз
Вершит свой обязательный намаз.
Попутчики мои – болезнь и старость,
Вам время нехорошее досталось…
И неизвестность, чёрная, как тьма,
Способна всех из нас свести с ума.
Сегодня у меня два гостя странных:
Один стоит у входа постоянно,
Другой стоит у выхода всегда –
Болезнь и старость – больше, чем беда.
Что делать мне с незваными гостями,
Пришедшими с плохими новостями?..
Отнявшими тебя, любовь моя?..
На их вопросы не отвечу я.
И ни к чему мне мудрость моя боле,
Когда душа так корчится от боли,
А в слабой плоти нет уже огня,
Питавшего энергией меня.
Где адрес моей юности забытый?..
Там был и дружбы, и любви избыток!
И всех была дороже на земле
Та, что сегодня канула во мгле.
О, Патимат, законною женою
Вошла ты в дом мой давнею весною…
Так почему же, мне не дав развод,
Покинула меня ты в чёрный год?
Отца похоронил я, мать и братьев,
Наветы пережил я и проклятья…
Но даже в бурю устоял мой дом,
Когда хозяйкою была ты в нём.
Я потерял друзей своих немало
На жизненных суровых перевалах…
Но только без тебя осиротел
И выпил залпом горький свой удел.
Глаза закрыла и уста сомкнула,
Что окликали по сто раз Расула…
Мы разве договаривались так?..
И смерть твоя – мой самый худший враг!
Куда же ты уходишь торопливо?
Ещё вчера я был такой счастливый,
А нынче здесь, у смертного одра,
Сгустился надо мною вечный мрак.
Очаг погас… Нет искры в нём единой,
Чтобы раздуть, хотя б наполовину…
И у меня дорога впредь одна –
На кладбище твоё ведёт она.
Но сердце согласиться с тем не хочет,
Огонь любви вулканом в нём клокочет.
И Нагасаки яростный набат
Ещё потухший будоражит взгляд.
И я бегу за уходящим веком,
Как будто бы за Ноевым ковчегом.
Но как взойти на горний Арарат,
Где твой ковчег причалил, Патимат?
Отец считал, и был, наверно, прав он,
Что все болезни исцеляют травы…
Но почему же ты тогда, Тибет,
Не отыскал спасительный букет?
Целебная вода где, Далайлама,
Чтобы отсрочить жизни моей драму?..
Где бубен твой врачующий, шаман,
Чтоб погрузить меня в самообман?
И где же вы кремлёвские таблетки,
Случайные, как русские рулетки?..
И чистые паркеты ЦКБ?..
И чёткие анкеты КГБ?
Ах, где вы, Пироговы, Авиценны?..
Зачем до срока вы сошли со сцены?
Консилиум бы, может, ваш сейчас
Мою любовь от верной смерти спас!
Все холтеры, все капельницы мира
Не возвратят мне моего кумира –
Возлюбленную женщину мою,
Застывшую у бездны на краю.
Все доктора, все белые халаты,
В могущество чьё верил я когда-то,
Как ангелы, тебя не воскресят
И не вернут для жизни, Патимат!
И иглы всех кудесников китайских
Не отдалят тебя от кущей райских…
Хоть боль твоя ужаснее, чем ад, –
Моя ещё страшнее, Патимат!
Твоё лицо, что было так прекрасно,
Боль исказила мукою ужасной…
О, как бы поменяться был я рад
С тобою этой болью, Патимат!
Но тайного врага в слепом припадке
Не победила ты в неравной схватке…
И замерла твоя рука в моей –
Всё холодней она, всё холодней.
II.
Треснул неба сосуд голубой
И на тыщи осколков разбился…
Патимат, я прощаюсь с тобой
Так, как если бы с жизнью простился!
Колют острые иглы дождя,
Саван ткут их суровые нити…
Патимат, ты лежишь, как дитя,
Словно хочешь сказать нам: – Простите!
Этой смертью внезапною ты
Нас, как бурею море, накрыла…
В нём мои утонули мечты –
Их, как розы, кладу на могилу.
И надежды моей постамент
Придавил надмогильный твой камень,
Как последний уже аргумент,
Что Всевышний лишь властен над нами.
Листья с веток печально летят,
То на снег, то на первую травку…
Но года, если и захотят,
Никогда не облегчат утрату.
Вот упали два жёлтых листа,
Как погоны, легли мне на плечи…
Может быть, этот знак неспроста
Ниспослала седая мне вечность.
Я читаю её письмена,
Зашифрованные в этих листьях –
Может, в них наши есть имена,
Адреса, может, есть наших близких?
По лицу снова слёзы бегут,
Или это дождинки слепые?..
Патимат, твой последний приют
Облюбуют цветы полевые.
И хмельные весной соловьи
Выводить станут ночью рулады,
О моей к тебе вечной любви
Будут птичьи слагать серенады.
Этих слёз я уже не боюсь,
Они больше уже не просохнут,
В моём доме поселится грусть
И зашторит открытые окна.
Станут люди ко мне приходить,
Соболезнуя страшному горю,
Но его никогда не избыть –
Я – как «Курск», погрузившийся в море.
Не поднять меня больше наверх
И не вытащить из саркофага…
На исходе мой жизненный век,
Без любви будет пуст он, как фляга.
Черепахою время ползёт,
День июньский, как боль, бесконечен…
Я отдал бы, наверное, всё
За один только миг нашей встречи.
Но не видно тебя впереди,
Юркой ящеркой образ твой скрылся.
И его мне уже не найти
В тех местах, где в тебя я влюбился.
Мои вёсны пропали в лесах,
Журавли мои не прилетели…
Снова слёзы застыли в глазах,
На ресницы, как голуби, сели.
Наше счастье уже не вернуть
На веранде прибитой подкове,
Между жизнью и смертью мой путь
Пролегает теперь в каждом слове.
И подушка от капель влажна,
И печаль моя нищенкой стала –
Вечно ждёт подаянья она,
Улыбаясь сквозь слёзы устало.
Так и я улыбаюсь сквозь плач
И сквозь смех неожиданно плачу…
Сам себе – прокурор и палач,
И судья неподкупный тем паче.
Для меня не наступит рассвет,
Не обрадует красками лето…
В целом мире несчастнее нет
Потерявшего музу поэта.
Перепутал я ночи и дни,
Твой портрет на стене охраняя…
Ты за это меня не вини,
О, княгиня моя дорогая.
Пусть горит ещё этот закат,
На одно лишь мгновенье продлится…
Я гляжу на свою Патимат,
Драгоценную нашу царицу.
Вижу девочкой шустрой её,
Той, с которой знаком был я с детства.
Полстолетья глядел на неё,
Но не смог до конца наглядеться!
Пусть склонится кипящий Кавказ
Пред её красотою пречистой!
Дагестан мой, в который уж раз,
Восхитится пусть взором лучистым!
И Россия, и весь этот мир
Пред моею возлюбленной музой
Пусть застынут в поклоне на миг –
Нет для сердца надёжней союза!
III.
Земле по священным канонам Корана,
Предать надо скоро покойного прах.
И как бы была не свежа эта рана –
Так было от века и будет в горах.
Уже заалело Каспийское море
И тьма отступила в расщелины гор.
Не стал я с законами нашими спорить,
Хоть этим порою грешил с давних пор.
Но всё же отсрочить хотел, хоть немного,
Прощания я неизбежного час…
И милости этой просил я у Бога,
Когда возвестили рассветный намаз.
Ещё ведь не все из Цада возвратились,
Дорога размыта дождём в Левашах…
С наивностью детской на вышнюю милость
Надеялась снова поэта душа.
Ещё из Москвы не вернулась Мадина,
Из Штатов пока не вернулась Шахри* …
И нет ещё нашей родни половины,
Что нас за поспешность потом укорит.
Не все самолёты ещё прилетели,
Пристали к перронам не все поезда…
Пускай её сон, как дитя в колыбели,
Ещё осторожно качает звезда.
Хочу отложить я, хотя б на мгновенье,
Прощание с музой бесценной моей…
Она, как последнее стихотворенье,
Стоит нерешительно возле дверей.
Всевышний, тебя умоляю о малом –
До первых лучей с ней остаться вдвоём…
Когда-то не дал ты проститься мне с мамой,
И я до сих пор сожалею о том.
Дай спеть для неё колыбельную песню
Про то, как июньская ночь коротка…
И в памяти пусть из забвенья воскреснет
Пунцовый цветок, что уносит река.
Любимая, спи!.. Не копайте могилу!..
Ещё подождите, хотя бы часок…
Хочу рассказать я про то своей милой,
Как издалека розовеет восток.
Любимая спи!.. Не звените лопаты!..
Спугнёте вы сон с её чёрных ресниц…
В стихах сотни раз я воспел их когда-то,
Оставил закладками между страниц.
Всевышний, я знаю, ты милостив очень,
Для каждого время хранишь про запас…
И лишь об одном я прошу тебя, Отче,
Пошли напоследок ты третий мне час.
Я всё расскажу ей, во всём ей покаюсь…
А после своих призову дочерей
И, крепко Аминку с Тавус** обнимая,
Навек попрощаюсь с любимой моей.
IV.
Неужто на землю обрушился град?..
Два слова всего: «Умерла Патимат».
И молнией этой я насмерть сражён,
Как острым кинжалом, разрезан мой сон.
Слова эти невыносимы, как ад,
Клеймом Бухенвальда на сердце горят…
Не вытравить их ни ветрам, ни годам,
Вросли они в плоть, словно огненный шрам.
Два слова ужасных, что день изо дня
В руины, как дом, превращают меня.
Безудержно, как Хиросимы набат,
Стократно звенят: «Умерла Патимат».
Коротких два слова – и свету не рад…
Как выстрел гремят: «Умерла Патимат».
Шептала она: «О Аллах! О Аллах!»
А имя моё прошептать не смогла…
Но мне завещала потомков беречь,
Как будто бы ношу вдруг сбросила с плеч,
И с именем Божьим заснула навек,
Молитвенный взор устремляя свой вверх.
Любимая, спи!.. Я тебя не спугну
И рядом с тобою однажды усну.
И будет лишь ветра тревожить нас гул:
«Здесь рядом лежат Патимат и Расул».
*Мадина и Шахри - старшие внучки поэта.
**Амина и Тавус - младшие внучки поэта.
2001 г.
Перевод с аварского Марины Ахмедовой-Колюбакиной