ШУТ ИЛИ ПЕСНЯ О НЕОБРЕТЁННОЙ НЕЖНОСТИ И ЛЮБВИ
И выйдет шут, и всем-то любо-мило.
Шут на арене только покажись,
Проклятьем смеха жизнь клеймила,
Травила смехом клоунская жизнь.
Нет ни лица, ни имени! Да кто он?
Да просто шут из цирка Шапито.
Он четвертован цирком - бедный клоун.
Обрубок! Маска! Больше и никто!
А мы и рады.
Смеши народ, и смеха жди – награды.
Хоть чей бы взгляд и ласков был, и нежен.
А на манеже – номер мировой:
Свет пятачком блуждает на манеже.
И кто-то вниз; да в бездну – головой.
Но выйдет шут и свет не зря притушен.
И хохот кляпом вбит в пустые рты.
Чтоб не штормило наши с вами души
От жутковато-шаткой высоты.
Где в серебристом,
Нагом пятне мелькать эквилибристам.
Он выйдет, шут; лицо в нелепой краске.
А глаз – вокруг; давай, смеши! – велят.
И вдруг исполненный и ласки,
И нежности! – желанный взгляд.
Любимой облик вымечтан и хрупок.
Замкнётся вдруг арены гиблый круг.
Что цирка ей трагический обрубок?
На что ей шут, на миг представшей вдруг?!
На миг и рядом!
Была и нет – улыбкою и взглядом.
Смех снова грянет, громом не смолкая.
Для всех он – клоун, всем потеха всласть.
Так въелась краска, маска шутовская
С лицом навеки вечные слилась.
Но всё равно судьба шута сложилась.
Пусть жизнь прошла – мечты почти сбылись.
А что артиста публика лишилась,
Да что к чему? – попробуй разберись.
Но слух – мгновенно:
Бокал разбит и – хрясть! – о стёкла веной.
Гремела медь…О жизни врали бренной…
Хмельной трубы летел бравурный вой.
Гремел, гремел, как прежде над ареной,
Лишь так умел оркестрик цирковой.
И ей ли знать, что веной о стекло он?
Чей взгляд был нежен – ей ли нужен он?
Но обретёт своё бессмертье клоун
В невольном смехе шедших с похорон.
Да смеха ль ради,
Начнёт звучать о нежном песня взгляде?!