У чайки хохотуньи в кадре долог
истошный смех. Одну её снимает
отстав от звёзд фотограф-орнитолог.
А я за ней, за мною занимают
ячейки волн ахейские фрегаты,
на них кариатидой Сулико
на олимпийки облик златорунный
меняет свой просоленный хитон,
ну вылитая в плёнке леди-факел,
бессмертна, как Коламбия и Ко.
Рябь или женщина в пене, с
нежно-землистым лицом,
в латных бахилах берсерка,
санитарочка или старпом.
Хоть черноморский сероводород
проел в адриатическом окладе
её оливок к небу тайный ход,
но ферзь из пешки,
из варягов в греки,
а в Крым через столетья из Итаки.
В изгиб пролива словно в локоток
ладья заходит, к призрачной Элладе
летят гребцы, и порт готов к атаке
из увертюр полуночных сверчков.
В кильватере семь обожжённых нот
колонией горгоньих корнеротов,
чьи щупальца — аллегро из щипцов.
Из банки выпущен прощальный светлячок.
На фоне космоса и птичка улетает,
семейство обнажая несвятое:
край Гюльчитай подола, хвостик стаи.
Не буква Х, а вид на задний привод.
Зияет в бездне берег Киммерии,
лаская слух, скребя седым надкрыльем,
самцы Орфею дали бы урок, —
то Песнь Песней для кладок новобрачных,
не сосчитать яиц тех за сезон...
До середины список прочитать бы
их неизвестных, будущих имён!
Корявых лап стремительная хватка,
Скалистый мыс, сиреневый чулок.
Задержан Одиссей по-итальянски
морским узлом. Счастливый эпилог
для тех, кто ищет кайфа без расплаты.
Чего сидим? Пиши мартиролог,
внося в него спасительные даты
невстреченных акынов между строк.
Твит стал длиннее, а импровизатор
снял маску, полинял, и был таков,
как будто все мы в чём-то космонавты,
как будто на земле нам мало дров.
Что надо бы на Марсе перепрятать?
К поэзии последнюю любовь.
А я фотографу читаю
Сельвинского.
Пусть море окаянное
сверкнув в глазах, расплещется в графине,
точнее в малой тарханкутской чаше.
Ныряют губы — влажные дельфины
у кромки скал: не вашим и не нашим,
оставь нетронутым язык посередине,
за ними следует и нос многоэтажный
из пальцев рук, опутанных пучиной, —
то в оркестровой яме тролль на дне
мне улыбается в светящемся планктоне,
а я над ним, а над конём Олег
как вещий собирается поныне...